Люди в наручниках приведены на площадку перед лагуной. Глюк показывает на каменный выступ неподалеку от трапа.

— Садитесь, — командует он.

Пленные продолжают стоять. Видимо, не понимают по-немецки.

Конвоир хмурится и повторяет приказ, подкрепляя его движением ствола автомата.

Люди опускаются на камень.

Все они удивлены, озадачены. Разглядывая грот, негромко переговариваются, пожимают плечами.

Немцы отошли в сторонку и ждут. Из туннеля выходит Абст.

— Внимание, встать! — кричит Глюк.

Пленные будто не слышали. Молодой офицер отворачивается и закидывает ногу за ногу.

— Встать! — повторяет конвоир.

Абст движением руки останавливает Глюка, который угрожающе вскинул автомат, обращается к офицеру.

— Встаньте, лейтенант, — говорит он, и голос его звучит почти ласково. — Встаньте, вы обязаны встать!

Тот, к кому обращены эти слова, неподвижен.

Абст улыбается.

— Хорошо, — говорит он, берет у Глюка автомат и веером дает очередь поверх голов пленников.

Грохот, гул. Голубоватая едкая дымка заволакивает площадку. Когда она рассеивается, четверо пленных стоят навытяжку. А лейтенант сидит. Ему лет двадцать пять. У него полные губы, короткий, с горбинкой нос, румяные щеки. Он всем телом привалился к камню. Голова его запрокинута, глаза устремлены вверх — большие, темные, с влажными голубыми белками.

Абст пододвигает к нему разножку, садится. Он плохо знает язык, на котором пытается сейчас говорить, с трудом подбирает слова, делает продолжительные остановки между ними.

Лейтенант равнодушен. Вот губы его сложились в усмешку.

— Вы коверкаете мой язык, — говорит он по-немецки. — Продолжайте на своем.

— Прекрасно. — Абст облизывает губы. — Прекрасно, лейтенант. Перейдем на немецкий. Счастлив, что вы владеете им. Итак, назовите свое имя.

— Оно вам известно.

— А все же?

— Лейтенант Джорджо Пелла.

— Ну вот, совсем иное дело. — Абст улыбается. — Теперь я услышал это собственными ушами. Кто мог подумать, что судьба пошлет мне такого гостя!

— Вы рады? — Лейтенант обращается к своим товарищам. — Смотрите, друзья, как они торжественно принимают гостей. Нас даже одарили браслетами. Это ли не знак подлинного немецкого гостеприимства?

— Скоро и пожрать принесут, — отзывается человек с серьгой в ухе. — Уж я немцев знаю, такие славные парни.

— Браво, сержант Гаррита! — Пелла поворачивается к Абсту. — Значит, здесь рады нам?

— Еще бы, лейтенант! Заполучить такого специалиста!.. Ведь мы с вами люди одной профессии. Но в сравнении с Джорджо Пелла я ничтожество, можете мне поверить.

— Зачем я вам понадобился?

— О! — Абст значительно поджимает губы. — Можете быть уверены, вы здесь хорошо поработаете.

— Я не буду работать на немцев.

— Будете, лейтенант. И я хочу, чтобы это было добровольно. Вас выгоднее иметь союзником.

— Для нас пятерых война окончена. Для Италии — завершается. Наш великолепный дуче свергнут и арестован.

— Знаю, знаю. — Абст улыбается. — Да, ваш вождь, преданный негодяями, был заключен в тюрьму.

— Он, смею вас уверить, и сейчас там.

— Ошибаетесь, дорогой Пелла. Как могли вы подумать, что фюрер оставит в беде своего друга? Счастлив, что могу порадовать вас доброй вестью. Выполняя приказ Гитлера, группа моих коллег вернула свободу вождю итальянской нации. Быть может, нужна фамилия того, что совершил этот подвиг? Извольте: штурмбаннфюрер СС[12] Отто Скорцени. Нужна дата? Пожалуйста: 12 сентября.

— Вы лжете! — встревоженно кричит Пелла.

— Нет, это правда. Впрочем, возможно, что позднее вы встретитесь с самим Скорцени. Обещаю это, если будете вести себя благоразумно. Итак, война продолжается, лейтенант Пелла. А вы давали присягу, не так ли? Кстати, протяните-ка руки, я освобожу вас от браслетов.

— Сперва снимите наручники с моих товарищей.

— Но…

— Я буду последний!

— Как угодно. — Абст морщится. — А я-то думал, в наш век Дон-Кихоты вывелись и в Италии.

— И накормите их, — продолжает Пелла. — В последнее время нам не давали есть. Очевидно, чтобы мы стали сговорчивее.

— Как, вас не кормили?

— Представьте, нет. Кроме того, я должен спросить… — Лейтенант обводит глазами купол грота. — Что это за катакомбы? Нас три недели везли на подводной лодке. Потом лодка легла на грунт. Мы заснули. И вот мы здесь… Где мы находимся?

— Все объясню. Но сперва несколько вопросов. Вы были на русском фронте? Где именно?

— Район восточнее города Львова. Там все и случилось.

— Что именно?

— Вам не известно о трагических событиях, которые произошли там двадцать пятого июля? — нервно говорит Пелла. — Ладно, я выложу все. Начну с того, что в начале нынешнего лета Советы как следует дали по зубам вашему фюреру и нашему дуче. Я имею в виду мясорубку, устроенную русскими близ города Курска. Радио Москвы передало: за первую неделю боев противник потерял убитыми…

— Вы верите в эту ложь?

Лейтенант Пелла выпрямляется, поднимает скованные руки.

— Синьор, — строго говорит он, — синьор, легче на поворотах. Я находился там, и я не слепой. — Он показывает на товарищей. — Мы все были там и готовы поклясться, что русские отнюдь не преувеличивают. Потери германских и итальянских войск ужасны…

— Допустим, — говорит Абст, — допустим, но что же дальше?

— А дальше то, что британцы и янки высадились на Сицилии. Или вы и об этом не знаете?

— Знаю.

— И вот итальянцы бегут, немцы — за ними: их главные силы не там, они далеко на востоке!.. Всюду паника, неразбериха. Наступает финал. В спешке собирается Большой совет… Короче, стоило запахнуть дымом в собственном доме итальянцев, как «мудрому вождю нации» дали коленкой под зад, а затем упрятали в тюрьму… То, что кто-то выволок его оттуда, дела не меняет. Народ сказал свое слово. Это и наше слово, синьор… Но я отвлекся. Ведь вас интересует, что произошло в районе Львова?

— Сперва я хочу знать, как вы там оказались. Почему вы попали в пехоту, ведь вы несли службу на флоте?

— Есть вещи, которые касаются только нас.

— Минутку, синьор лейтенант. — Сержант с серьгой в ухе встает с камня. — Я не вижу, почему бы и не сказать об этом. Мы, хвала святой деве Марии, ничего не украли!

— Вы правы, Бруно Гаррита. — Офицер оборачивается к Абсту. — Мы, все пятеро, не пожелали топить корабли противников дуче. Тогда нас списали на берег, послали на русский фронт. Вот и все.

— Понятно, — говорит Абст. — А откуда у вас такая ненависть к немцам?

— О, вы это заметили? — У Пеллы загораются глаза, кривятся губы в усмешке. — Сейчас я возвращусь к событиям двадцать пятого июля, и вы поймете… Ведь вы хотели знать, что произошло близ Львова? Что ж, извольте. Представьте себе улицы старинного русского города. По ним сплошной вереницей движутся германские военные грузовики. Они везут итальянцев: обезоруженных солдат и офицеров. Их конвоируют немецкие автоматчики. Еще неделю назад те и другие сражались бок о бок. Теперь это враги. Грузовики направляются за город. Они обгоняют колонны, идущие туда же в пешем строю. И здесь итальянцы — тоже без оружия и под конвоем: впереди генералы, затем офицеры и в заключение солдаты. Тысячи и тысячи итальянцев, синьор… Тех, что везли, и тех, которые шли пешком, доставили в лес и расстреляли в огромных рвах.

— Случившееся очень прискорбно, — замечает Абст. — Но законы войны суровы. Тот, кто бросает союзника… Словом, хватит! Вы слишком разговорились. Я не одобряю того, что случилось во Львове. Придумавший эту затею поступил неразумно. Будь моя воля, я бы заставил ваших соотечественников повоевать, как заставлю вас.

— Ого! — Лейтенант вскакивает на ноги. — Хочу поглядеть, как вы это сделаете. Убить нас — да, это в вашей власти. Но заставить драться?.. Освободите мне руки, и я покажу вам настоящую драку!