Обо всем этом и рассказал юноша советскому контрразведчику.

— Но что его побудило прийти к вам? — спросил майор Смирнов.

— Совесть русского патриота, — убежденно ответил Давыдов. — Видите ли, этот молодой человек, как он ни заблуждался, руководствовался в своих поступках самыми лучшими побуждениями. Он искренне верил, что этот матерый гитлеровец Грэвс печется об интересах России. Но за последний год в сознании Марецкого, как и многих других молодых эмигрантов, произошли серьезные сдвиги. Впервые за всю свою жизнь он получил возможность свободно читать наши газеты, книги, смотреть кинофильмы, узнать правду о советской жизни. У него раскрылись глаза, и он понял, что Грэвс — фашистский шпион и убийца и что их готовят не для патриотической благородной деятельности, а натаскивают на преступление…

— Как вы с ним договорились? — спросил Радченко.

— Вчера он у меня был еще с тремя своими товарищами, которые, по его словам, думают так же, как и он. Мы беседовали два часа. По-моему, это честные ребята, хотя в головах у них много чуши. Но доверять им можно, они мечтают вернуться в Россию и хотят заслужить это право. Я велел ребятам не предпринимать никаких самостоятельных действий, по-прежнему ходить на все собрания, стараться не возбуждать подозрений. Ждать наших указаний.

— Прекрасно! — Радченко был вполне удовлетворен сообщением коллеги. Теперь его интересовало другое: непосредственная безопасность самих посольств, которым предстояло служить и резиденциями делегаций.

Охрана советского посольства не представляла особой сложности, безопасность английского — обеспечат подразделения английских войск.

Но серьезную тревогу у приезжих из Москвы вызвало местонахождение американской миссии. Она находилась на отшибе, была доступна для прямого нападения террористов, тем более что не исключалось наличие в Тегеране и других фашистских групп, не раскрытых контрразведкой. К тому же представляли опасность переезды Рузвельта — узкие кривые улицы старой части города были очень удобны для искушения…

— Что ж, — подвел итог Радченко, обращаясь к Давыдову и Муслимову, — благодарю вас за исчерпывающую информацию и за то, что вы уже сделали. Завтра я обо всем доложу руководству. Имейте в виду, вы сделали многое, но считать опасность предотвращенной полностью еще преждевременно. Нам известно, что немцы подготовили параллельно несколько групп террористов, поэтому мы тоже предприняли дополнительные меры безопасности. Соответствующие точные указания по всем вопросам вы получите своевременно.

…Окончился еще один день. Теперь до встречи Большой Тройки их оставалось только семь.

Генерал Комаров вышел из-за стола во временно занятом им тегеранском кабинете полковника Давыдова и, набрав шифр замка, отворил тяжелую дверь большого сейфа в стене, Порывшись в его стальном чреве, он разыскал тонкую папку и аккуратно вложил в нее только что дважды перечитанную шифровку. За скупыми строками донесения перед его глазами, как живая, еще стояла картина только что происшедшего за многие километры события…

…Глухая осенняя ночь в столице одного из фактически оккупированных гитлеровцами балканских государств. Шурша шинами, мягко покачиваясь по бетону, прямо на летное поле аэродрома к огромному бомбардировщику без опознавательных знаков подкатывает длинный черный «хорьх». Из него выходит, зябко поеживаясь под ноябрьским ветром, очень высокого роста молодой мужчина с заурядной внешностью преуспевающего коммивояжера. Но это не преуспевающий коммивояжер. Это начальник VI отдела Главного управления имперской безопасности бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг.

Ему навстречу — трое. Докладывают. Их имена не окутаны легендой, подобно имени Скорцени, но в узких кругах известны не меньше.

Под черным крылом самолета застыли еще шестеро с горбами парашютов за спиной. У них нет имен. Имена остались в Копенгагене. Да они им и не нужны. Как бы ни кончилась операция — успехом или провалом, — эти шестеро не вернутся никуда. Но они об этом не знают…

Шелленберг пожимает руки двоим офицерам, а третьего — штурмбаннфюрера СС Юлиуса Бертольда Шульце — отводит в сторону. Что-то шепчет ему на ухо, потом из рук в руки вручает плотный листок бумаги. Шульце понимающе кивает головой.

Короткая команда — и поле пустеет. Отъезжает в сторону черный «хорьх». Взревев моторами, бомбардировщик срывается с места. Замер в своей кабине штурман. На стоянке перед ним — подсвеченная слабой лампочкой карта. Кружком помечен конечный пункт маршрута — Тебриз.

Черный «хорьх» неслышно мчит к городу. Откинувшись на мягком кожаном сиденье, бригаденфюрер торопливо набрасывает радиограмму «Берлин, Принц-Альбрехтштрассе, 8. Секретно. Имперского значения. Рейхсфюреру СС Гиммлеру. Операция «Дальний прыжок» началась».

Странные события разыгрались в последние дни ноября 1943 года в Тегеране. Началось все, пожалуй, с того, что из отеля «Фирдоуси» бесследно исчезли два постояльца. Слуга одного из них, некоего Анри Фрошона, представителя посреднической фирмы «Конье и сыновья», вошел утром, как обычно, с папкой свежих газет в спальню своего хозяина, но нашел в ней лишь смятую постель и оторванную пуговицу от пижамы. Инженера же Вернера Коппеля в Тегеране никто, кроме его соседа Фрошона (жившего в номере напротив), не знал. Поэтому его исчезновение служащие отеля обнаружили лишь дня через два. Поскольку он уплатил за неделю вперед, никто о нем особенно не горевал.

Что же касается Фрошона, то дежуривший в ту ночь портье Орудж клялся и божился, что коммерсант в вестибюль не спускался и к нему в номер никто не проходил. Впрочем, через несколько дней сам Орудж взял расчет и уехал неизвестно куда вместе со своей семьей.

По ночам в разных уголках города вдруг вспыхивала короткая, но яростная перестрелка. Иногда же тишину просто разрывал одинокий пистолетный выстрел. Такое слышали и близ площади Туп-Хане, и на хиабан Насерие, и Саади. Настоящее сражение разразилось в ложбине под Шах-Абдуль-Азим… Но — странное дело — утром любопытные мальчишки не нашли здесь ничего, кроме стреляных автоматных гильз.

В одном из домов на Лалезаре иранская полиция обнаружила трупы двух молодых мужчин неизвестной национальности без документов. Опознать убитых не удалось, да никто к этому и не стремился. На телах нашли только одну особую примету: странные значки, вытатуированные под мышкой левой руки. Неторопливые тегеранские полицейские, разумеется, не знали, что такие значки, обозначающие группу крови, наносились на кожу только эсэсовских офицеров.

Самолет С-54, неофициально, но прочно прозванный «Священной коровой»,[10] с президентом Соединенных Штатов Америки Франклином Делано Рузвельтом на борту пролетел из Каира над Суэцким каналом, Иерусалимом, Багдадом, реками Евфрат и Тигр и, наконец, приземлился на тегеранском аэродроме. Уставшего после долгого пути, уже тогда смертельно больного президента отвезли в посольство США в двух километрах от города.

На следующее утро — в воскресенье 28 ноября — к Рузвельту вошли взволнованные Гарриман — его личный советник, и начальник секретной охраны президента Майкл Рейли.

Гарриман рассказал Рузвельту, что русские только что поставили его в известность о том, что город наводнен вражескими агентами и возможны «неприятные инциденты» — в устах Гарримана это вежливое выражение означало «покушения».

— Русские предлагают вам переехать в один из особняков на территории их посольства, где они гарантируют полную безопасность, — так закончил Гарриман свое сообщение.

— Ну, а вы что скажете, Майкл? — обратился Рузвельт к начальнику своей охраны.

Мрачный Рейли лишь пробурчал что-то отдаленно похожее на совет принять приглашение.

В три часа дня президент и его ближайшие помощники уже переселились на территорию советского посольства в центре Тегерана. Остальная группа лиц, прибывших с президентом, остановилась в Кемп-Парке, где помещался штаб американских войск.