Врачи утверждали, что только чудом его удалось доставить в больницу живым: несколько дней он находился на грани жизни и смерти. Питка пролежал в больнице три месяца, но это оказалось пустяком по сравнению с тем, сколько ему предстояло пролежать.

Через несколько дней после того, как Алекси отправили в больницу, его друзья решили подняться вверх по Хотолу и разыскать подстреленного медведя. Зверь лежал мертвый недалеко от места, где он напал на Питку. Медведь уже раздулся, но индейцы все же решили содрать с него шкуру, надеясь найти пулевое отверстие. Это им не удалось — шкура уже начинала портиться. Алекси, однако, и потом продолжал верить, что пуля попала медведю чуть выше правого плеча и зверь умер от внутреннего кровоизлияния.

Как только Питка более или менее поправился, его отправили самолетом в больницу Сиэтла, где охотник провел семь с половиной месяцев, пока старый немец — специалист по пластической хирургии, которого он совершенно не понимал и имя которого так и не запомнил, — «строил» ему самое красивое лицо, на какое только был способен. За это время Алекси перенес шесть операций, причем ни разу не выходил из больницы. Для человека, всю жизнь проведшего на воздухе, эти месяцы казались едва ли лучше тех долгих часов, которые он пролежал в лесу после нападения медведя.

Наконец пришел день, когда Питке сообщили, что он может отправляться домой. Маленький самолет доставил охотника в родную деревню 14 апреля. И семья, и вся деревня ожидали его прибытия. Алекси не раз говорил, что это был самый счастливый день в его жизни. Не очень он походил теперь на человека, который отправился вниз по Юкону десять с половиной месяцев назад, хотя хирург-немец и сделал все возможное. Но это все же лучше, чем оставаться совсем без лица. Питка был так рад снова увидеть реку, горы, низины и собственный дом, что ему было буквально все равно, как он выглядел.

Через две зимы он отправился с Альбертом на собачьей упряжке в Уналаклит — эскимосскую деревню, расположенную в ста милях от Кальтага на берегу Берингова моря. В молодые годы Питка носил почту между этими двумя деревнями. Питка за три дня пересекал Олд Бумэн-ривер и труднопроходимый перевал, за которым в восьмидесяти милях от своей деревни встречался с почтальоном из Уналаклита. Там они обменивались мешками с почтой и отправлялись в обратный путь.

Алекси хотел вновь увидеть эти места. Солнце было очень ярким, а Питка забыл защитить свой больной глаз, из-за чего пережил тяжелый случай снежного ослепления.

— С тех пор я живу совсем плохо и почти ни на что не годен, — говорил охотник мне несколько позже. — Я не могу ни охотиться, ни рыбачить. Я могу только кормить собак и делать всякую мелкую работу, которую может выполнить любой старик, и все равно мне приходится часто ложиться и отдыхать. Я убил медведя, но не одержал особой победы. Мне уже никогда теперь не избавиться от увечий. Лучше бы я сразу сказал тогда, увидев медведя в полумиле от себя: «Уходи. Я не стану тебя убивать, если ты не причинишь мне вреда». Тогда ничего не случилось бы, ничего не произошло бы.