Заснеженная дорога через Блю-Хиллз, по которой Стюарт возвращался в Бриджуотер, была в этот вечерний час пустынной и неприютной. Иногда из вечерней мглы появлялся белый каркасный домик, одиноко приткнувшийся к обочине дороги, такой же унылый, как предыдущий. Еще реже навстречу попадалась машина: свет ее фар появлялся под очередным холмом, потом исчезал, чтобы разгореться с новой силой, ударить лучами, сливающимися в белое, с двумя ядрами пятно, слепящее и тревожное.

Промерзнув за день, Стюарт решил не ехать в свою штаб-квартиру, а направился прямо домой. Плотно пообедав, он уселся в глубокое кресло, протянул ноги к камину и поднял с пола утреннюю газету. Внимательно прочитал заголовки:

Это были сообщения о знаменитых палмеровских облавах, получивших свое название по имени их организатора — министра юстиции США Палмера. «Серьезно закручено», — думал, разглядывая газету, мистер Майкл Стюарт, шеф полиции города Бриджуотера, на квадратных плечах которого лежало бремя поддержания демократического правопорядка среди сограждан. Образ его мыслей формировался не только, газетными заголовками и собственным его, Майкла Стюарта, жизненным опытом. Кроме всего этого, существовали и циркуляры из Бостона, и рекомендации Бюро расследований. И те и другие постоянно, уже который год, твердили об одном и том же — о «красной опасности», о «коммунистической угрозе», о «наступлении радикалов на американскую демократию», о «заговорах динамитчиков». Только что, 2 января, по стране прокатилась свирепая волна — вторая по счету — облав на «красных». Шесть тысяч ордеров на арест было выдано в этот день. Но, кроме того, тысячи людей были арестованы без всяких ордеров, и в большинстве своем это были иностранные рабочие. Три тысячи арестованных подлежали депортации. В штате Массачусетс в тот день было проведено четырнадцать облав. В Бостоне пятьсот иностранцев, закованных в кандалы, провели по городу — их отправляли в исправительный дом на Дир-Айленд, где были самые бесчеловечные условия и жестокое обращение охраны.

Палмеровские облавы создали в стране, особенно среди иностранных рабочих, напряженную атмосферу. Никто, казалось, не был застрахован от того, что ночью раздастся стук в дверь и полицейские погонят людей прямо с постели в участок. Полиция и детективы в штатском врывались в помещения социалистических и рабочих организаций, крушили мебель, взламывали сейфы, избивали тех, кого удавалось застать на месте.

«Красных — в красную Россию!» — такой заголовок был не редкостью для реакционной американской печати в ту памятную, зиму, самую снежную за предшествовавшие ей пятьдесят зим.

Вьюжный, холодный февраль засыпал снегом провинциальный Бриджуотер, и, вероятно, только Майкл Стюарт в те сумеречные тягучие вечера снова и снова возвращался к событиям 24 декабря. Отдаляясь, эта история все больше представлялась ему неразрешимой. Зиме, казалось, не будет конца. Метели сменялись затишьем, снег бурел под скупыми лучами мартовского солнца, покрываясь по ночам серой коркой льда. И все же к середине марта весна брызнула теплом, и в два-три дня снега как не бывало; оттепель была такой стремительной, что на Сентрал-сквер затопило подвал конгрегационной церкви.

Вероятно, декабрьскому происшествию суждено было бы забыться, но 15 апреля по соседству с Бриджуотером произошло событие, которое заставило Майкла Стюарта снова вспомнить про это нераскрытое преступление.

В среду 15 апреля 1920 года Шелли Ниил, агент компании «Америкен экспресс» в городке Саут-Брейнтри встречал на станции пригородный поезд из Бостона. Поезд, приходивший по расписанию в 9.18, запаздывал. Ниил извлек из кармана часы на массивной золотой цепочке: стрелки показывали девять часов двадцать одну минуту. Ниил оглянулся — его конный фургон стоял поблизости, у края открытой платформы, лошадь нетерпеливо перебирала ногами, время от времени вскидывая голову, отчего сонный кучер на козлах вздрагивал, оглядывался и, видя что поезда еще нет, продолжал дремать, уткнувшись лицом в поднятый воротник пальто.

Наконец послышались сигналы подходящего поезда: два долгих, один короткий и опять длинный гудок. Над водокачкой появились клубы дыма, и вот уже из-за поворота показался локомотив. Через минуту-другую задрожали стекла в окнах станционного здания, и поезд, сбавляя скорость, подошел к перрону… Вместе со своим охранником Стивенсом Ниил прошел к багажному вагону, расписался в книге у клерка и получил груз. Груз представлял собой стальной ящик, содержимое которого составляли тридцать тысяч долларов бумажками и разменной монетой. Получив от клерка багажного вагона запечатанный конверт с ключом, Ниил кивнул Стивенсу; они перенесли ящик с деньгами в фургон и засунули его под сиденье. Ниил уселся рядом с возницей. Стивенс, залезший в фургон сзади, остался стоять. Возница натянул поводья, потом легко пошевелил ими, и фургон двинулся в направлении Хэмптон-хауса.

Окна Хэмптон-хауса сияли на солнце. В семидесятые годы прошлого века, когда было построено это здание в четыре этажа, с заостренной крышей, в нем размещалась фабрика, изготовлявшая дорожные чемоданы и сундуки. Теперь там находилась контора и обрезальный цех обувной фабрики «Слэтер и Моррилл», главный производственный корпус которой помещался немного дальше, на Пирл-стрит, а слева от главного входа была дверь с позолоченной надписью — здесь разместилась транспортная контора, в которой служил мистер Шелли Ниил. К этой двери и подъехал фургон с тридцатью тысячами долларов и тремя людьми. Вылезая из фургона, Шелли Ниил привычно огляделся.

Шесть или семь автомобилей приткнулись к тротуару. Ниил без труда узнал их — не так уж много было в городе машин. Но один автомобиль сразу привлек его внимание. Это был прогулочный кабриолет темного цвета, сиявший на солнце так, словно его только что отполировали. Эту машину Ниил видел в городе впервые. Верх автомобиля был поднят, шторки на задних окнах задернуты, включенный мотор приглушенно урчал на малых оборотах. Человек, развалившийся за рулем, не обратил ни малейшего внимания на подъехавший фургон, хотя, останавливаясь, он чуть не зацепился за буфер его машины. Человек был в фетровой шляпе — больше Ниил ничего не разглядел. Уже входя в здание, Ниил, обернувшись, увидел другого человека — рыжеволосого, с бледным лицом, в пальто армейского образца и серой шляпе, надвинутой на лоб. Этот человек Ниилу явно не понравился.

В ящике, который Ниил открыл в своей конторе, находились два коричневых пакета с деньгами. Вынув пакет, предназначавшийся фирме «Слэтер и Моррилл», и заперев второй пакет в свой сейф, Ниил в сопровождении все того же Стивенса вышел на улицу и направился к соседнему входу. На улице, против Хэмптон-хауса он заметил еще один незнакомый автомобиль. Забрызганный грязью, он стоял на противоположной стороне улицы. Ниил услышал, как водитель этой машины (марку ее он не разобрал) крикнул водителю темного прогулочного автомобиля: «Ол райт!»

Бледнолицый человек стоял на том же месте, где Ниил его увидел в первый раз, руки его были глубоко засунуты в карманы пальто. Когда Ниил и Стивенс проходили мимо него, он посмотрел на обоих и, не поворачивая головы, проводил взглядом до самой двери. Ниил из предосторожности нащупал в кармане пальто свой кольт и спустил предохранитель.

— Странный народ на улице, — заметил он, поднимаясь со Стивенсом на второй этаж.

В конторе обувной фабрики Ниила и Стивенса встретила кассирша. Ниил помог ей уложить пакет с деньгами в сейф, получил расписку и направился к себе в контору. С верхней площадки, глянув в окно, вновь увидел того странного бледнолицего человека. Он стоял все в той же позе. А когда Ниил и Стивенс прошли примерно половину лестничного марша, они увидели, как этот человек быстро направился к прогулочному автомобилю, открыл заднюю дверцу и залез внутрь. Ниил и Стивенс, переглянувшись, сжимая в карманах оружие, поспешили вниз. Но когда они вышли из подъезда, прогулочный автомобиль уже сворачивал за угол на Холбрук-авеню; второй машины на улице не было…