— Если бы вы знали, Сигизмунд Иосифович, скольких усилий нам стоило разыскать вас.

— Мне кажется, это все-таки мы разыскали вас, — вежливо возразил Профессор.

— Да, но это стало возможным потому, что я дал установку любыми способами выйти на контакт с вами или вашими друзьями. Король, если я не ошибаюсь? — «Установить, с кем они имеют дело, эти люди действительно смогли очень быстро», — подумал про себя Профессор и вслух сказал:

— Не ошибаетесь. Это ведь ваш человек был там, в больнице?

— Да, — на лице Захарова нельзя было прочесть никаких чувств. Войцех Казимирович не смог уловить ни следа переживаний по поводу судьбы их сотрудника, который прикрыл Сергея во Второй городской. Бесстрастный ответ на конкретный вопрос.

— Я не понимаю… — произнёс он и замолчал.

Вот это уже враки. Николай Николаевич Захаров, или как его там, понимал многое и о ещё большем догадывался. Своим видом клерка среднего звена, прилизанными волосиками, неказистым плащиком он мог дурить кого угодно, и Профессор думал, что в большинстве случаев ему это удавалось. Но он-то уже давно привык обращать внимание на глаза людей. А глаза у Николая Николаевича были умные, цепкие. И безжалостные. Как у волкодава. Как, наверное, у всех людей его профессии.

Сам же Николай Николаевич тем временем продолжал:

— Я не понимаю, зачем вы полезли во все это. Ради чего? Любопытство? Но вы же умный человек, знаете, к чему это приводит, и не стали бы попусту совать нос в чужие дела. Жадность? Но что вы собирались с этого иметь? Вы же должны понимать, что в таких делах нажиться нельзя. Погибнуть можно, а разбогатеть — вряд ли. Прихоть?

— Случай, — ответил Войцех Казимирович и, кивком предложив ему пройтись, медленно направился вдоль берега. Чем черт не шутит! Вдруг они действительно посадили в машину снайпера? Убивать его им, конечно, смысла нет, а вот обездвижить — пожалуйста. Так что лучше им переместиться немного правее, чтобы вот это дерево стало на линии огня между ними и «БМВ». А обзор местности с их стороны здесь ничуть не хуже. — Ведь это ваш агент оказался у нас. Да ещё и в таком состоянии. Мы оказали ему помощь. А я перезвонил вам и передал все, что он просил.

— И все. Здесь и нужно было остановиться. Зачем же вы полезли дальше?

— — Ну уж извините. Дальше как раз события стали развиваться без моего ведома. Зато, как я понимаю, с вашим непосредственным и активным участием.

Гибель людей, которые спасали вашего человека, это чья работа?

Захаров поднял руку, как бы заслоняясь от обвинений.

— Не наша. Когда мы прибыли на место, уже все было кончено. Мы только убрали следы. Кстати, наш сотрудник погиб вместе с этими людьми. Вот вам ещё одно доказательство, что мы здесь ни при чем.

— Глупости. Как я понимаю, ваш человек обладал определённой информацией.

Весьма ценной информацией, которая очень интересовала ваших противников. Какой смысл был убивать его?

— Его очень тяжело ранили. Мы считаем, что он умер в самом начале допроса, возможно даже, не приходя в сознание. Поэтому они и взялись за людей, у которых он находился. На телах мужчины и женщины мы обнаружили следы пыток. Наши противники предполагали, что мой сотрудник мог что-то сообщить им, а когда поняли, что это не так, убили и мужчину, и женщину.

Войцех Казимирович представил, что происходило в вагончике после его ухода. Он разминулся с этими сволочами на считаные минуты. Как тяжело встретили смерть Ботя с Верой, жившие там, куда их выбросило жестокосердное общество, но не потерявшие доброты и сострадания и жестоко поплатившиеся за то, что пытались помочь попавшему в беду человеку. Профессор почувствовал, как внутри его жёстко сворачивается тугой жгут, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

— Похоже, — продолжал Захаров, — что именно таким образом противная сторона и вышла на вас. Эти мужчина с женщиной, ваши знакомые, заговорили перед тем, как их убили.

— Конечно, — Профессору показалось, что его голос немного охрип, — они же были люди. Просто люди.

— Естественно, — согласился Никодай Николаевич. — Вот с этого момента наши, так сказать, конкуренты и начали охотиться за вами. Они небезосновательно решили, что мой сотрудник передал вам то, что у него находилось, или сообщил, где это спрятано. Для нас же вы были белым пятном, голосом в телефонной трубке, человеком, чью личность нужно было устанавливать. Поэтому на первом этапе они нас обогнали.

Вдалеке показалась колонна студентов в шерстяных тренировочных костюмах.

Студенты бежали, растянувшись цепочкой, уверенно и пружинисто отталкиваясь от поверхности тротуара дорогими кроссовками.

— Нам пришлось изрядно потрудиться, — добавил Захаров.

— Мы хотели сберечь ваши силы и попытались связаться с вами на следующий день. Но телефон оказался отключённым.

— Да, действительно. — Профессору показалось, или Николай Николаевич на самом деле замялся, как будто ему было неудобно об этом говорить. — Возникли некоторые… обстоятельства.

— Связанные с вашими «конкурентами»? — подсказал ему Войцех Казимирович.

— Не без их участия, — согласился Захаров. — Вам не следует знать всех деталей, но сейчас обстановка снова стабилизировалась. И даже с некоторым перевесом в нашу сторону.

Нет, студенты Профессору определённо не нравились. Во-первых, там были одни парни. Везде, во всех городских учебных заведениях (за исключением, конечно, пожарного училища), девушек насчитывалось больше, чем вьюношей. Даже в инженерно-техническом их соотношение было примерно пятьдесят на пятьдесят. А здесь — никаких признаков слабого пола. Во-вторых, бежали они слишком уж тренированно. Движения парней были точными, рассчетливыми и не походили на вяловатые, беспомощные манеры большинства студентов. В-третьих, преподаватель физкультуры, бежавший справа и чуть впереди, походил скорее на офицера морской пехоты, чем на преподавателя физкультуры в провинциальном колледже.

Войцех Казимирович усмехнулся внутренне, подумав, что заражается Сережиными комплексами и начинает вести себя подобно ему.

— Мы пытались помочь вам, — сказал Николай Николаевич, — но то, что вы до сих пор целы и невредимы, — просто чудо. Знаете, вы очень везучий человек, Сигизмунд Иосифович.

Когда Захаров обращался к Профессору, в его глазах не было ни тени, ни искорки смеха, хотя, как он дал понять, ему уже давно известно настоящее имя Войцеха Казимировича.

Студенты, спустившись с тротуара вниз, к реке, добежали до спортивной площадки со вкопанными в землю турниками и, построившись в три шеренги, принялись выполнять спортивные упражнения под команды преподавателя-пехотинца.

С левой стороны появилась молодая семья, вышедшая подышать свежим воздухом. Юный папаша толкал перед собой коляску нежно-розового цвета и мучился от удовольствия и гордости. Истинная глава семьи, по виду ещё не перешагнувшая пределы школьного возраста, держала его под руку и походила на хозяйку, которая выводит на прогулку любимое домашнее животное. Войцех Казимирович не мог достаточно хорошо рассмотреть, но ему показалось, что её живот под зеленоватым, застёгнутым на все пуговицы пальто округлён, выдавая грядущее прибавление семейства. «Если это так и в нынешних условиях находятся люди, способные гнать потомство такими темпами, то за будущее этой страны можно было быть спокойным», — подумал Профессор.

— Ну откуда, скажите на милость, вам взбрело в голову, что именно я взял спрятанное вашим человеком? Подумайте головой как следует, подключите логику.

Стал бы я вам звонить после того, как забрал то, что лежало в тайнике?

— А почему бы и нет? Вполне логичный и продуманный ход — позвонить, чтобы отвести от себя подозрения. Ну а кроме того, вы могли явиться к тайнику после звонка. Знаете, как бывает: бес попутал, жадность обуяла, то да се, пятое-десятое… Решили, что там деньги или ценности какие-нибудь. А там предмет бросовый, ненужный вовсе. Я допускаю, что вы в сердцах могли выбросить его куда подальше, а теперь вам просто совестно признаться. Так вы не стесняйтесь, Сигизмунд Иосифович, вы только скажите, где, куда, а дальше уже наша забота.