Сосредоточиться на чём-то не давали обрывки фраз, которые бегали по всей голове, словно тараканы, и совали во-в-сюда свои носики; табуны мыслей проносились, словно по плацу, обгоняя друг друга, будто лошади в забеге. Но всё равно на грани сознания вертелась какая-то другая мысль. Она словно не попала под общую раздачу и не успела в закрывающиеся двери. И теперь вынуждена колотить кулаками в тонкое, но крепкое стекло из горного хрусталя, пытаясь перекричать гомон других мыслей, чтобы сказать девушке что-то очень важное. Но стекло не поддавалось, да и другие мысли умолкать не хотели. В голове была фирменная каша. И Кей хотелось взять и вытряхнуть её в помойку. Или же взять веник и разогнать все ненужные и пустопорожние мысли по углам, чтобы наконец-то услышать одинокую мысль на грани сознания. Но вытряхнуть мысли из головы было невозможно, да и веника такого ещё не изобрели, чтоб его испугались мысли, порождённые её богатой и двинутой фантазией. Да они скорее веник сгрызут, чем его испугаются, а ещё вероятнее будет картина, на которой от мыслей убегает сам веник, крича, что контракт он разрывает, и пусть она сама разбирается с этими монстрами.

Девушка усмехнулась и покачала головой. Что-то правда фантазия у неё разыгралась. Она решила остановиться и отдохнуть. Лошадь с удовольствием углубилась в тень небольшой рощицы. К великой радости Кей там обнаружился родничок. Девушка с наслаждением подставила голову под ледяные струи, потом набрала воды во фляги и дала напиться лошади. Улёгшись в корнях какого-то развесистого дерева, она вновь принялась копаться внутри своей головы. Теперь мысли её слушались и не разбегались в разные стороны. Вскоре все они были разложены по полочкам, и в голове оказалась полная пустота. Но на грани сознания всё ещё колотила кулаками в стекло одинокая мысль, беззвучно открывая и закрывая рот. Кей сосредоточилась.

А мысль…. Мысль оказалась не такой уж и важной. Кей даже захотела выкинуть её обратно, понимая, почему её не пустили сразу. Но та упиралась и вылезать из головы не хотела.

А твердила она, что случиться что-то плохое. Что девушка не должна ехать в этот замок, по крайней мере, одна. На вопрос — а с кем? — она отвечала — а вампир? На это Кей отмахивалась, говоря, что нечего ему об этом знать. Вот вернётся, тогда и поговорят. На что мысль ехидно отвечала — а если не вернёшься? Кей только отмахивалась, но вот тревога в душе всё же зародилась. Мысль наконец-то ушла, но послевкусие от неё осталось самое поганое и противное. И вот тогда Кей и вспомнила о своём чувстве во время того, когда она уезжала из города. Ведь она чувствовала на себе взгляд. И она готова голову на отсечение отдать, что это был взгляд синих глаз с кровавым ободком, принадлежащих вампиру. Тогда она не придала этому значения, обозвав себя шизофреничкой. Но сейчас…. Сейчас она поняла, что это не было ложной тревогой. Он действительно видел, как она уезжала.

А что если она и правда не вернётся?

Настроение девушки резко упало. Кого-кого, а Зэна она терять не хотела. Этот вампир нагло впёрся к ней в душу, и она к нему привязалась.

Что же я наделала? Пронеслась у неё мысль, и сердце предательски сбилось с ритма. Кей мысленно наорала на себя и, резко вскочив, отправилась дальше, нещадно погоняя лошадь и не обращая внимания ни на жару, ни на стервятников, ни на солёные слёзы, капающие из глаз.

Что есть — то есть. Ставка сделана, и остаётся только сидеть и ждать, пока остановиться колесо рулетки. Даже если вашим крупье является Судьба. И даже если ставкой является ваша Жизнь.

Кабинет императора заливал яркий свет солнца. Плотные шторы были убраны. Сам император в задумчивости полулежал на диване, вертя в спущенной к самому полу руке бокал с янтарным виски. Он лежал и пытался поймать за хвост одну мысль, воспоминание, которое постоянно ускользало из-под самого его носа. Взгляд его упирался в потолок. Император будто бы искал на нём ответ.

А думала коронованная особа об этом шибаге Айлена. Увидев впервые эту женщину, император увлёкся. Она просто притягивала к себе. При желании такая женщина могла встать во главе империи. Ну, или не совсем во главе. К примеру, женой императора. И спокойно контролировать ситуацию через супруга. Да, перед ней все будут на коленях ползать и хвостами вилять, только бы она на них посмотрела. И вот именно из-за этого непонятного влечения он не заметил ещё одной детали. Её лицо показалось ему знакомым. Довольно знакомым. И вот сейчас он пытался вспомнить, где же видел её.

Толиар усмехнулся, когда вспомнил первую их встречу на совещании.

Роковая женщина. Даже не женщина, хищница на охоте.

Тут раздался стук в дверь. Император вяло откликнулся, и в открывшуюся щель просунулась голова его секретаря.

— Да, Олаф, — вздохнул император. Мечты — мечтами, но дела ещё никто не отменял, а выходных императору не полагается.

— Мой император, — почтительно склонил голову тот, полностью входя в помещение, — вам послание от князя Эльреда, он….

Но секретарь не успел договорить. Толиар вдруг сорвался с места, разлив по пушистому ворсу ковра напиток, и бросился мимо него в дверь, пробурчав себе под нос, что-то типа «Князь Эрад, сказка на ночь….». Слуга так и остался поражённо стоять, уставившись на то, как удивлённые лакеи открывают двери перед озабоченным императором. А тот несся напролом, не обращая внимания ни на кого.

Толиар на одном дыхании долетел до старого крыла дворца, которая была отведена под хранение реликвий и остального ненужного хлама, который давно уже нужно выкинуть. И император впервые возвёл хвалу министру культуры, за то, что тот категорически отказался выкидывать старую рухлядь. Мужчина, немного поплутав по древним коридорам, наткнулся, наконец, на довольно старую массивную резную дверь. Тронул ручку — заперто. Чертыхнувшись про себя, он вытащил довольно дорогую брошь из вышитого камзола и, оглядевшись по сторонам в поисках ненужных глаз, присел перед замочной скважиной. Через несколько минут раздался приглушённый и будто бы недовольный щелчок, после которого дверь с натужным скрипом поддалась и открылась, впустив мужчину в старую, длинную галерею с портретами различных князей. Император побрёл меж расписных колонн, рассматривая развешанные по стенам картины. И тут он наткнулся на колонну с выщерблиной от арбалетного зазубренного болта. Он хорошо помнил этот болт. Помнил, как с энтузиазмом и упорством тащил сам арбалет из отцовской коллекции, как тащил его сюда, в старую часть замка. Как с восторгом рассматривал узоры и гладил тетиву. Помнил он и младшего брата, который с таким же восторгом смотрел на него и на арбалет. Помнил он и то, как из-за дверного хлопка спустил курок. Как этот самый, зазубренный болт просвистел в миллиметре от головы брата. Как брызнула крошка от колонны. И помнил глаза отца в тот момент, когда он отбирал из рук его, тогда ещё десятилетнего мальчишки, тяжёлый арбалет. Помнил, как уносили испугавшегося брата. И помнил слова отца:

— Я не буду тебя ругать, так как знаю — это бесполезно. Я сам был мальчишкой. И знаю — стоит что-то запретить, и хочется испробовать это ещё больше. Я просто скажу тебе, чтобы ты представил, каково тебе было бы, если бы ты попал в брата. Он бы погиб. И, уверяю тебя, твоя жизнь тоже закончилась бы. Вы бы оба погибли от вот этого болта.

И старый император поднял с пола зазубренный болт.

— Отец, кто это? — мальчишка поражённо замер, уставившись на портрет позади отца. Ведь он и раньше видел эту картину. Но только теперь, когда отец встал рядом, он понял, что мужчина, изображённый на портрете, очень похож на отца.

Старый император оглянулся и замер. Потом обнял сына за плечи и произнёс, прижимая к себе:

— Это твой дядя. Мой старший брат.

— Если он старший, то императором должен быть он. И где он сейчас, почему мы о нём не знаем?

— Да, ты прав. Он должен был стать императором, но…. - мужчина судорожно втянул воздух, отводя взгляд. — Он отказался от наследования престола и уехал в наш старый замок, который принадлежал нашему роду, ещё до вступления на престол. И он снова стал князем. Из рода Эрад….