Можно нарисовать график, одна линия которого, показывающая сколько в мире воды, годной к употреблению, будет проходить слева направо по листу бумаги очень, очень медленно снижаясь, а вторая будет все резче и резче изменять свой наклон. С недавнего времени она так круто пошла вверх, что взлетает теперь почти перпендикулярно, отражая прирост требований человечества, основанный не только на взрывном изменении численности населения но и на фантастическом объеме потребления жидкости этой так называемой нашей цивилизацией, которая базирует всю свою промышленность на энергии воды в том или ином виде и в то же время требует чистоты, не нужной никакому другому виду животных. Человек буквально высасывает свою планету досуха, мистер Уайльд, но, увы, еще не выяснил, есть ли в пределах его досягаемости какая-нибудь другая столь же влажная планета. Я думаю, пройдет десять тысяч, а может быть только тысяча лет, и сама Атлантика будет напоминать озеро Чад в сухой сезон.

— У вас неунывающий дух, мистер Укуба, — сказала Синтия Борэйн.

— Я голоден, — Ломан решил перевести разговор на интересующую его тему.

— Вы знаете, Укуба, когда мы ели в последний раз? В шесть часов утром, в самолете.

— Скоро мы будем у меня дома, и там вы сможете наесться досыта.

Уайльд внимательно глядел вниз на бесконечное болото. Там не было никаких троп, никаких дорог, ничего не указывало на то, что там жил кто-то из людей, даже на то, что там могла ступать нога человека. Ничего не подсказывало, как он мог бы вернуться в Кано, выполнив свою миссию: пилотирование вертолетов не входило в число его умений. Как просто все это выглядело из лондонской квартиры. Прилететь на авиалайнере, найти девчонку, дождаться подходящего момента, удостовериться, что она выпала из достаточно высокого окна и убраться. Он задал было себе вопросом: мог ли сэр Джеральд действительно думать обо всем этом именно так, действительно ли он считал посланного им палача своеобразной трудноуязвимой машиной? Нет, одернул он себя, сама постановка такого вопроса была абсурдной. Сэра Джеральда нисколько не беспокоила уязвимость его машин. Наверняка преемник Уайльда уже проходил обучение.

Укуба пристально глядел на него. Уайльду пришло в голову, что этот необычный старик мог владеть даже телепатией. Интересно, как долго сказывается действие борбора? — подумал он.

— А почему вы выбрали для своего дома такую дикую местность? — обратился он к Укубе.

— Теперь я живу здесь потому, что это место позволяет и мне самому, и моим гостям воспользоваться неоценимым благом — возможностью сохранить свои секреты, мистер Уайльд. Но когда-то мое семейство было вынуждено к этому. Мы живем в Чаде уже очень давно. Сколько лет вы могли бы дать мне?

— Лет восемьдесят?

Укуба улыбнулся.

— Вы немного прибавили, хотя и недалеки от истины. Но все же, когда я был мальчиком, мистер Уайльд, эта страна была еще королевством Борно. В период своего расцвета оно занимало господствующее положение в Западной Африке. Ко времени моего рождения начался его упадок под натиском Раббаха, предводителя восставших рабов. Вы слышали о нем?

— Немного.

— Он пришел из Египта на запад в 1880 году. Мое семейство считало его своим спасителем. Ведь и я, и Серена являемся потомками по прямой линии самого первого Укубы, мистер Уайльд. Вы знаете, что Серена моя правнучка?

— Она не говорила мне об этом, — пробормотал Уайльд. Уверенность в том, что он обеими ногами ввалился в чудовищную трясину, накрыла его как красная пыль Кано, хотя под влиянием наркотика это ощущение казалось не таким уж и важным.

— А кто же был первым Укубой? — спросила Синтия Борэйн.

— Укуба командовал первыми армиями народа фула, когда те вторглись в Западную Африку, мисс Борэйн. Более тысячи лет тому назад. Нас можно было бы назвать норманнами Нигерии, мистер Уайльд, и в этом контексте я прослеживаю свою родословную непосредственно до Завоевателя. Но, увы, фула так и не смогли по-настоящему утвердиться в Борно. Мы не смогли одержать окончательной поебеды вплоть до середины девятнадцатого столетия христианской эры, когда нас в свою очередь вытеснили войска племени факи, которыми предводительствовал Мохаммед эль-Амин эль-Канеми. Мои предки бежали вглубь страны к озеру Чад — сохранить чистоту своей крови значило для них не меньше чем отстоять независимость. А затем пришел Раббах со своим полком, состоящим из трех тысяч лучших в мире бойцов; они спаслись после падения своего предводителя Зобейр Паши. Целых тринадцать лет он пробивался через Африку. Потрясающий воинский подвиг, мистер Уайльд. Рядом с ним поход Писарро показался бы незначительным, ведь Писарро овладел миром, значительно отстававшим от Европы по развитию технологии. Раббах бежал от чудовищного воздействия превосходящей технологии лишь затем, чтобы обнаружить, что эта самая технология преследует его. Пятьдесятью годами ранее его имя имело бы магическую силу, как имена зулуса Чаки, или Лобен-гула, или нашего собственного Идриса. Но вместо этого он наткнулся на немцев, навалившихся на Камерун, и французов, наступавших на юг через Сахару, а за спиной у него уже были британцы, занимавшие все северное побережье материка.

— Историки утверждают, — заметил Уайльд, — что он был довольно неприятным парнем.

— Он спас мой род, мистер Уайльд, хотя несомненно был темным и жестоким человек. Увы, когда он пал под французскими пулями, мы были вынуждены снова бежать в Чад. Но к тому времени у нас появились деньги, и потому мой отец решил, что для того, чтобы получить шанс когда-либо хоть как-то проявить себя, следует идти по пути белого человека. Что из этого пути счел основным типичный вождь пустыни, мистер Уайльд? Три года в Оксфорде. О, да, мой отец был типичным вождем, и хотя сам никогда не покидал Борно, послал меня учиться в Англию под присмотром наставником, имея в виду в дальнейшем мое

обучение в Беллиоле[17] Но шло лето 1914 года, начались известные события, подхлестнувшие мой врожденный романтизм. Я начал получать европейское образование, овладевать европейскими манерами и усваивать европейскую мораль

в Лезе,[18] и продолжал это занятие всю жизнь, мистер Уайльд. — Повернувшись к иллюминатору, Укуба указал вниз. — Центр Вселенной.

Среди густых тростников показалось несколько островов, увенчанных деревьями с могучими стволами. Вертолет направился к крупнейшему из них. На нем виднелась небольшая роща, рядом с которой раскинулся луг, где пасся

скот, несколько акров[19] поблизости было распахано, а между этим сельскохозяйственным оазисом и краем бесконечных тростниковых зарослей было расчищено обширное пространство, на котором было рассыпано множество травяных хижин.

— Боже мой! — громко воскликнула Синтия Борэйн. — Я думала, что вертолет нужен для того, чтобы осмотреть окрестности.

— Вертолет необходим, потому что нет никакого другого способа достаточно быстро попасть сюда или выбраться отсюда, по крайней мере, в сухой сезон, — объяснил Укуба. — Во время дождей можно добраться до материка на лодке, но и тогда что вы выиграете? До Нгуру, ближайшей железнодорожной станции, целых две сотни миль. Вы наверняка заметите, мистер Уайльд, что, хотя я буквально не перевариваю все, что связано с двадцатым или девятнадцатым веками, но нисколько не намерен отбрасывать действительно полезные следствия технологии. В отличие от Раббаха. А сейчас мы спустимся на землю. Застегните, пожалуйста, ремни.

Вертолет чуть заметно прикоснулся к земле, вращение винта замедлилось, вскоре лопасти остановились и в кабине воцарилась тишина. Правда, она прекратилась в тот же миг, как открыли дверь — раздался свист ветра. Он был вдвое сильнее, чем в Кано и непрерывно засыпал красными песчинками шуршащий тростник и весь остров.

— Харматтан, — сказал Укуба. — Он непрерывно дует до самого начала дождей. Но вы привыкнете к нему.