— Говорит он мало, это верно. Знаешь, он познал большое разочарование.

— Да, но не каждый человек, познавший разочарование, выглядит и ведет себя, как главный герой фильма «Из прошлого» [46].

— Все случилось из-за женщины, одной из тех блондинок, у которых ни грамма лишнего жира и куча денег. Вообще-то они не его тип, Лусио ведь очень простой. Но эта баба только что развелась с каким-то там магнатом и высосала из Лусио все мозги. Женщина из тех, которых сегодня видишь на завтраке у короля, а завтра она — в распоследнем притоне. То, что «они» называют «потрясающая женщина».

— Я знаю «этаких бабенций».

— Лусио стал краткой интермедией между одним магнатом и другим магнатом. А он такой чувствительный.

— Я уже заметила. Одной дождливой ночью он привез меня в Меркамадрид и подарил килограмм креветок. А как он смотрелся! Никак не могу выбросить из головы.

Не спросясь меня, Соня, как умная девушка, позвонила по какому-то номеру:

— Лусио, ты где?

Ей ответил голос, искаженный радиосвязью, но мой клитор опознал его тотчас же.

— Я в Сан-Бласе. Только что высадил пассажиров. Есть что-то по дороге?

— Есть. Кое-что очень интересное, но оно здесь, со мной. Как ты думаешь, кто это?

— Сони, твоя дочка. И вы говорите обо мне. Ты плохая мать, тебе надо бы объяснить дочери, что я ей не пара.

— Передаю ей трубку, но будь осторожен, не задави кого-нибудь от волнения.

Соня завершила свою интродукцию. Она передала мне что-то вроде толстого микрофона — я видела такие у таксистов. От нервов я его чуть не съела.

— Привет, Лусио. Это Патти. Таксист на несколько секунд онемел.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— В Мадриде все про всех известно. Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Я на работе, что я могу сказать?

— Что сюрприз тебя порадовал.

— Порадовал, я такого не ожидал. У тебя проблемы?

— Да, — ответила я.

— Дождись меня. Я еду.

За мою короткую и насыщенную жизнь сердце выпрыгивало у меня из груди всего раз триста. И это был один из них [47].

Случилась одна из тех ночей, когда пьешь — хотя и не собиралась, — как в старые времена, своевременно передознувшись кокаином. Я ничего не писала два последних месяца, поскольку, как было ясно сказано, я ненавижу этот город, в котором все только и ждут, чтобы Я ЧТО-НИБУДЬ сказала, чтобы ввести это в моду. С другой стороны, все мужчины, с которыми я переспала, на МЕНЯ подсели — это вполне логично, но все равно составляет проблему. В последние месяцы МОЯ ЖИЗНЬ стала похожа на наркологический диспансер. То есть мне пришлось им всем наглядно объяснять, что я чудовище и что я не заслуживаю их любви. Несмотря на очевидность доказательств, мне пришлось потратить времени больше, чем я ожидала, чтобы окончательно порвать с ними со всеми, а рассказывать об этом тем более не стоит. Ненавижу эпилоги — мне не нравится их проживать и уж совсем не нравится писать о них. Поэтому я решила оставаться немой. Поэтому, а еще потому, что мне было интересно взглянуть, какой новый курс изберет этот проклятый город без моего влияния. А теперь я ВОЗВРАЩАЮСЬ — обнаружив, что за время моего отсутствия НЕ произошло НИЧЕГО НОВОГО, поскольку, как замечали многие умные люди, в Мадриде есть лишь один ИНТЕРЕСНЫЙ человек. И этот человек — Я. ПАТТИ ДИФУСА.

Как было сказано в начале, однажды ночью я вернулась на избитый путь порока: трезвость хороша в том случае, если умеешь перемежать ее выходками в стиле старой рок-звезды, притом миллионерши.

В Мадрид приехал переводчик моих мемуаров на английский язык. Кажется, в США пользуется успехом незамысловатая порнуха, а ему пришла в голову гениальная идея превратить мои заметки в сериал с Морган Фейрчайлд [48] в главной роли.

— Почему эта проблядушка, а не Я? — спросила я.

— Ты слишком полна жизни и слишком ослепительна, в Голливуде тебя никто не потерпит, — разъяснил он.

— Ничего не поделаешь. Мне остается лишь наколотить бабок на авторских правах.

Итак, я покрою свои записки налетом бескультурья и передам этому парню, потому что он мне по душе. Он тоже повидал жизнь. Входя в мои дом, он опирался на трость, так как его личный самолет разбился в Ливийской пустыне и теперь у него серьезные проблемы с бедренны-ми костями и пропала походка под Джона Уэйна [49]. Но в нем есть шик. Увидев его, не знаешь, что он собирается делать со своей тростью: загонит ее тебе в ЩЕЛЬ или ВРЕЖЕТ по голове — причем обе эти возможности порядком возбуждают. По его словам, трость — очень полезная вещь. Я представляю себе лицо Антонио Галы [50], если бы он узнал, сколькими способами можно использовать обыкновенную трость. Мой друг, к примеру, может заполнить полость в трости кокаином, чтобы таможенники ничего не заподозрили. Едва усевшись в моей гостиной, пока я расспрашивала, что он поделывал в последнее время помимо унизительной писанины для больших американских телестудий, мой друг уже разбирал трость и проводил кокаиновые дорожки на моем черном лакированном столе — вроде тех, что чертил Аль Пачино в «Лице со шрамом» [51]. Мы не стали ломаться и тут же нюхнули.

— Ты все еще водишь знакомство с самыми грязными парнями города? — спросил он.

— Теперь я специализируюсь на бисексуалах.

— Главное, чтобы хрен был побольше.

— В этом новое поколение еще даст вам фору, — заметила я, — зато теперь рискуешь влипнуть в любовную историю. Современные парни нашли способ сочетать порок и сентиментальность. Любопытное новшество из области социологии.

— Ну, я через пару дней уезжаю, так что опасаться нечего.

— Дай мне пять минут, чтобы свыкнуться с этой мыслью, и пошли на охоту.

Пока я стояла под душем, а затем красилась, звучала «So Many Men, So Little Time» [52] Микель Браун. Перед выходом нет ничего лучше, чем послушать диско.

Мы отправились в «МАК», один из притонов для красивой публики, потерявшей ориентацию. Диск-жокей знает, что говорить там совершенно не о чем, и заводит такую громкую музыку, что даже глазам больно.

Я заставила диджея сделать потише и крикнула: «Эй, народ, есть кокс, на всех хватит!»

До этой минуты бар казался ремейком вечеринки оживших мертвецов, однако моего выкрика оказалось достаточно, чтобы расшевелить эти тела. Через мгновение мы были окружены кучей парней и девиц, которые мечтали, чтобы с ними что-нибудь произошло.

— Выбирай сам, — сказала я своему американскому другу.

Он начал прикасаться к избранным своей тростью, словно волшебной палочкой. Мы со всей компанией отправились в туалет. Было в этом ощущение праздника. На барной стойке переводчик оставил кучку белого порошка, чтобы оставшиеся сильно не расстраивались. Американцы — они такие.

В туалете я без умолку болтала, а в это время мой друг доказывал, что опыт помогает нам идти прямо к поставленной цели и не обижать при этом других. Все были очень оживлены. Я поминутно объясняла причины моего исчезновения и улыбалась в ответ на предложения вернуться. В кокаине хорошо то, что тебя захватывает сам процесс говорения. Я могла бы трахнуть любого из тех, кто там находился, но пока что предпочитала болтать и смотреть. Я не хотела торопиться, ночь только что началась, и следовало прожить ее с толком. Был там парнишка, косивший под пай-мальчика, что не помешало ему взглядом пригласить меня присоединиться к группе, в которой он барахтался. Я разок улыбнулась в ответ, что означало: спокойствие, инициатива остается за МНОЙ, но, если мне захочется согрешить, ты станешь одной из тех гаваней, где я буду искать пристанища. В последнее время я вся такая литературная, даже когда просто смотрю.