Обшарив все закоулки, Болл закрыл входы-выходы и наложил пломбы. Дальше, аж до средней части судна, для них не осталось работы. Здесь не мог спрятаться даже кот. Группа направилась к средней палубе.

В душной мойке, без иллюминатора, Боб мыл посуду после завтрака. Чувствовал он себя неважно. Плохо переносил качку: сразу появлялись симптомы морской болезни. Разнообразные кухонные запахи самочувствия не улучшали. А тут еще Рико, стюард из кают-компании, вбежал с подносом, полным грязных тарелок, и швырнул их прямо под нос Бобу. В этот же момент палуба начала уходить из-под ног мальчика. Он почувствовал, что желудок подскочил к горлу.

Боб бросил недомытую тарелку в мойку и устремился на палубу, по левому борту. Здесь вместо оживляющего ветерка его обдало жаром от разогретого на солнце железа. Он едва успел перегнуться через борт.

Его выворачивало довольно долго, пока ничего не осталось. После чего он начал задыхаться от злости на самого себя. В двери появился Рико.

— Эй, ты, кончай блевать! — крикнул он обозленно. — Это тебе не санаторий. Уж коли нанялся зарабатывать, так работай!

Боб еле поднял руку, отмахиваясь от него: он так ослаб, что жеста не получилось. Мальчик продолжал стоять, перегнувшись через борт, с закрытыми глазами.

Если в таком состоянии можно мечтать, то сейчас Боб мечтал об одном: убежать от моря. Убежать от моря… И внезапно ему стало лучше. Он вдруг почувствовал возвращающуюся силу. Все больше и больше. И радость. На какое-то мгновение в мозгу забился вопрос: отчего эта обуревающая его странная радость? Но она все ширилась, становилась всемогущей, и все другие мысли и чувства растворялись в ней… Убежать от моря… Теперь существовала только радость…

Рико собрался уже возвращаться в мойку, как вдруг заметил, что Боб неожиданно легко распрямился и, подняв вверх обе руки, повернулся в его сторону. Рико с удивлением обнаружил, что Боб улыбается.

— Тебе лучше?.. — неуверенно спросил он, а когда улыбка растянулась еще больше, взорвался. — Ах ты, черная обезьяна! Ну теперь дождешься!..

Он осекся, потому что Боб начал смеяться. Сначала тихо, потом все громче. Рико попятился в глубь коридора. Взрыв смеха показался ему неестественным, а внезапный переход от бессилия к бьющему энергией веселью — напугал.

— Эй, Рико! — выкрикнул Боб, приближаясь к двери и как-то чудно покачивая головой. Тут стюард наконец заметил, что зрачки у мальчика расширены, а глаза вытаращены…

Боб протянул в его сторону руку, будто собираясь обменяться рукопожатием, и тоже странно, потому что это была левая рука, но резко изменил намерение, повернулся, издал вопль, снова рассмеялся и так же неожиданно замолк. Он замер, во что-то вглядываясь. Смотрел вверх. Рико все не решался к нему подойти. Наконец отважился спросить:

— Боб… Боб, что там интересного?

Тот не ответил, будто не слышал. Поднял руки над головой и снова взорвался страшным смехом. Голос его немного охрип и совсем не был похож на голос мальчика. Несколько раз он повернулся вокруг своей оси, притопывая в такт смеху-несмеху, после чего, подскакивая, устремился на верхнюю палубу.

Рико выбежал посмотреть, что тот собирается делать. А Боб бежал к чему-то невидимому, смех перешел в вопль.

И тут Рико осенило. Он вспомнил Виктора. Команда в подробностях знала историю его безумства. Боб вел себя так же.

Прежде чем стюард придумал, что предпринять, мальчик был у мачты. Он начал быстро подниматься по трапу, будто всю жизнь только этим и занимался, а всем было известно, что он боится высоты. Поэтому и торчал в мойке, а не учился на юнгу.

Рико поспешил к мачте. От бака бежала группа матросов, Болл и боцман. Капитан кричал в рупор:

— Держите его! Обезопасьте!

Те сами знали, что делать. Но когда первый из них — Джервис — достиг мачты, Боб уже поставил ногу на салинг.

— Четверо к шлюпке! Стащить и растянуть брезент! Он может прыгнуть!

Четыре человека побежали к шлюпке. На это ушло несколько минут. А Боб тем временем стоял на салинге — узкой, ничем не огражденной платформочке, вечно скользкой от соли. Самый сноровистый матрос должен передвигаться по ней с большой осторожностью. Боб же стал подпрыгивать с поднятыми руками. Даже если бы не было качки, это походило бы на танец смерти…

В пассажирских иллюминаторах можно было увидеть лица Трентонов. Миранда стояла на палубе. С правого борта.

Джервис висел на лесенке под самым салингом, держась одной рукой. Вторую протягивал мальчику.

— Боб… — повторял он ласково. — Сядь, пожалуйста… Садись, Боб…

Мальчик не реагировал. Он и не смотрел в его сторону. Вообще не смотрел вниз. Трудно было понять, каким образом он попадает ногами на салинг.

Люди внизу не знали, что делать. Стояли с задранными головами в полной тишине. Джервис был практически бессилен. Каждое его неосторожное движение могло скинуть Боба вниз, любая попытка схватить его была обречена. Единственный шанс: уговорить, разбить хоть на мгновение скорлупу его бессознательности.

За спиной Джервиса, несколькими ступенями ниже, показался боцман.

— Попробуй схватить его двумя руками, — прошептал он, — я тебя подстрахую. — Он обхватил Джервиса, продолжая крепко держаться за лестницу.

Негр оперся своим стокилограммовым весом на боцмана.

Джервис осторожно приблизил руку к салингу.

— Эй, Боб… — начал он опять. — Поди сюда, что-то скажу тебе… — Он не знал, что делать дальше. Не мог схватить мальчика за ногу, свалились бы тогда все сразу. Он видел, как его обутые в сандалии ноги скользили при каждом движении. Каким-то чудом ему все еще удавалось сохранить равновесие.

Матросы наконец сбросили брезент с мостика на палубу, его тут же подхватили шесть человек.

Люди были на полпути к мачте, когда Боб перестал кричать. Только Джервис и боцман слышали, что он не замолчал совсем.

Or криков перешел к тихому смеху. Обычный смех радующегося миру мальчика.

Глядя в выцветшее небо, Боб с силой оттолкнулся от салинга. В эту минуту судно слегка накренилось — появилась надежда, что он упадет в море. Но в последний момент Боб зацепился ногами о фальшборт, а затем рухнул на палубу, прямо под ноги онемевших людей.

Грей стоял на мостике, уставясь в воду. Он старался не отрывать взгляда от моря, чтобы не смотреть на люк третьего трюма. Там лежал накрытый простыней окровавленный труп Боба. Рядом сидели Орланд и Джервис, окутанные облаком сигаретного дыма. Заплаканного Юджина боцман с трудом прогнал подавать обед в столовой команды. Взмыленный Рико носился как заведенный между кают-компанией и мойкой.

Второй офицер узнал обо всем полчаса назад. Он вспомнил ночной визит Малерта… У бедного Боба те же симптомы, что к у Виктора. Стало быть, Малерт не блефовал. Газ на судне. Сейчас необходимо любой ценой от него избавиться. Гангстеры хотят его перехватить. Помочь им?

— Добрый день, господин Грей.

Он резко обернулся. Миранда. Даже не слышал, как подошла.

— День не совсем добрый, — сухо ответил он и поднес к глазам бинокль, подчеркивая, что ни желания, ни времени на болтовню у него нет.

Миранда не мешала ему разглядывать пустой горизонт, молча стояла рядом.

У Грея в конце концов онемели руки. Он опустил бинокль и полез в карман за сигаретами, предложил Миранде. Она отказалась, и он закурил один. Только тогда, взглянув на свои миниатюрные часики, она отозвалась:

— Двенадцать тридцать. Кое-кто ожидает вашего слова.

Грей чуть не поперхнулся дымом. Она?! Посланница Малерта?., Эта преступная… пиратская организация представляется все внушительней. Если Миранда, то почему бы и не ее родственнички Трентоны?.. Надо принимать решение. Он должен ответить не только потому, что его могут прикончить или окунуть в море. Это касается всей команды.

— Вам больше нечего мне сказать?

— Нечего. Хотя могу добавить от себя. Эта смерть, к сожалению, тоже аргумент. Неожиданный и страшный.