Сьюзен с неожиданной для нее силой сжала мою руку, но тут же ее убрала, сказав: «Прошу прощения». Я потянулся через нее и включил пульт дистанционного управления, который лежал на кресле с другой стороны от Сьюзен.

— Корей Брайэм?! — воскликнула она. — Он сказал Корей Брайэм? Я не ослышалась?

— Нет. — Я встал, включил свет и вернулся на свое место. — Пойду доложу мистеру Джареллу. Пошли со мной?

— Что? — Она запрокинула голову. В ее глазах застыл ужас. — О, конечно же. Скажите им. Сами скажите.

В зале отдыха игра шла в полном разгаре. Я подождал, пока закончат кон.

— Черт побери, я потерял даму, — заявил Джарелл. — Что-нибудь новое, Гудвин? — повернулся он в мою сторону.

— Не думайте, что в связи с посещением окружной прокуратуры, — заверил его я. — Обычная рутина: когда я в последний раз видел Джима Ибера, а видел я его всего один раз. Теперь у меня наверняка спросят, когда я в последний раз видел Корея Брайэма. У вас тоже. У всех вас.

Ко мне повернулось три лица: Джарелл, Трелла и Уимен. Нора тасовала карты. Никто из них не проронил ни слова. Затягивать молчание смысла не имело, поэтому я сообщил им все, что знал.

— Господи. Не может быть! — воскликнул Джарелл. Нора перестала тасовать карты и теперь смотрела на меня. Трелла не сводила с меня своих синих глаз.

Уимен спросил:

— Надеюсь, вы не шутите?

— Какие там шутки. Там была ваша жена, я хочу сказать, в студии. Она все слышала.

Уимен отодвинул стул, встал и вышел. Джарелл спросил:

— Обнаружено в машине? Чьей машине?

— Не знаю. Сообщаю все дословно.

— Вы сказали, что он был убит, — заговорила Трелла. — Там не сказано, что он был убит. Он мог сам застрелиться.

Я покачал головой.

— Оружие не было обнаружено.

— Он бы не сумел забраться под коврик, — вмешалась Нора. — Если бы Корей Брайэм собрался застрелиться, он бы проделал это в столовой «Пингвина». — Это было сказано без всякой злобы, обычная констатация факта.

— Я вам больше не нужен, — сказал я. — Виноват, что прервал вашу игру. В случае чего я — с Вульфом, — бросил я Джареллу.

— Нет, — отрезал он. — Вы нужны здесь.

— Скоро вам будет не до меня. Сначала бывший секретарь, теперь ваш приятель Брайэм. Боюсь, власти все-таки вмешаются, мне же лучше не путаться у них под ногами.

Я смотался, причем не мешкая. Сюда мог в любую минуту пожаловать лейтенант Роуклифф (такие поручения обычно выполняет он), которого мне больше всего на свете хотелось дернуть за ухо, сейчас же для этого было не время. Прежде чем дернуть кого-то за ухо, того же Роуклиффа, мне нужно было переговорить с Вульфом.

Я застал его в одиночестве. В руке он держал книгу, заложив нужную страницу пальцем, но книга его, похоже, не интересовала.

— Итак, я вижу, вы уже все знаете, — сказал я, направляясь к его столу.

— Да, — буркнул он. — Где тебя носило?

— Я смотрел телевизор в обществе Сьюзен. Мы вместе услышали эту новость. Потом я довел ее до сведения Джарелла, его жены, Уимена и Норы Кент. Лоис и Роджер Фут отсутствовали. Никто из них не завизжал. Далее я заявил, что иду получать от вас инструкции. Задержись я там, и я бы остался в неведении, пора или нет выпускать кота из мешка. Вы-то про это знаете?

— Нет.

— Что, не знаете или еще не настала пора?

— И то, и другое.

Я обошел вокруг его стола и уселся в свое кресло.

— Невероятно. Скажи я что-нибудь в этом роде, и вы бы заявили, что у меня разболтались винтики, только другими словами. Я же обычно выражаюсь предельно просто. Желаете побеседовать с Кремером?

— Нет, я буду говорить с мистером Кремером только тогда, когда это будет необходимо.

Первый раз почти за целую неделю я спал в собственной постели.

Это был очень интересный период — вечер в воскресенье и часть понедельника. Думаю, вы обратили внимание на слова Вульфа, что он ни с кем не собирается ни встречаться, ни разговаривать, пока у него не будет побольше фактов. Я не могу вам сказать, каким образом он собирался добыть эти факты (ведь он сам заявил, что ни с кем не хочет держать связи). Может, при помощи телепатии, а может, собирался провести спиритический сеанс. Однако к двенадцати часам дня в понедельник стало ясно, что он имел в виду совсем другое. Он хотел сказать, что ему не нужны факты. Если бы факт предстал перед его глазами, он бы их закрыл; если бы он стал лезть ему в уши, он бы заткнул их пальцами.

Итак, это был очень интересный период. Перед вами был практикующий частный детектив с единственным источником довода от случайной продажи рассады орхидей; с авансом в десять тысяч долларов наличными, которые лежали у него в сейфе, с клиентом-мультимиллионером, одержимым навязчивой идеей, с прекрасным гонораром в будущем, стоило ему лишь пошевелить мозгами и сделать сногсшибательное открытие, он же между тем избегал находиться в одной комнате со мной из страха, что я могу ему что-либо сообщить. Он не связывался по телефону с Джареллом, не включал ни радио, ни телевизор. Я даже подозреваю, что в понедельник утром он не читал «Таймс», хотя не мог бы в этом поклясться, потому что он обычно читает ее за завтраком, который Фриц доставляет к нему в комнату на подносе.

Все говорило о том, что Вульф паникует. Он до смерти боялся, что в любую минуту может выплыть один факт, который вынудит его послать меня с дарами к Кремеру, что для него хуже мороженого с мускусной дыней или редьки с устрицами.

Я понимал, какое у него было состояние, даже сочувствовал ему. Разговаривая по телефону с Джареллом, я изо всех сил старался удержать его на расстоянии, толкуя, что Вульф погружен в глубокие раздумья. Дела были не так уж и плохи. Как я и ожидал, лейтенант Роуклифф навестил семейство Джареллов, но во время своего визита не слишком упирал на тот факт, что двое из довольно близких Джареллу людей — его бывший секретарь и друг дома — в течение последней недели превратились в прах. Разумеется, он не прочь был это сделать — Роуклифф мог брызгать слюной даже перед самим святым Петром, — но у него не было вещественных доказательств.

В понедельник без десяти двенадцать зазвонил телефон, и меня пригласили зайти как можно скорее в контору окружного прокурора. Вульф еще сидел в своей оранжерее. Обычно он сходит вниз в одиннадцать, но в то утро намеренно засиделся там, опасаясь, как бы я ему кое-что не сообщил. Я связался с ним по внутреннему телефону, чтобы доложить, где меня искать, вышел на Девятую авеню и взял такси.

На этот раз мне пришлось прождать всего несколько минут. Мандельбаум был вежлив, как обычно, даже встал, чтобы пожать мне руку.

От меня ему нужно было все то же самое, что и в прошлый раз, а именно: что я видел и слышал у Джарелла, только теперь касающееся не Джеймса Л. Ибера, а Корея Брайэма. Мне пришлось признать, что в настоящий момент это уже относится к делу, так что сообщить мне предстояло гораздо больше, чем в прошлый раз, поскольку Брайэм обедал у Джарелла в понедельник и остался играть в бридж, то же самое повторилось и в среду, к тому же я мог в разное время слышать замечания в его адрес. Мандельбаум был терпелив и к хитрым приемам не прибегал. Правда, он несколько раз просил меня повторить тот либо иной эпизод, однако это так давно вошло в практику, что перестало быть хитрым приемом. Я не упомянул лишь об одной из моих встреч с Брайэмом — на совещании в кабинете Вульфа в пятницу вечером; к моему удивлению, Мандельбаум тоже об этом не заикнулся. Мне казалось, они уже должны были до этого докопаться, однако, выходит, еще не успели.

Когда стенографистка, которой он велел отпечатать показания, вышла, я встал с кресла:

— Она с этим долго провозится, мне же нужно выполнить пару поручений. Зайду чуть попозже и подпишу. Если вы, конечно, не возражаете.

— Ну разумеется. При условии, что вы сделаете это сегодня.

— Договорились.

Уже возле двери я обернулся:

— Кстати, вы, должно быть, обратили внимание на то, что я не подтвердил свою репутацию острослова?