И сейчас, пока Элеанора еще не позвала мужчин отведать приготовленной похлебки, преподобный Троуэр решился-таки задать Армору вопрос, который давно беспокоил его.

– К вам много покупателей приезжает, – начал он, – но я никак не могу понять, чем они рассчитываются. Насколько мне известно, наличные деньги здесь не в ходу, а ничего особо выгодного, что можно было бы удачно продать на востоке, в наших краях не добывается.

– Они расплачиваются свиным салом, углем и прекрасной древесиной – ну и, конечно, снабжают едой Элеанору, меня и… третьего человечка, который вскоре должен появиться. – Только слепец мог не заметить, что Элеанора за последний месяц сильно раздалась, будучи уже на половине срока. – Но в основном, – продолжал Армор, – они берут товары в кредит.

– В кредит?! Вы даете в кредит фермерам, чьи скальпы следующей же зимой могут быть обменены в форте Детройт на мушкеты или виски?

– Здесь больше болтовни, чем дела, – поморщился Армор. – Людей скальпируют много реже, чем об этом говорят. Местные краснокожие не дураки. Им известно об Ирракве, о том, как их собратья заседают в филадельфийском Конгрессе наравне с белыми, и о том, что им позволяется иметь мушкеты, лошадей, основывать фермы и города, боронить поля, – как это уже происходит в Пенсильвании, Сасквахеннии или в Нью-Оранже. Совсем недавно прошел слух о племени черрики с Аппалачей, которое собирает урожай и сражается в одних рядах с бледнолицыми мятежниками Тома Джефферсона 12, дабы отстоять свою независимость от короля и роялистов.

– Но с таким же успехом они могли прознать о целых армадах плоскодонок, плывущих вниз по Гайо, и огромных караванах повозок, направляющихся на запад, о поваленных деревьях и растущих посреди леса домах.

– Думаю, вы правы, преподобный, но только наполовину, – ответил Армор.

– По-моему, возможных исхода здесь два. Либо краснокожие попытаются истребить белых людей, либо попробуют осесть и жить среди нас. Последнее будет не так просто – они несколько не привыкли к городской жизни, которая, по сути дела, естественна для белых. Но война с нами обернется для них еще худшей стороной, поскольку в этом случае они будут перебиты до последнего человека. Конечно, они могут посчитать, что если убить парочку-другую бледнолицых, то все остальные испугаются и не будут больше тревожить Запад. Но им неизвестно, что творится в Европе. Мечта о собственном клочке земли ведет людей за пять тысяч миль, чтобы не покладая рук работать с утра до вечера, рожать детей, которые могли бы преспокойно жить в родной стране, и подвергаться риску обнаружить в один прекрасный день томагавк у себя в затылке. Только уж лучше подчиняться самому себе, нежели служить пусть даже самому доброму господину. За исключением Господа Бога.

– И вас тоже увлекла эта мечта? – поинтересовался Троуэр. – Неужели и вы рискнули всем ради клочка земли?

Армор глянул на свою жену Элеанору и улыбнулся. Краем глаза Троуэр заметил, что она не ответила мужу улыбкой, но также мимо его внимания не прошел тот факт, что глаза ее отличаются дивной красотой и глубиной, как будто ей ведомы тайны, которые заставляют ее сдерживаться, даже когда на сердце царит радость.

– Земля, которой владеют фермеры, меня не интересует, я не фермер, это видно сразу, – сказал Армор. – Но есть и другие способы владеть землей. Видите ли, преподобный Троуэр, я даю в кредит, потому что верю в будущее этой страны. Когда ко мне за покупками приезжают люди, я узнаю от них имена соседей и делаю черновые карты ферм, речушек и ручьев, на берегах которых они находятся, и окрестных дорог. Я отдаю им письма, написанные другими людьми, сам пишу и, когда требуется, отсылаю послания на восток, тем поселенцам, которые осели в других местах. Мне известно все и вся в верхней Воббской долине и по берегам реки Нойс, и добраться я могу куда угодно.

– Иными словами, брат Армор, в вашем лице представлено местное правительство, – подмигнув, улыбнулся преподобный Троуэр.

– Лучше сказать так: если наступят времена, когда у нас возникнет необходимость в собственном правительстве, я пригожусь, – поправил Армор.

– Через два-три года сюда приедут новые поселенцы, начнут делать кирпичи и горшки, шкатулки и кувшины, пиво и сыр, и как вы думаете, к кому они обратятся, чтоб продать или купить? Они придут в магазин, который в свое время поверил им в кредит, когда их женам страшно захотелось яркой ткани на новое платье, когда потребовалась железная плита или камин, чтобы удержать за дверями зимние холода.

Филадельфия Троуэр не стал высказывать имеющиеся у него сильные сомнения по поводу того, что благодарные поселенцы будут вечно помнить Армора Уивера. «Ведь я, – подумал Троуэр, – могу и ошибаться. Разве Спаситель не наставлял, чтобы мы всегда пускали хлеб по водам? Даже если Армор не достигнет того, о чем мечтает, он сделает доброе дело и поможет этой земле обрести цивилизацию».

Ужин был готов. Элеанора разлила по тарелкам похлебку. Согласно правилам приличия, преподобный Троуэр улыбнулся женщине, поставившей перед ним расписную белую миску.

– Вы, должно быть, очень гордитесь своим мужем и его деяниями.

Вместо того чтобы ответить смиренной улыбкой, Элеанора, вопреки всем ожиданиям Троуэра, чуть не рассмеялась, но сдержалась – в отличие от своего мужа, который откровенно расхохотался.

– Преподобный Троуэр, вы и в самом деле человек с большими странностями, – отсмеявшись, проговорил Армор. – Пока я вожусь со свечным воском, Элеанора варит мыло. Тогда как я отвечаю на письма и рассылаю их, Элеанора рисует карты и заносит в нашу маленькую записную книжку новые имена. Она всегда рядом со мной, а я – рядом с ней, мы ровным счетом ничего не можем друг без друга. Хотя нет, вру, к своему садику она старается меня не подпускать, да и мне это не очень интересно. Зато я проявляю больше интереса к Библии, чем она.

– Что ж, – в замешательстве промолвил преподобный Троуэр, – я рад, что она столь преданная помощница своему мужу.

– В нашей семье нет хозяев и слуг, – сказал Армор, – запомните.

Он произнес это с улыбкой, и Троуэр улыбнулся в ответ, хотя поведение Армора поставило его в тупик: Уивер открыто заявил, что находится под каблуком у жены. Этот мужчина совершенно не стеснялся того, что не является хозяином в собственном доме. Впрочем, чего еще можно было ожидать, учитывая, что Элеанора выросла в семейке Миллеров, славящейся своими причудами? Вряд ли старшая дочь Элвина и Веры Миллеров станет преклоняться перед мужем, как напутствовал Господь.

Но оленина заставила священника забыть о нарушении традиций. Такого вкусного мяса Троуэр никогда не едал.

– Невероятно, – восхитился он. – Даже не думал, что дикий олень может быть настолько вкусным.

– Она срезает жир, – объяснил Армор, – и шпигует оленину куриным мясом.

– А, вот сейчас и я это распробовал, – кивнул Троуэр.

– А олений жир идет в похлебку, – продолжал хвалиться Армор. – Мы никогда ничего не выбрасываем, все стараемся где-нибудь да использовать.

– Как и наставлял Господь, – одобрил Троуэр. И обратился к ужину. Он уже приканчивал вторую миску похлебки и третий ломоть хлеба, когда ему на ум пришла мысль, которую он поспешил высказать вслух, надеясь польстить и сделать комплимент. – Миссис Уивер, вы готовите так искусно, что я почти готов поверить в волшебство.

Троуэр ожидал, что Уиверы усмехнутся его шутке. Вместо этого Элеанора опустила глаза, упершись взглядом в стол, смутившись и покраснев, словно ее только что обвинили в адюльтере. Да и Армора будто подменили: он весь напрягся и резко выпрямился на стуле.

– Я буду очень вам благодарен, преподобный, если впредь вы не станете касаться этой темы в стенах нашего дома, – сказал он.

– Да я ж не всерьез, – попытался было извиниться преподобный Троуэр. – Ведь среди праведных христиан это всего лишь шутка. Столько вокруг всяких суеверий, вот я и…