Судья повторяет полюбившуюся ей формулировку отказа: «Право дачи оценки обвинению свидетелю не предоставляется!».

Спор судьи со свидетелем, вернее восстание свидетеля против беззакония судьи – какая уникальная для наших судов коллизия, где свидетель – практически уравненная в правах с подсудимым категория. Фыркнешь, зыркнешь на него - и он уже затихорился, бедняга. А тут свидетель смеет выступать с ходатайством! Крамола! Бунт! Крушение устоев! Погруженная в думу о непостоянстве общественного бытия, судья закрыла заседание, повелев народу освободить помещение. Народ покорно потёк к выходу. Это привычное глазу овечье послушание сохранило в судье малую кроху уверенности в завтрашнем дне.

Громкие судебные процессы потому и называются громкими, что вокруг них, за пределами зала судебных слушаний, постоянно разгорается шумиха, возникают споры, вспыхивают скандалы, сенсации, молниям подобные, ошарашивают любопытствующих граждан. Именно такой сенсацией громыхнуло заявление «крёстного отца» российского олигархата Чубайса, пребывающего на данном процессе в бедственном статусе потерпевшего - «терпилы». Будучи убежденным в виновности подсудимых, он, Чубайс, не желает, дескать, чтобы покушавшиеся на его жизнь получили реальные сроки. В жалостливость Чубайса, понятно, верится с трудом не только потому, что он известен своей людоедской беспощадностью к гражданам России в ходе проводимых им реформ. Все помнят, как в самом начале процесса, еще в 2005-м году, в беседе с Александром Прохановым, опубликованной в газете «Завтра», в ответ на предложение писателя простить обвиняемых Чубайс ответил ликующим отказом, заявив, что зло должно быть непременно наказано. Откуда же теперь, пять лет спустя, эта внезапно проснувшаяся в бывшем энергетике и нынешнем нанотехнологе «милость к ближним»?.. Вокруг неожиданного «помилования» настораживает мельтешня представителя Чубайса в суде, его наперсника и оруженосца Гозмана, который, распространяя среди журналистов чубайсовское сенсационное отпущение грехов подсудимым, сам тем не менее рьяно настаивает на том, что вердикт будет, безусловно, обвинительным, лживо, вопреки материалам суда утверждая, что подсудимые были схвачены «на месте преступления практически с оружием в руках», что «машина Ивана Миронова находилась на месте преступления» в момент покушения... Гозман публично на все радиоголоса заявляет, что подсудимые - психически больные люди и должны быть изолированы от общества. Верхом обвинительной риторики этого достойнейшего либерала и психотерапевта, как сам себя именует Гозман, является сравнение происшествия на Митькинском шоссе с покушениями на Александра Второго и Петра Аркадьевича Столыпина – ни мало-ни много ставя Чубайса в один ряд великих мира сего, павших от рук террористов.

У каждого, кто хоть краем уха слышал в корне противоречащие одно другому мнения двух не разлей-вода подельников – Чубайса и Гозмана, – невольно возникало раздвоение сознания: чего же все-таки эти братаны хотят, чего добиваются? Посадить или отпустить? Обвинить или оправдать? Страна двое суток мучилась в догадках, судачила в теле- и радиоэфирах, дискутировала в Интернете. До хрипоты спорили: Чубайс-миллиардер, прекрасно ориентирующийся в коррупционной системе судебной власти, знает, что вердикт будет обвинительным и заранее отмывается, что подкуп суда не его рук дело? Или «папаша российской олигархии» хочет выглядеть прилично, очередной раз получив оправдательным вердиктом в, так сказать, лицо?..

На очередном судебном заседании в отсутствие присяжных заседателей подсудимый Иван Миронов обратился к судье с ходатайством: «10 июня 2010 года представитель потерпевшего Чубайса Л.Я. Гозман в эфире «Русской службы новостей» заявил о том, что вина подсудимых доказана. Он аргументировал это следующими фактами. Первое: он заявил, что подсудимых «взяли на месте преступления практически с оружием в руках», что является ложью. Второе: Гозман заявил, что «машина Миронова находилась на месте преступления», что так же является ложью. Третье: в эфире прозвучало клеветническое заявление Гозмана о психической невменяемости подсудимых. 15 июня на пресс-конференции в Интерфаксе Гозман, Чубайс и адвокат Шугаев утверждали, что вина подсудимых доказана, в то же время Чубайс заявил, что он не хочет, чтобы подсудимые получили реальные сроки заключения, тем самым взяв на себя роль судьи, прокурора и присяжных заседателей. Все вышеперечисленные факты являются примером вопиющего давления на присяжных заседателей со стороны названных лиц - участников настоящего судебного процесса. Это, как я полагаю, заранее спланированная циничная провокация с целью устроить ширму, за которой сторона обвинения вкупе с потерпевшим будет оказывать финансовое давление на присяжных».

Подсудимый Миронов на минуту замолчал, видимо, раздумывая, в какой формулировке предъявить ходатайство, этим тотчас же воспользовался прокурор, втиснув в образовавшуюся паузу своё ясновидение: «Ваша честь, Миронов вышел за рамки того, что он хотел сказать!».

Судья немедленно поддержала прокурора: «Подсудимый Миронов! Это Вам не политическая трибуна! Не надо делать заявлений, не относящихся к судебному процессу! То, что к делу не относится, - у Вас есть свой Интернет-сайт, где Вы очень много выступаете, - размещайте там. Есть ли у Вас ходатайство?»

Пока пролетарии судебно-обвинительного труда демонстрировали единство и солидарность, Миронов в окончательном виде сформулировал свою просьбу к суду: «На пресс-конференции 15 июня 2010 года Л.Я. Гозман сравнил А.Б. Чубайса с Александром Вторым и Петром Столыпиным. Как известно, живые копии императоров и премьер-министров обычно находятся на длительном стационарном лечении. Прошу суд назначить комплексную психолого-психиатрическую экспертизу для потерпевшего А.Б. Чубайса, а также для представителей потерпевшего Гозмана и Шугаева».

Спина Шугаева, адвоката Чубайса, судорожно дернулась и застыла в немом изумлении. Остальных кандидатов на психиатрическое освидетельствование в зале не наблюдалось, а потому нельзя было понять, как они относятся к проверке своего душевного здоровья. Зато все услышали, как ревностно, по-родственному сердечно близко озаботилась о них судья: «Подсудимый Миронов предупреждается о недопустимости оскорбления участников процесса! Вы предупреждаетесь, что существует такая статья, вернее, глава 27 в Уголовно-процессуальном кодексе, и в ней определен перечень экспертиз и лиц, к которым применяются данные экспертизы».

Вот, оказывается, что! Любой душевнобольной, если он проходит по делу потерпевшим и позволяет себе, мягко говоря, эксцентричные выходки в отношении подсудимых, оказывается абсолютно неуязвимым в смысле принудительного обуздания его неадекватных, психически ненормальных страстей. Что и подтверждается постоянно в настоящем процессе. С месяц назад адвокат Чубайса Шугаев ни с того ни с сего прямо на заседании суда вдруг зарычал прилюдно: «Ваша честь, дайте я ему в морду дам!», имея в виду подсудимого Миронова, резонно оборвавшего очередную грубость Шугаева. Адвокаты Миронова потребовали наказать Шугаева за немотивированную агрессию, напоминавшую вспышку безумия, но услышали в ответ категоричный судейский отказ: «Потерпевшие и представители потерпевших не могут быть удалены из зала и выведены из процесса ни при каких обстоятельствах. Ничего не могу поделать, - насмешливо развела судья руками, - пробел в законодательстве!».

Так что появись Чубайс хоть голым в суде, начни Гозман рожи строить присяжным, примись Шугаев плеваться и кусать подсудимых, что практически он и делает, все они, как потерпевшие и представители потерпевших, всё равно будут безнаказанно пребывать в процессе. Пробел в законодательстве или всё же в совести судьи или в её трепете перед Чубайсом?..

Адвокат Ирина Чепурная попыталась хоть как-то остановить эскалацию клеветы: «Ваша честь, прошу предупредить сторону потерпевших о недопустимости распространения ложных сведений о подсудимых. Мы расцениваем это как оказание давления на присяжных».