Тогда еще Лиде сильно нравилось, что с нею происходит, как она ловко обманывает Пашу: заходит в парадное некоего дома, закрывает дверь, а потом с другой стороны вылезает из окошка между первым и вторым этажом, прыгает, а там ее уже Димка ловит.

А Паша, он не то чтобы плохо ее стерег, он просто был уверен, что ничего не случится, И квартиру он знал, куда Лида якобы ходила. Она туда действительно пошла один раз, показала Паше, он и успокоился. Даже иногда не стоял перед домом, а уезжал… конечно, если она ему разрешала.

Итак, снимок относился к той поре, когда Лиде сильно нравилось общаться с Димкой и всей его «котлой». Она и не заметила, как ее там снимали… Но теперь ей этот снимок уже сильно не нравился!

Хотя, впрочем, он не был и особенным криминалом.

Конечно, от папки поощрения за него вряд ли дождешься. Ну да ничего, объяснимся как-нибудь. Допустим, это была репетиция к любительскому спектаклю… якобы.

Поэтому она сумела себя пересилить, подняла на Стариканди равнодушно-презрительные глаза, в которых не примешивалось даже капельки страха. Хотела сказать ему, что это пошлость, — прежде всего, что она не ожидала от него такой мелкой мести, что… да, в общем, тут много чего можно было бы наговорить, и все по делу. Но Лида, конечно, не могла этого сделать, ведь на переднем сиденье находился Паша.

Да она и не успела… Даже пригвоздить его взглядом она не успела. Потому что Стариканди открыл следующую фотографию. И там Лида увидела себя стоящей на перроне их Чашкинского вокзала. Она просто стояла — в этой фотографии вообще, казалось бы, не было ни малейшего криминала. Но Лида, увы, так думать не могла, потому что через пять или десять минут после мгновения, так сказать, запечатленного на этом снимке, Лида подошла к высокому, усатому дяде в пенсне и с лысиной. О лысине она узнала, когда человек этот на минутку снял шляпу… Такой был условный сигнал — что можно подойти. Да и Лида не знала его в лицо. Надо было спросить:

— Вы Семен Семенович?

Помнится, ей это дико нравилось тогда — условный знак, пароль…

Чувствуя, как все внутри сжимается от рискового веселья, она спрашивала у Стариканди:

— А чего, Димон, у того дяхона настоящая плешь или это парик?

Теперь Лида отчетливо поняла, что и «любовная» фотография не была случайной — за нею, как говорится, «секли»! И можно было только догадываться, что там еще заснято на этих карточках! С трудом Лида проговорила:

— Чего-то душновато здесь… Не хочешь прогуляться?

Димка даже не стал отвечать, просто открыл дверцу и вышел: ведь Лида Берестова теперь полностью была в его руках. И он это знал, и она. Оставалось только договориться об условиях сдачи в плен!

— Не ожидала я, что ты такой… сволочь! — Это была последняя попытка проявить свою силу.

Стариканди опять даже слов на нее тратить не стал, даже самых слабеньких из своего немереного запаса. Только придавил Лиду спокойным и беспощадным взглядом. Не знаю уж, кто и на кого так смотрит. Может быть, юный натуралист, когда прикалывает к картонке живого жука, а тот гребет по воздуху корявыми лапками, но сделать ничего не может!

— Через неделю принесешь тысячу, — сказал Стариканди.

И по его тону Лида поняла, что торговаться нет никакого смысла, что она никогда ему не нравилась, что всю историю подлый мальчишка затеял только для того, чтобы поиметь потом деньги… Лида была не права. Она Димке нравилась, но, когда речь пошла о возможном заработке, он стал мыслить по-другому.

И было еще одно обстоятельство, которое появилось у Стариканди, а ударило по Лиде. Но об этом немного позже…

Денег, между тем, у нее не было. То, что их нет у нас с вами — огромной тысячи долларов, — это само собой понятно. Но чтобы ее не было у Лиды, которая… и тэ дэ, — такое вроде бы казалось неправдоподобным. Но дело в том, что миллиардер Берестов в какой-то педагогической книжке прочитал: деньги портят детей. И, давая Лиде буквально все, что она придумает (но только для здорового образа жизни), он в деньгах ее здорово стеснял. Да и зачем ей эти «шелестящие бумажки», когда Лида все могла взять в любом магазине города, предъявив только карточку со своей фотографией.

Ну, естественно, о бриллиантовых колье речь не шла, а всякие мелочи в пределах двухсот-трехсот рублей — всегда пожалуйста!

В такой она оказалась ситуации. Стариканди требовал только «наличман».

Под исход условленной недели он прислал ей письмо, которое случайно попалось на глаза Ольге. Дальше он позвонил и сказал, что счетчик включен и будет нарастать по сотне в день!

Это, конечно, невиданные проценты. Но ведь Стариканди был начинающим бандитом, не знал, что и рэкету надо соблюдать какие-то приемлемые законы. Димка гнул свое и сказал, что после того, как перевалит за три тысячи и Лида все не будет отдавать, он ее «сдаст»: отправит карточки в несколько московских газет, которые никакого Берестова не боятся и «устроят такую бяку, что мало не покажется»!

Так говорил этот тип, как видите, используя самые затасканные выражения, но ведь бандиты, как опытные, так и начинающие, не владеют языком высокой поэзии.

— У тебя с собой эти карточки? — спросила Оля.

— Некоторые, — ответила Лида неохотно.

Она вынула из своего школьного рюкзака кожаное портмоне для хранения чего-то значительно более достойного и показала четыре карточки: Лида на перроне, Лида возле некоего — действительно усатого человека. Далее: другое место, другой день, Лида берет у Усатого какой-то сверток. И еще один такой же снимок, где главные действующие лица снова Лида, сверток и Усатый.

Ольга с удивлением смотрела на эти карточки:

— Ну и что они тебе, Лида? Какой тут криминал-то?.. Поговорила со своим знако…

— Да это, оказывается, известный наркокурьер! Его милиция разыскивает!

Со страхом Оля всматривалась в почти добродушное лицо наркокурьера, а Лида, убрав фотографии, продолжила свой рассказ.

Ужас с каждым днем все сильнее проникал ей в душу и все крепче сжимал ее. Наконец однажды она увидела, как отец положил в ящик своего письменного стола пачку долларов. Лида не знала, сколько там было, но точно, что много — больше тысячи! И тогда она решилась!

Ольга до последнего времени все как-то не могла поверить, что это сделала Лида. Знала уже, чем рассказ кончится, а все равно не верила!

Сперва Лида стащила у отца его пульт, которым он открывал и закрывал дверь, не общаясь со сторожами… И сделала себе такой же.

— Как ты сумела?! — изумилась Ольга.

— Да там все довольно-таки примитивно, — сказала Лида с тоской, — я его сразу рассекла… Да и шифр, который он взял, — тоже. Я видела однажды две первых цифры — один и девять, — ну и догадалась, что он взял год своего рождения: тысяча девятьсот пятьдесят третий.

Ну да, ведь Александр Валентинович не думал, что его станет грабить собственная дочь! Плюс еще Лида понимала в электронике: на свою голову Берестов приказал ввести на Острове усиленное изучение электроники и компьютера, ему казалось — это пригодится дочери в дальнейшей жизни… И вот пригодилось!

Дождавшись, когда отец уедет в Швейцарию, Лида провернула все очень легко и просто… Почему легко и просто, да потому что никто ничего подобного от нее не ожидал! Попробуйте украсть что-нибудь у самого себя, и вы увидите, как трудно будет — даже очень опытным криминалистам — обнаружить «преступника». Именно потому, что ведь никто не ожидает такого, понимаете!

Но я, конечно, предлагаю вам здесь не настоящий, а лишь мысленный эксперимент!

Лида же провела «эксперимент» настоящий!

— А зачем же ты Олега пригласила в тот день?.. Нарочно?!

— Да. — Лида говорила это, не поднимая головы, словно бы стараясь что-то рассмотреть на своих перчатках меховых. — Ну, чтобы я все время была у кого-то на глазах… это — во-первых. А во-вторых, чтобы не было подозрительно, почему я в простой день оказалась в Лесу…

Так у них называлось это место, где стояли ее и отцов дома, — Лес.