Что же касается духов, принимающих на себя уважаемые чужие имена, то они скоро обнаруживают себя своим языком и своими рассуждениями.

Тот, например, кто назвался бы Фенелоном и говорил хотя бы местами против здравого смысла и чистой нравственности, тот этим самым обнаружил бы подлог. Если же, напротив, мысли, выражаемые ими, возвышенны, чужды противоречия и во всем достойны характера Фенелона, то нет причины сомневаться в его тождестве, иначе нужно предположить, что дух, проповедующий только одно добро, может умышленно употреблять ложь; и притом без всякой пользы.

Опыт доказывает нам, что духи одной степени развития, одинакового характера и склонностей, соединяются в группы и семейства; а так как число духов бесконечно, и мы знаем далеко не всех, то большая часть из них не имеет даже имен для нас. Поэтому дух, во всем сходный в Фенелоном, может явиться вместо него, часто даже посланный им самим; он является под его именем потому, что он тождественен с ним и может заменить его, и потому что нам нужно имя, чтобы обратить внимание; то не все ли равно в сущности, сам ли Фенелон говорит нам или другой дух, если он передает нам хорошие вещи и притом говорит также, как бы сказал сам Фенелон; ясно, что он добрый дух; имя же, под которым он проявляется, ничего не значит, оно часто бывает только средством обратить наше внимание.

При вызывании же родных или друзей, как мы сказали выше, тождество может быть доказано более положительным образом.

Бесспорно, при появлениях духов подлоги могут быть причиной множества ошибок и заблуждений, что составляет главное затруднение практических занятий спиритизмом, но мы и не говорили никогда, что наука эта достается легко или что можно изучить ее шутя.

Мы не перестаем повторять, что она требует, как и всякая другая наука, прилежных и часто весьма продолжительных занятий; так как явления эти не могут быть производимы всякий раз по нашему произволу, то нужно терпеливо ожидать их – нередко они обнаруживаются, когда мы наименее ожидаем их.

Для наблюдателя внимательного и терпеливого в фактах недостатка нет, потому что он беспрерывно открывает характеристические оттенки, из коих каждый служит для него новым лучом света.

То же самое бывает и в обыкновенных науках: в то время как профан видит в цветке только изящную форму, ученый открывает в нем неисчерпаемый источник сокровищ для ума.

Предыдущие рассуждения заставляют нас сказать несколько слов о другом затруднении, вызываемом противоречиями в сообщениях духов.

Так как духи отличны один от другого своими познаниями и нравственными достоинствами, то, очевидно, что один и тот же вопрос может быть решен различно, в зависимости от степени развития духа, точно так же, как если б один и тот же вопрос предложили бы попеременно ученому, невежде и шутнику.

Самое главное, как мы сказали уже, это знать, к кому обращаться.

Но, говорят некоторые, каким образом даже и те духи, которые признаны высшими, не всегда согласны в своих ответах? На это мы скажем, во-первых, что, кроме упомянутой нами причины, могут быть другие, имеющие влияние на характер ответов независимо от свойства духов. Это весьма важное обстоятельство может выясниться только лишь при изучении предмета: вот почему мы говорим, что изучение это требует постоянного внимания, глубоких исследований и, наконец, как и все науки, терпения и последовательности.

Признают ведь, что нужны целые годы, чтобы сделаться посредственным медиком, и три четверти жизни, чтобы сделаться ученым, а здесь хотят в несколько часов приобрести сведения о бесконечном!

Пусть же не обманывают себя: изучение спиритизма безгранично; оно касается всех метафизик и социальных вопросов; это целый мир открывается перед нами; можно ли удивляться после этого, что нужно много времени для изучения такого высокого предмета.

Впрочем, противоречие бывает часто более кажущимся, чем действительным, не видим ли мы ежедневно людей, которые преподают одну и ту же науку с различными определениями вещей, или употребляя различные термины или же смотря на вещи с различных точек зрения, хотя основная идея у них одна и та же. Прибавим к этому, что форма ответа часто зависит от формы вопроса. Смешно находить противоречие там, где замечается различие в одних только словах. Высшие духи нисколько не заботятся о форме, мысль составляет для них все.

Возьмем для примера определение души. Так как это слово не имеет постоянного значения, то духи могут подобно нам, употреблять его различно: один может сказать, что душа есть начало жизни, другой назовет ее одушевляющей искрой, третий может сказать, что она внутри нас, а четвертый – что она вне нас и прочее, и каждый из них будет по-своему прав.

Можно даже думать, что некоторые из них проповедуют теории материализма, между тем как в сущности этого вовсе нет.

Точно так же говорят они о Боге, называют Его Началом всех вещей, Творцом Вселенной, Верховным Разумом, Бесконечным Существом, Великим Духом и пр., и пр., а в сущности – это все-таки Бог.

Скажем, наконец, о классификации духов. Они представляют непрерывную последовательность от самых низших, до самых высших, поэтому классификация их произвольная, один может разделять их на 3 класса, другой на 5, на 10, на 20 и так далее, нисколько не заблуждаясь через это. Каждый ученый имеет свою систему; системы изменяются, а наука остается та же. Будут ля изучать ботанику по системе Линнея, Жюсье или Турнфора, ее могут изучить одинаково.

Перестанем же придавать условным вещам более важности, чем они стоят, и обратим внимание на то, что действительно серьезно. Рассуждение может открыть нам в вещах, по-видимому, самых несообразных, согласие, незамеченное о первого взгляда.

Мы упомянули бы только вскользь о возражении скептиков, основанном на орфографических ошибках, делаемых некоторыми духами, если бы оно не приводило к весьма важному замечанию.

Орфография их действительно не всегда безукоризненна, но нужно быть весьма недальновидным, чтобы сделать из этого предмет серьезной критики, рассуждая, что, так как духи знают все, то должны они знать и орфографию.

Мы могла бы в ответ на это представить бесчисленные погрешности такого рода, делаемые самими учеными людьми в мире, достоинство которых нисколько не страдает от этого, но из этого факта вытекает другой вопрос. Для духов, в особенности высших, идея составляет все, форма же ничего не значит. Так как они освобождены от материи, то разговор их между собой совершается так же быстро, как мысль, потому что мысли их взаимно передаются без всякого посредничества внешних знаков, поэтому они должны быть очень стеснены, когда, желая сообщаться в нами, принуждены употреблять медленный и затруднительный язык человеческий, недостаточный для выражения всех идей; они сами говорят нам это; и как любопытно видеть средства, употребляемые ими для ограничения этого неудобства. Это самое было бы с нами, если бы нам пришлось выражаться на языке, более растянутом в оборотах и менее богатой в выражениях, чей наш язык, то же испытывает гениальный человек, когда перо не успевает следовать за мыслями, всегда опережающими его.

После всего этого легко понять, что духи мало обращают внимания на орфографию, в особенности когда дело идет о серьезных ответах; неудивительно ли уже и то, что они выражаются на всех языках и понимают их. Из всего этого не следует заключать, впрочем, что условная правильность языка им неизвестна; они соблюдают правила, когда это бывает нужно.

Так, например, стихи, продиктованные ими, могут выдержать самую строгую критику во всех отношениях, несмотря на полное невежество медиума.

Есть люди, которые видят во всем, чего не знают, грозящую им опасность. Эти люди и здесь создают неблагоприятное заключение из того, что некоторые, предавшись занятию спиритизмом, потеряли рассудок. Непостижимо, каким образом люди здравомыслящие могут вывести из этого факта серьезное опровержение?