– Не знаю, – Пальцы Кази судорожно сжали веер. – Пожалуйста, Алексей, не давите на меня, не торопите. – Ее слабая плоть желала иного, но Казя продолжала упорно качать головой. На ее глаза навернулись слезы, она и сама не могла бы сказать почему.

– Ну что ж, – Алексей вернулся к прежнему легкому беззаботному тону, – Мы, Орловы, помимо перечисленных достоинств обладаем еще одним бесценным качеством – безграничным терпением.

Дуэль в тени разрушенного собора еще не закончилась. Апраксин был вне себя от ярости. Как он ни старался, ему не удавалось обмануть бдительность противника. Все его искусные маневры и длинные выпады неизменно пресекались сверкающим клинком де Бонвиля. А он чувствовал, что силы его на исходе. Сделав в очередной раз отчаянный рывок, он заставил француза отступить перед ним.

Вытоптанный их ногами снег превратился к этому времени в каток. Поскользнувшись, де Бонвиль упал чуть ли не на колени, но все же успел выпрямиться до того, как кончик шпаги Апраксина коснулся его тела.

– Пора кончать! – закричал князь Куракин. – Они уже не держатся на ногах! Месье д'Эон, прошу вас! – И он с поднятой рукой шагнул вперед.

В этот момент Апраксин сделал необычайно глубокий даже для него выпад, всем телом подавшись вперед, француз взмахнул своей шпагой вверх, желая отразить удар, но Апраксин поскользнулся, потерял равновесие, сделал несколько судорожных телодвижений в тщетной попытке удержаться на ногах и с размаху накололся на острие шпаги француза, которое вошло в его тело около подмышки, скребнуло по кости и пронзило его насквозь.

Какую-то долю секунды Апраксин стоял совершенно неподвижно, затем его тело стало оседать, вырвав эфес шпаги из рук де Бонвиля, достигнув земли, какое-то время раскачивалось взад и вперед в сидячем положении, словно он был лишь ранен, но затем глаза его закатились, изо рта вместе с уходящей жизнью изверглась розовая жидкость, и он медленно завалился на спину. Одну-две секунды ноги его сильно бились о снег, спина выгнулась дугой, по телу прошла последняя судорога, и он скончался.

Князь Куракин и д'Эон опустились на колени около содрогающегося тела. Солдаты с факелами подошли ближе, пяля глаза на труп, распростертый на земле, и медленно растекающуюся по снегу кровь, почти сразу же замерзающую. Одна нога Апраксина еще слабо подрагивала.

Д'Эон поднялся на ноги, бледный как полотно, но голос его был совершенно спокоен, когда он произнес:

– Он мертв.

– О Боже, Боже мой! – Куракин с большим трудом вытащил шпагу из тела Апраксина и отшвырнул в сторону.

Де Бонвиль тупо смотрел перед собой, не понимая, как это все произошло.

– Я не хотел его убивать, – дважды повторил он сквозь стучащие зубы. Выступивший на его лице пот превратился в ледяную маску.

– Оденьтесь! – тоном, не терпящим возражений, приказал д'Эон. – Или вы желаете, чтобы у нас стало одним трупом больше? Что сделано, то сделано, назад не воротишь.

Он помог Бонвилю влезть в кафтан и шубу и повернулся к Куракину.

– Велите солдатам принести одеяло и накрыть труп. А мы пойдем в караулку и решим, что делать в этой кошмарной ситуации, – Д'Эон говорил резко и жестко. «Можно подумать, что этот странный маленький француз с женственной внешностью ничуть не расстроен, – подумал Куракин. – Но, Бог мой, что будет, когда фельдмаршал узнает о смерти сына».

Все вошли в дом. Свободные от службы солдаты, лежавшие на соломе, заменявшей матрацы, во все глаза уставились на знатных господ. Дежурный сержант поднялся из-за стола, заставленного грязными кружками и тарелками. Пока французы грелись у гудящей печки, князь Куракин отвел сержанта в сторону.

– Произошел несчастный случай, – тихо сказал он. – Убили человека. По причинам, не имеющим к вам касательства, это не должно всплыть наружу раньше чем через два дня. – За это время князь успеет покинуть Петербург и скрыться в уединении своих имений до тех пор, пока дело забудется. Он полез в карман шубы, и глаза сержанта жадно сверкнули при виде золотых монет.

– Я уверен, ты позаботишься о том, чтобы твои люди хранили молчание.

– Конечно, ваша милость. Они меня слушаются.

– А это, – золотые еще раз перешли из рук в руки, – за дальнейшие услуги.

– Под лед, ваша милость?

Вельможи не впервые сводили счеты под стенами Петропавловки, а полынья на льду залива принимала в свои объятия господ с таким же успехом, что и крепостных.

– Я надеюсь на твою скромность, сержант.

– К утру он будет за много миль отсюда. – Сержант с довольной улыбкой засунул деньги в карман.

– Станут спрашивать – скажешь, что приходили двое, дрались на дуэли, один получил легкое ранение. Уехали в разных санях. Больше ничего не знаю.

– Да, – эхом откликнулся сержант. – Больше ничего не знаю.

Он отвел Куракина и французов в маленькую комнату типа тюремной камеры с крошечным зарешеченным оконцем, посреди которой стоял простой стол с двумя шаткими стульями.

– Здесь вам никто не помешает. Может, вашей милости будет угодно пожелать супа либо водки для обогрева. Оно, конечно, еда самая простая, солдатская, но все же, – князь Куракин вытолкал сержанта за дверь и передал французам содержание их разговора.

– Вам, французам, не так это и страшно, – сказал он в заключение. – Вы пользуетесь дипломатической неприкосновенностью. Разве что императрица прикажет выдворить вас из России. Это худшее из того, что вам угрожает. А я совсем другое дело. Мне светит Сибирь, а то и что-нибудь похуже.

Раздался стук в дверь, и вошел сержант с тремя дымящимися тарелками щей и глиняным кувшином водки.

Суп, страшно жирный, был зато горячий, и хотя Бонвиль едва не задохнулся, хлебнув водки, после еды он почувствовал себя значительно бодрее. Потрясение от того, что он убил человека, стало проходить.

– Я бы отдал все на свете, лишь бы этого не случилось, – искренне сказал он.

– Это был несчастный случай, месье. Мы все это понимаем. Вы ни в чем не виноваты, – с глубоким сочувствием откликнулся Куракин.

– Вы очень добры. Он был вашим другом, и я боюсь, что поставил вас обоих в крайне неприятное положение, чем я могу быть вам полезен?

– Отец Ивана – могущественный человек. В настоящий момент он пользуется расположением императрицы. Этим, мне кажется, все сказано. Нет, месье, вам остается одно – отправиться вместе с месье д'Эоном во французское консульство и отсиживаться там, пока не станет ясно, откуда ветер дует, – Князь Куракин снова наполнил свою кружку. – Чтобы облегчить вашу душу, признаюсь, что Иван не принадлежал к числу моих закадычных друзей. А теперь довольно разговоров! – Он опрокинул содержимое кружки себе в рот и натянул перчатки.

– Мне необходимо срочно уладить кое-какие дела, месье. Вам, я полагаю, тоже не стоит здесь засиживаться, уезжайте немедленно. – Уже положив руку на дверную ручку, он обернулся к ним: – Вряд ли наши пути сойдутся в ближайшее время, поэтому разрешите пожелать вам всего самого лучшего. Надеюсь, мы когда-нибудь встретимся при более счастливых обстоятельствах.

С этими словами князь Куракин поклонился и вышел.

Наступила тишина. В маленькой камере было холодно и сыро, покрашенные в темно-зеленый цвет стены навевали тоску. Д'Эон вскочил со стула и стал мерить комнату шагами. При среднем росте, он даже в тяжелой зимней одежде в очередной раз поразил своего соотечественника необычайной стройностью телосложения. Лицо его под меховой шапкой с успехом можно было принять за женское, глаза остротой взгляда и яркостью напоминали птичьи. В глубоком раздумье он поднес изящную руку к резко очерченному маленькому подбородку и нахмурился.

– Вам следует уехать из России, – сказал он твердо.

– Но...

– И не теряя времени. В течение нескольких часов. Прежде чем начнет рассветать. Сейчас мы отправимся в консульство, вы запакуете самые необходимые вещи, а я позабочусь о санях и смене лошадей до границы. Оттуда уже будете добираться собственными силами. И денег дам – Слова так и сыпались из него, но тон был очень авторитетным.