— Это же самая настоящая мухоловка! — воскликнул пораженный Эдемс.

— Совершенно верно. Растение питается насекомыми, переваривает их, а стоит ему проголодаться — ловит новых.

— Где вы раздобыли такого злодея?

— Мне его прислал коллега из Бразилии.

— Надеюсь, вы его здесь не оставите.

— Наоборот, именно это я и намереваюсь сделать.

— Догадываюсь. Вы собираетесь обучить его обращению с вилкой и ложкой, как полагается настоящему джентльмену.

— Манерам его научить нетрудно. Я поставил себе куда более трудную задачу, — обрезал владелец хищного цветка.

Почувствовав, что его шутки не встречают должного понимания, Эдемс замолчал и вынужден был выслушать длинную лекцию по ботанике, в которой особое внимание уделялось насекомоядным растениям.

Сказать по правде, он предпочел бы полакомиться каким-нибудь новым гибридом профессора, но когда понял, что надеяться на это не приходится, воспользовался первой же паузой и заявил, что у него срочное свидание.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Эдемс снова увидел профессора. Ботаник был по горло занят в оранжерее и сутками не выходил из-за перегородки, за которой хранил милую своему сердцу сарраценню. Он даже оставил на время опыты по выращиванию клубники размером с арбуз и давнишнюю свою мечту вывести яблоки без кожуры.

Но однажды профессор позвонил Эдемсу и пригласил его в оранжерею.

Профессор сам открыл дверь, и Эдемс замер в удивлении. Единственным растением в этой части оранжереи был экземпляр саррацении непентес. Но растение достигло таких невероятных размеров, что попервоначалу Эдемсу показалось, что он сходит с ума.

— Ну, что вы скажете, голубчик, о новом достижении науки? — спросил не без гордости профессор.

— Уж не хотите ли вы оказать, что это тот самый невзрачный бразильский мухолов?

— Он самый.

— Но… но…

— Но он подрос. Вы это хотели сказать?

— Как вам удалось этого добиться?

— Специальной диетой. Мой мухолов съедает три окорока в день, окорок на завтрак, окорок на обеде и окорок на ужин. Правда, за ужином иногда не доедает.

Эдемс не мог оторвать глаз от растения. Он помнил его размером чуть больше ландыша, теперь же цветок доставал до потолка оранжереи, а высота ее была метров десять. Сам «колокольчик» цветка был длиной в три метра.

Цветок был тяжел, и стебель не мог удержать его. Поэтому профессор соорудил вокруг растения леса, на вершину которых вела приставная лестница с платформой на уровне лепестков.

— Пора кормить мою крошку, — сказал профессор так, будто речь шла о любимом котенке. — Хотите подняться со мной и посмотреть, как оно будет кушать?

— Нет, спасибо, — вежливо ответил Эдемс. — Предпочитаю не иметь дела со сверхъестественными чудовищами.

Профессор снисходительно улыбнулся, поднял окорок и втащил его по лестнице на платформу.

Эдемс с любопытством наблюдал за его действиями. Вот Джонкин нагнулся и опустил окорок в разинутую пасть саррацении. И вдруг… профессор нелепо взмахнул руками и, как бы притянутый неведомой силой, упал прямо в центр цветка.

Растение содрогнулось под тяжестью жертвы, но леса выдержали. Некоторое время ноги профессора болтались среди лепестков, потом исчезли.

Эдемс даже не понял сначала, смеяться ему или ужасаться.

Он вскарабкался на лестницу и замер в изумлении перед результатами эксперимента Джонкина, перед цветком, выросшим в сотни раз.

Эдемс почувствовал странный одуряющий запах, его потянуло ко сну, но он поборол это желание. Нагнувшись, он увидел, как щупальца в трубе бывшие волосики в канальчике — яростно зашевелились. Эдемс мог разглядеть в глубине подошвы ботинок профессора. Ботинки вздрагивали, но с каждой секундой все слабее. Щупальца обвивались вокруг ног, сжимая их в железных объятиях.

Вдруг верхний лепесток опустился, закрыв внутренность цветка. Профессор полностью исчез внутри гигантского мухолова. Растение-хищник стало людоедом и поглотило человека, который его вырастил.

На какое-то мгновение ужас охватил Эдемса. Он не знал, что же делать. Но потом опасение за своего друга вернуло Эдемса к жизни.

— Профессор! — закричал он. — Профессор, вы еще живы? Вы меня слышите?

Молчание.

— Профессор!

— Я вас отлично слышу, — донесся до Эдемса заглушенный голос. — Этот озорник меня поймал.

За этими словами последовала серия конвульсивных движений внутри цветка, заставивших всколыхнуться стебель.

— Я вас спасу! — крикнул Эдемс. — Где топор? Я его изрублю в мелкие кусочки!

— И не думайте, — послышался ответ.

— Чего не думать? — не понял Эдемс.

— Не вздумайте повредить мое сокровище. Этой потери наука не переживет.

— Сокровище? Ничего себе сокровище! Оно вас медленно переваривает, а я должен ждать? Нет, я вас все-таки спасу! Где топор?

— Остановитесь! Еще не все потеряно. Попробуйте воспользоваться хлороформом.

— Что?

— Хло-ро-фор-мом. На второй полке слева.

Эдемс понял мысль профессора. Одурманить растение, заставить его расслабить чудовищные объятия.

Он скатился с лестницы, бросился к рабочему шкафчику профессора и отыскал большую бутыль с хлороформом. Оглядевшись, он нашел полотенце, схватил его и взбежал по лестнице.

Трудно было поверить, что внутри цветка находится профессор. Только по дрожи лепестков можно было догадаться, что его друг еще жив.

По правде говоря, Эдемс предпочел бы расправиться с людоедом с помощью самого обыкновенного топора, прорубив отверстие в стебле. Но, уважая старшего друга, он не посмел ослушаться его.

Смочив полотенце хлороформом и зажав левой рукой нос, чтобы самому не потерять сознания, он прижал мокрое полотенце к тому месту, где верхний лепесток сомкнулся с остальными.

Через минуту он заметил, что лепесток чуть отстал, и тогда Эдемс плеснул из бутылки в образовавшуюся щель.

Несколько минут Эдемс ждал. Подействует ли хлороформ на мухолова? Успеет ли он освободить профессора, прежде чем того переварят?

Опять его охватил ужас. Он готов был броситься вниз и отыскать все-таки топор.

Но вот лепестки начали расходиться. Верхний отвалился и снова открыл вход в канал. Щупальца бессильно повисли и отпустили ноги профессора.

Эдемс наклонился, дотянулся до одного из профессорских ботинок и, поднатужившись, вытянул профессора из цветка. Профессор был одурманен парами хлороформа, но в остальном он не очень пострадал, во всяком случае, меньше, чем его костюм.

— Да, в общем вам повезло, — сказал Эдемс.

— Согласен. Не окажись вы поблизости, он мог бы меня съесть.

— Правда, в крайнем случае вы могли бы прорезать стенку канала ножом. — Только сейчас Эдемс заметил, что профессор так и не выпустил из рук ножа, которым обычно отстругивал куски окорока.

— Что? Вы хотите сказать, что я мог бы собственными руками уничтожить плоды моего эксперимента? Испортить самый большой мухолов в мире? Нет, лучше бы он меня съел.

— В будущем называйте его каннибалом, а не мухоловом, — мрачно сказал Эдемс.

— Ну, уж нет, — возразил профессор, отойдя на некоторое расстояние, чтобы убедиться, что мухолов не пострадал. — Но я его накажу. Он у меня ничегошеньки не получит на ужин… И пожалуй, на завтрак тоже. Будет знать, как себя положено вести.

— Все понятно, — сказал Эдемс. — Разрешите на прощание дать вам один совет. Следующий раз возьмите вилы и кормите его с вил. Это по крайней мере безопаснее.

— Неплохая идея. Я так и сделаю, — в голосе профессора прозвучала искренняя благодарность.

Так он с тех пор и делает.