Сердясь на себя за такие мысли, Эсме заставила себя выбросить их из головы. Она надела на Сорчу светлое пальтишко и шляпку и обула ее в только что почищенные ботиночки, после чего сообщила Уэллингзу, что они идут гулять. Эсме могла только догадываться, что входит в обязанности гувернантки, но прогулки с ребенком, конечно же, входили в их перечень, потому что Уэллингз не удивился.

– Идем гулять! – твердила Сорча, когда Эсме понесла ее вниз по лестнице. – Гулять, Мей! Я иду гулять!

Уэллингз снисходительно улыбнулся ребенку.

– Она твердо знает, чего хочет, не так ли?

Эсме кивнула.

– Да, и это не помешало бы знать каждому, – пробормотала она и поставила девочку на пол. – Не скажете ли вы мне, Уэллингз, как пройти в Мейфэр? Боюсь, я могу заблудиться.

– Мы довольно далеко от Мейфэра, мисс, здесь нет прямой дороги, – сказал он, указывая направление.

Эсме поняла, что Сорча не сможет дойти туда. Но она не посмела нанять экипаж, детскую коляску еще не доставили, поэтому она отправилась в путь, придерживаясь указанного дворецким направления. Что ж, когда девочка устанет, придется взять ее на руки.

В свежем прохладном воздухе пахло дождем. Пройдя через обширные парки, Эсме вышла к Мейфэру и вскоре оказалась там, где окружающие дома показались ей знакомыми. Она была здесь дважды и уже узнавала красивые дома в георгианском стиле.

Чувствуя, как отзываются болью на каждый шаг стертые еще накануне до волдырей ноги, держа Сорчу на руках, она направилась к Гросвенор-сквер. После долгой, утомительной недели, проведенной в дороге, и двух мучительных дней в Лондоне Эсме начала ненавидеть Англию и все с ней связанное. Единственной удачей, если так можно сказать, оказался сэр Аласдэр Маклахлан. Тем не менее она была уверена, что не имела права жить в доме этого мужчины и разыгрывать из себя гувернантку собственной сестры. Мамочка была бы шокирована ее поведением, хотя не Эсме являлась причиной всех бед.

Когда в обществе узнают, что у неисправимого повесы сэра Аласдэра появилась воспитанница, наверняка пойдут разговоры. Эсме решила вести себя очень сдержанно, а произошедшее утром в столовой дополнительно показало, что она внезапно и неожиданно для себя оказалась в самом зависимом положении. Она оказалась прислугой. Даже в доме отчима к ней не относились настолько высокомерно. Ее ладонь еще чесалась от желания дать пощечину брату сэра Аласдэра. Лорд Уинвуд по крайней мере выказывал больше сочувствия. Она заметила, как он с упреком взглянул на Меррика.

До знакомой зеленой двери Эсме добралась, слегка запыхавшись, и остановилась, чтобы пересадить Сорчу на другую руку.

– Зеленая, Мей, – сказала малышка, показывая на дверь ручкой. – Зеленая, видишь?

Да. Зеленая. Такая же, как и в те два раза. И, как и раньше, дверной молоток отсутствовал. Но Эсме не для того проделала длинный путь, чтобы уйти ни с чем. Она поднялась по ступенькам и постучала в массивную деревянную дверь. Она слышала, как гулко разнесся звук внутри дома.

– Проклятие, – прошептала она.

– Проклять, – повторила за ней Сорча.

Ох, нужно следить за своим языком.

– Такая нехорошая дверь, да, моя маленькая? – говорила Эсме, чмокая девочку в щечку. – Почему нам ее никогда не открывают?

В этот момент мимо с грохотом прокатило сверкающее черно-красное ландо и остановилось у соседнего дома. Из него вышел высокий темноволосый господин и крикнул кучеру, чтобы тот ехал вокруг и поставил карету у конюшен. Экипаж отъехал и повернул на Чарлз-стрит. Эсме пошла вслед за ним. Вскоре кучер свернул вправо и въехал в проход между домами. Эсме подошла ближе.

Между высокими кирпичными стенами обнаружился тенистый проулок, из которого повеяло холодком. Эсме пошла дальше, рассматривая дома, мимо которых проходила. Вскоре ландо остановилось, и кучер наклонился, чтобы поговорить с женщиной, стоявшей на тротуаре с корзиной в руке. Отбросив всякую осторожность, Эсме бросилась к ним. Они заметили ее и повернулись.

– Прошу прощения, – произнесла Эсме, задыхаясь. – Вы здесь живете?

– Да, не сомневайтесь. – Женщина осмотрела ее с головы до ног, явно удивленная, почему Эсме прошла во двор, а не навела справки на улице.

Эсме посадила Сорчу на другую руку.

– Не скажете ли вы мне, живет ли еще в соседнем доме леди Таттон? – спросила она, еще не успев успокоить дыхание. – Видите ли, дверного молотка нет и…

– Да, конечно! – воскликнула женщина. – Она уехала в Австралию.

Эсме испытала облегчение.

– Слава Богу, – прошептала она. – Я долго не имела от нее вестей. А есть ли в доме слуги?

Видя, что он ничем не может быть больше полезен, кучер уселся поудобнее и щелкнул кнутом.

– Сейчас нет никого, кроме Финчей, это муж и жена, оставленные присматривать за домом, – сказала женщина с корзиной. – Но у Бесс – так зовут миссис Финч – матушка заболела в Дептфорде, и в прошедший четверг они уехали туда.

Эсме поникла, разочарованная.

Женщина снова внимательно посмотрела на Эсме.

– У вас есть дело к ее светлости? – спросила она. – Насколько я знаю, ее светлость не ожидают в ближайшее время, по крайней мере Бесс ничего об этом не говорила, а она непременно сказала бы, я уверена.

– Я… Да, мне нужно с ней встретиться, – признала Эсме. – Но мы не виделись уже несколько лет.

– Она уехала с дочкой, которая была в интересном положении, – сказала женщина. – Один ребеночек начал болеть. Потом появилась двойня. А дальше, как говорит Бесс, одно тянет за собой другое. Но так как она не отказалась от дома, значит, еще возвратится.

Сорча на руках у Эсме начала вертеться.

– Яблоко, Мей, – потребовала она. – Дай яблоко!

Женщина вынула из корзины яблоко и протянула ей.

– Какая хорошенькая девочка, – сказала она, расплываясь в улыбке. – И такие необыкновенные голубые глазки! Ты это хочешь, дитя?

Сорча взвизгнула от восторга, растопыривая и сжимая в кулачок пальчики, как она уже проделывала утром, когда ей понравились часы Меррика Маклахлана.

– Спасибо, но лучше не надо, – сказала Эсме. – Право, лучше не надо.

– Отчего же, пусть возьмет, – сказала служанка, вкладывая красное яблоко в маленькие протянутые ручки. – Я только что с Шепердского рынка, так что яблоко свежее.

Опасаясь буйного нрава Сорчи, Эсме поблагодарила женщину. Та улыбалась Сорче.

– Какой красивый ребенок! – продолжала она. – Теперь о леди Таттон. Если хотите, я могу передать что-нибудь Бесс.

Эсме обрадовалась.

– Письмо, – торопливо сказала она. – У меня с собой письмо для леди Таттон. Будьте так добры…

Женщина смотрела сочувственно.

– Хорошо, я передам его Бесс, мэм, но, насколько я знаю…

– Да, да, я понимаю, – сказала Эсме. – Ее не ждут. Но все же попросите миссис Финч оставить письмо до ее возвращения. Не важно, когда она появится.

Женщина взяла письмо, которое Эсме извлекла из кармана.

– Может быть, она отправит письмо ее светлости, если хотите?

Эсме покачала головой.

– Это займет месяцы, а я уже послала два письма, но так и не знаю, дошли они или нет.

Женщина сочувственно кивнула и снова обратила свое внимание на Сорчу, которая уже впилась маленькими зубками в сочную мякоть яблока.

– Ах, какие глазки, – сказала она еще раз. Затем понимающе взглянула на Эсме. – Достались со стороны отца, конечно?

– О да, – устало ответила Эсме. – Безусловно. Со стороны отца.

Аласдэр прислушался к дыханию спящей Джулии: оно было спокойным и ровным все эти несколько часов. Звук ее дыхания действовал на него успокаивающе. К нему сон не шел. Он отошел от кровати и устроился в шезлонге у окон, чтобы не потревожить спящую. Он смотрел вниз, на Бедфорд-плейс, – там полицейский в синем мундире степенно прохаживался в свете газовых фонарей, – когда услышал, что дыхание Джулии изменилось.