— Катер у борта, сэр! — доложил вахтенный старшина. — Командир «Хармера», сэр.

— Играть захождение! — приказал Локкарт. «Хармер» — следующий по старшинству после «Салташа» фрегат. Командир его был ярым поборником морского этикета. Локкарт без всякой наигранности вытянулся и отдал честь, когда прибывший командир стал подниматься по трапу.

Эриксон сидел в кресле, разглядывая собравшихся командиров. Это как раз те люди, которые ему нужны. Двое из них — он знал совершенно точно — пили больше, чем следовало, один из командиров постоянно грубил офицерам. Но все они хорошие боевые командиры…

За столом их семеро. От командира «Хармера», шестидесятилетнего (!) капитан-лейтенанта, до молодого, с лицом младенца, старшего лейтенанта, командующего «Петалом» — замыкающим корветом. Несмотря на разницу в званиях, возрасте, внешности и воспитании, всех их делала похожими одинаковая печать ответственности и знание своего дела. Их лица — морщинистые, овеянные многими ветрами — несли на себе в большей или меньшей степени резкий след войны.

«Я, наверное, выгляжу точно так же», — подумал Эриксон.

Они занимались очень незаметной работой — год за годом водили конвои между Старым и Новым Светом. Их война и войной-то, в общем, не была — скорее спасательной операцией грандиозного масштаба. Спасение судов, попавших в беду. Спасение людей, тонущих в воде. Помощь войскам, которым необходимо оружие, и самолетам, которым не хватало бензина. Спасение сорокамиллионного гарнизона Великобритании, которому, чтобы не умереть от голода и холода, необходимы продовольствие и одежда.

На столе перед собравшимися офицерами лежали списки конвоя, приказы к отходу, карты, коды и шифры, списки радиопозывных, диаграммы, схемы поиска подлодок, таблицы необходимых запасов топлива.

Эриксон посмотрел на список боевого охранения: «Салташ». «Хармер», «Стриммер», «Виста», «Рокери», «Роуз Арбор», «Пергал», «Петал».

— Перед вами лежит план построения боевого охранения, — сухо начал он. — На карте вы видите, как должны располагаться корабли отряда. Впереди два фрегата — «Салташ» и «Хармер», по два корвета на флангах — «Виста» и «Пергал» — на правом, «Рокери» и «Роуз Арбор» — на левом. Третий фрегат, «Стриммер», в свободном поиске, а замыкающим идет корвет «Петал».

— Опять Чарли на кончике хвоста, — сказал командир «Петала», молодой человек, который ничуть не смущался своего мальчишеского вида и отсутствия командирской респектабельности. — И все-таки когда-нибудь я узнаю, как выглядит нос транспортного судна.

— А об этом лучше спросите «Рокери», — ехидно посоветовал командир «Хармера», и все захохотали. Несколько недель назад отставший транспортник протаранил «Рокери», когда корвет пытался его поторопить. При этом транспортник попал в середину корпуса настолько точно, что «Рокери» стал похож на велосипедный руль. Корвет отправили в док, откуда он вышел совсем недавно.

— Я в этом не виноват, — запротестовал командир «Рокери» с видом человека, который вот уж в который раз повторяет одну и ту же фразу. — Он шел прямо на меня. Я не успел увернуться.

— Так говорят девушки с Пиккадилли. — сказал командир «Петала».

— Да и результат похож, — заметил командир «Стриммера», который запомнился Эриксону грубым обращением с подчиненными. — Ему пришлось отправиться в док налегке.

Снова раздался смех. «Минуточку, — подумал Эриксон, — не такое совещание мне хотелось сегодня провести». Он резко постучал по столу.

— На сегодня достаточно сплетен, — начал Эриксон как можно холоднее. — Я бы хотел поскорее закончить, так как уверен: на ваших кораблях не меньше дел, чем на моем собственном. На этот раз мы идем через весь океан, до Сент-Джонса на Ньюфаундленде. Как обычно, в море будет бункеровка. Каждое утро передавайте мне сведения о количестве топлива. Время бункеровки буду назначать я сам. И очередность, в которой будете подходить к танкеру, сообщу вам я.

«Кажется, переборщил», — подумал Эриксон про себя, поднял взгляд и заметил, что командир «Хармера» уставился на него с выражением открытой антипатии. Через секунду последний сказал:

— До этого мы сами решали, когда нам бункероваться.

В молчании все ждали ответ Эриксона. Никому не понравилось, как он принялся за дело, как сразу решил взять отряд в ежовые рукавицы. Они считали, что знают свое дело не хуже его.

«Ну хорошо, если вы сами этого хотите, — тяжело подумал Эриксон, — тогда вам туго придется. Отряд мой. И если кто-нибудь совершит ошибку, это будет моя вина…»

Он поднял правую руку и многозначительно погладил по трем золотым нашивкам на лацкане своего кителя. Взгляды присутствующих проследили за его шестом, который не мог быть яснее и, по правде говоря, оскорбительнее. Потом Эриксон посмотрел на командира «Хармера» и сказал медленно:

— Ну тогда это будет первым, что я хочу изменить в отряде.

Приговор Эриксона задал тон остальной части собрания. И хотя Эриксон не собирался столь резко заявлять о своей власти, но отнюдь не намеревался и отступать. Он без околичностей перешел к тому, что должен был сообщить: о сигналах отражения атаки, о куче всякой рутины, которую необходимо решить перед отправлением в любой конвой. Теперь за столом все только соглашались с ним. Командиры решили посмотреть, что получится из этого нового руководства. И когда в конце собрания Эриксон, желая разрядить обстановку, сказал: «Я еще надеюсь увидеть всех вас в каком-нибудь скверном отеле Сент-Джонса», — никто не улыбнулся и не принял шутки…

Люди из индейского племени атапаска по сей день, как и века назад, живут рыболовством, охотой и ловлей диких зверей. Летом основным их занятием становится рыбная ловля. Каждую весну, едва окончится ледоход, они отправляются на летние стоянки — туда, где лучше ловится лосось.

Алекси Питка был из этого племени, поэтому, едва с Юкона сошел последний лед, он вместе с женой и двумя дочерьми переехал, как обычно, из родной деревни Кальтаг на летнюю стоянку в двадцати с лишним милях вниз по реке, Деревня же Кальтаг расположена в четырехстах милях от дельты Юкона.

Стоянка была там, где в Юкон впадает река Хотол. Хотол очень медленная река. Шириной, по словам Алекси, «в ружейный выстрел». Она течет, извиваясь, среди болотистых равнин. Истоки ее находятся в горах Кайю, расположенных к северо-востоку. Поэтому индейцы и называют реку Болото Кайю. С нею соединены многочисленные мелкие озера, большинство из которых к середине лета пересыхает. На их месте вырастает высокая трава, скрывающая болота. Индейцы называют такие озера травяными.

Американский лось, медведь, утки и гуси водятся в тех местах в изобилии. Но не всегда на дичь позволено охотиться. Летом, например, Питка не мог охотиться на лося, зато имел право бить мелкую дичь. Мясо в его семье очень любили, поэтому он охотился довольно часто. Излюбленным местом охоты у него было одно из травяных озер — он каждое утро приплывал туда на лодке.

Питка постоянно носил с собой крупнокалиберный «сэвидж», так как медведи в тех местах очень многочисленны. В любой момент мог повстречаться медведь гризли, а они звери сварливые и всегда готовы затеять с человеком ссору.

Как-то раз во время охоты Питка заметил в низине возле одного из травяных озер довольно крупного медведя. Потом целую неделю Питка встречал его каждое утро, и, хотя тот ни разу не подходил к нему ближе чем на полмили, Питка решил, что это средних размеров гризли.