— Разве мы не братья? — осведомился Канем. — И разве Бог не назвал нас своими сыновьями?

— Однажды ночью я обнаружил, что одеяло рядом со мной пусто, дитя мое,

— сказал Укуба. — Мне было совсем нетрудно выяснить, куда ты ушла. Мои сыновья не смогли не признаться мне. Но я простил тебе это. Можешь поверить, что я даже предпочел предотвратить то, что можно было бы поставить тебе в вину, приняв меры к тому, чтобы Уайльд не смог ответить на твой вызов. Но здесь я, очевидно, потерпел неудачу. Когда он прибыл сюда, я был поставлен перед выбором: или предоставить тебе возможность считать, что твой план выполняется, или осудить тебя перед моими Последователями. Я выбрал первый вариант, и предупреждение Канема нашло детальное подтверждение во всех твоих действиях.

Инга пристально глядела на него; мелькнувшие было на ее лице гнев и испуг сменились обычным безразличием.

— Тогда я должна еще раз попросить прощения у моего Бога. Но молю вас, если вы меня любите меня: не отсылайте меня с Уайльдом. Он действительно работает на британское правительство. Но он не полицейский. Он — их палач. Они не посмели бы судить меня: я слишком много знаю о них. Именно поэтому они послали его, а не кого-нибудь другого. И может быть он не один.

— Я понимаю это, дитя мое, — ответил Укуба. — Можешь быть уверена — я никогда не отдам тебя твоим врагам.

В животе Уайльда начал медленно разгораться гнев. Его ярость слагалась из множества различных вещей, но все они были сфокусированы вокруг расползающегося темно-красного пятна на белом миниплатье Эме Боске. К тому же он наотрез отказался от мысли об уничтожении Бога и всего того, за что он стоял. Месть должна была подождать, ее следовало направить абсолютно точно.

— Я нахожусь в каком-то тумана, — с милой улыбкой признался он. — Вы все время знали, что она составила заговор против вас, против Зобейра, и собирается устроить черт знает какие пакости после вашей смерти, и предоставили событиям развиваться, как будто ничто не случилось?

— Ну, конечно же, мистер Уайльд, я и не ожидал, что вы поймете меня. Вы молодой человек, и живете силой своей правой руки. Вы очень мужественны, я понял это в тот самый момент, когда увидел вас. Для вас, возможно, женщины всегда были всего лишь игрушками в часы отдыха. Но я, Укуба, посвятил свою жизнь более суровым целям и намеренно закрыл свое сердце от радостей женской любви.

— И вы думаете, что Инга любит вас? — возмутилась Серена. — Да она же холодна как глыба льда!

— Но я люблю ее, дитя мое. При одном только виде ее мое сердце исполняется радости. Видеть, как она улыбается мне, куда важнее, чем утолять голод.

— И все же вы делите ее со своими приемными сыновьями? — спросил Уайльд.

— А в вашей концепции цивилизации это является показателем высшей развращенности. Но здесь, в Центре Вселенной, моральные нормы определяются мною. То, что она возвращалась ко мне от двоих таких мужчин, делало ее еще более желанной для меня.

— Ну, а Зобейр? Вы прогнали его лишь за тем, чтобы сохранить при себе свою наложницу! Вы послали Серену на смерть!

— Я выслал Серену из Центра Вселенной, мистер Уайльд. Она была виновна в участии в заговоре, который, как ей было известно, был направлен против моей жизни. И она — моя единственная оставшаяся в живых кровная родственница. Я отнесся к ней со всей возможной снисходительностью. Что же касается Зобейра, то он понимает не только мои потребности, но и то, что силовая борьба за место моего преемника полностью уничтожило бы нашу секту. Между нами уже было решено, что он уйдет в добровольное изгнание до конца моей жизни. Ваше появление оказалось весьма своевременным — благодаря ему мы смогли сыграть свой маленький спектакль. Он вернется в нужное время. Я старик, мистер Уайльд. Независимо от того, что вы, или кто-то другой мог бы сказать, я рад, что провел жизнь мудро и внес свой вклад во благо человечества. Теперь, в преклонные годы, глядя на то, как мое движение растет, я желаю также насладиться и своим собственным счастьем. Я нашел счастье с Ингой. И она останется моим счастьем, пока я не умру.

— И что потом?

Укуба улыбнулся жене.

— Потом ей придется снова заботиться о себе. Но у нее все получится, я уверен в этом, мистер Уайльд. Ее очарование, несмотря на то, что оно создано руками человека, позволяет ей соответствовать даже вашему вымышленному описанию самой красивой женщины в мире. Я уверен, что мои приемные сыновья не позволят ей страдать от неудовлетворенного желания.

Инга опустилась на колени.

— Мой Бог, я поражена вашим великодушием. То, что я согрешила против вас, навсегда останется тяжелым бременем у мена на сердце.

— Тогда встань и стой здесь, рядом со мной. Мистер Уайльд, может быть ваше вмешательство в дела Последователей Бога привело, в целом, к лучшему. Благодаря ему и моя жена и я сам лучше поняли самих себя. Так что я больше не намерен карать вас. Возможно я слаб, и кто-нибудь из Внутреннего круга захочет упрекнуть меня за это. Однако я постановляю, что вас следует снова выслать. Серена отправится вместе с вами, как и в те десять дней, которые вы уже провели рядом. Но на сей раз, мистер Уайльд, не пытайтесь повторно бросить мне вызов и еще раз вернуться, или вам придется узнать, что, защищая членов своего движения, Последователи Бога могут быть неумолимыми.

— Я уже знаю это, — спокойно сказал Уайльд. — У меня на руках умерла Эме Боске.

— Эме! — воскликнула Инга — Эме мертва?

Укуба повернулся к Канему.

— Я же велел тебе только предотвратить их встречу, а не убивать кого-либо.

Лицо Канема потемнело.

— Это был единственный путь, мой Бог. Такого человека, как Уайльд, нельзя остановить словами. Но я не понимаю, почему Кумани не выполнил своего поручения до конца.

— Он пытался, — неопределенно пояснил Уайльд. — И еще один маленький вопрос, касающийся уже нашего с Сереной изгнания. Того, что уже было, я хочу сказать. Нас выгрузили посреди пустыни и оставили там.

Укуба вгляделся в лицо жены.

— Это твой приказ?

— Нет, мой Бог! Клянусь в этом! — твердо сказала Инга. Она повернулась к Уайльду. — Джонас, ты серьезно думаешь, что я затеяла бы такие ненужные хлопоты для того, чтобы убить тебя?

— Ну конечно, нет. Но я намереваюсь выяснить, кто их затеял.

— Это сделал я, мистер Уайльд, — вмешался Канем. — Я дал распоряжение лететь в пески.

Укуба слегка нахмурясь взглянул на приемного сына.

— Ты хочешь отобрать у меня власть, Канем?

— Необходимость вынудила меня усомниться в вашей дееспособности, мой Бог. И не только в отношении этого убийцы и его сообщницы. Вы сказали сейчас, что Зобейр возвратится сюда. Что это значит?

— Зобейр не совершил никакого преступление. Я намеревался сообщить об этом в надлежащее время, но этот человек, Уайльд сделал это за меня. Харизм

— мой преданный сторонник. Он понимает мои намерения и не обратит внимания на сообщение Андерсона о его изгнании. Зобейр от моего имени отправился в поездку, чтобы посетить различные ячейки Внутреннего круга и передать им послание от их Бога. Потом он вернется сюда и наследует мне как Бог Последователей.

— Как Бог?! — выкрикнул Канем. — Вы говорили…

— Я говорил то, что ты должен был сказать Инге, для того, чтобы заставить ее раскрыть себя, и воистину понять ее намерения. — Укуба улыбнулся. — Я говорил ей правду. Разве ты не понял этого, сын мой?

Канем уставился на старика.

— Нет, Укуба, — наконец сказал он, — Я не понимал этого.

— Но кто же мог быть моим преемником, кроме Зобейра, старейшего из доживших до этих дней моих соратников по движению? — Укуба нахмурился. — Ведь не мог же ты желать этого положения для себя — такой молодой, неопытный, и, как только что показал, импульсивный. Ты еще не дорос до понимания нашей истинной цели, и, конечно, не годишься для положения, требующего огромной ответственности? О, нет, сын мой. Этого не может быть.

— Вы так думаете? — резко спросил Канем. — Вы, заблуждающийся старик, живущий в вымышленном мире.