– И что рабочие скажут охране в вашем головном здании? – хмыкнул убийца. – Пришли утром от баб, а приятелей нет, вещей нет, в полу дырка, а рядом кровь. Так, что ли?

– Ну и скажут, – угрюмо пробормотал банкир.

– Да их же наши доблестные органы по допросам затаскают, в результате чего они вместо зарабатывания денег отправятся на Родину и еще попадут в какой-нибудь черный список гастарбайтеров. А им это совсем не надо. Им работать надо и семьи кормить. Во-вторых, их может допросить сам управляющий. Тут возможны несколько вариантов развития событий. Но результат один – двоих нет, двое других ничего не знают, какими бы способами из них ни пытались вытянуть информацию. Даже если им «сыворотку правды» вколоть, они ничего не скажут.

– А я? – подал голос банкир.

– Тебе «сыворотку правды» никто вкалывать не будет, – сказал третий. – Но ты должен четко придерживаться своей версии. Приехал – все было нормально.

– Но в особняке было двое рабочих, – принялся подсказывать убийца. – Еще двоих ты не видел. Решил, что у них вечер отдыха и они пошли в кабак. Ты работу смотрел, про возникающие проблемы спрашивал. Дыры в полу не было, крови тоже. Эти двое тут паркет делали?

– Реставрировали.

– Вот и скажешь, что видел, как они тут по полу ползали. Твой управляющий решит, что они ползали, ползали и на клад наткнулись. Затем подрались. Например, кто-то кому-то нос разбил. Из носа же много крови. Потом забрали вещички и смотались. А двое других пришли к разбитому корыту.

– Чем двое других занимаются? – уточнил третий.

– Вроде стенами. Я когда приезжал, всегда видел, как эти двое по полу ползают, а те то ли лепнину реставрировали, то ли… Ну не помню я! А-а, потолок красили. Точно видел.

– Так, забыли про них, взяли этих двоих и пошли, – скомандовал убийца. – А то в самом деле вернутся не вовремя.

– Но, может, вещи их все же оставить?

– Нет, заберем. Запутаем народ. Может еще одна версия возникнуть: вроде двое оставшихся пытаются ломать комедию…

– Какую еще комедию? – заорал банкир.

– Не бери в голову, – отмахнулся убийца. – Чем больше непонятного и необъяснимого, тем лучше.

– Добрый вечер! – поздоровался второй прибывший мужчина.

Я дала бы ему на вид лет пятьдесят пять. Он был среднего роста, плотного телосложения, с животиком и почти лысый. На мясистом лице с широкими скулами и большим ртом выделялись яркие темно-карие, почти черные глаза. Мужчина явно с трудом сдерживал ярость.

– Здравствуйте, Сигизмунд Сигизмундович! – пролепетал Олег, и его лицо снова покрылось красными пятнами. А ведь вроде бы парень только что успокоился.

Я еще раз внимательно посмотрела на немолодого мужчину.

И вспомнила.

Это был родной брат олигарха-диссидента Бориса Сигизмундовича Доброчинского, который спонсирует отряды русских геев и лесбиянок и каких-то политических неформалов, делая мелкие пакости русским властям.

Лет семь или восемь назад (сейчас уже сказать трудно), когда запахло жареным и Бориса Сигизмундовича возжелала видеть прокуратура, у него случился сердечный приступ. В сердечном приступе у пятидесятилетнего мужчины, ведущего не очень здоровый образ жизни и женатого на модели двадцати трех лет, конечно, ничего удивительного нет. Тем более если им вдруг начинает интересоваться прокуратура. Удивительным было течение болезни и выздоровление.

Врачи наотрез отказывались пустить представителей прокуратуры к одру. По их словам, беседа с ними могла ухудшить состояние больного, что, в общем, тоже не вызывает сомнений. Потом состояние больного ухудшилось до такой степени, что дальнейшее лечение в России не представлялось возможным даже в самой элитной клинике. В России нет необходимого оборудования, а завезти его вовремя даже с деньгами Бориса Сигизмундовича не успевали. Зато нужное медицинское оборудование имелось в Англии.

Из Англии прилетел специальный санитарный самолет и обученный персонал. Бориса Сигизмундовича погрузили в самолет и переправили в Лондон, где он очень быстро пошел на поправку.

В дальнейшем Борис Сигизмундович весьма активно рекламировал английскую медицину и во всех интервью (независимо от темы) выражал восторг по поводу ее уровня.

С тех пор Борис Сигизмундович проживает в Англии и вроде бы лелеет мечту устроить в России переворот. По-моему, его совершенно не волнует, чьими силами он будет совершен. Это может быть революция геев и лесбиянок или футбольных фанатов – главное, чтобы была. И ведь еще ни в одной стране такой революции не происходило! Но Борис Сигизмундович – человек тщеславный, хочет войти в историю (скорее, пролезть) и ни в коем случае не желает, чтобы его забывали на Родине. Поэтому всеми силами старается о себе напоминать.

Сигизмунд Сигизмундович, его родной брат, – серьезный российский бизнесмен, который платит налоги, против властей никогда не шел, а как раз наоборот, всячески демонстрирует свою лояльность при любой возможности (только никак не может уговорить брата приехать для общения с представителями прокуратуры). Однако его появление в этом особняке да еще и в компании с Николаем Бодряну наводило на мысли о какой-то другой, тайной, жизни Сигизмунда Сигизмундовича, скрытой от властей и всяческих органов.

– Что здесь происходит? – сурово спросил Сигизмунд Сигизмундович у Олега. Таким тоном хозяин разговаривает со слугой.

Николай Бодряну пока молчал. Он только кивнул, заходя в комнату, вроде как приветствуя всех присутствующих. Но из его досье я знала, что он прекрасно говорит по-русски. Бодряну осматривал собравшихся в комнате, не очень демонстративно, но внимательно.

Мы с ним лично не встречались, но он может знать обо мне. Правда, в теперешнем моем виде человек, не встречавшийся со мной ранее, узнать меня не должен. Если уж хорошо знающие меня люди не сразу признавали.

Но что здесь делает Бодряну? И что делает здесь родной брат олигарха-диссидента? Или особняк – собственность именно Сигизмунда Сигизмундовича?

Кстати, после того как Борис Сигизмундович покинул родную страну, выяснилось, что из имущества у него имеется только старенькая «восьмерка» и двухкомнатная квартира в Ленинградской области, под Гатчиной, где он был прописан. Все остальное оказалось зарегистрировано на других лиц. Ладно, я потом выясню, кому все-таки принадлежит особняк. И на кого зарегистрирован. В России это могут быть разные люди.

– Вы… мне разрешили… – мямлил тем временем Олег, отвечая на вопрос Доброчинского.

– Я помню, что я тебе разрешил.

Потом Сигизмунд Сигизмундович обвел всех собравшихся взглядом и остановил его на мне.

– Как я понимаю, это и есть подарок? – уточнил он.

Олег молча кивнул.

«Значит, тогда Олег звонил ему, а не адвокату?» – пронеслась у меня мысль.

– Что она говорит?

– Ничего, – пожал плечами Олег.

– Вообще молчит?

– Нет, спеть может, – вставила Клавдия Степановна. – Песенку про мишку косолапого, которой ее Вася обучил. С акцентом, конечно, но голос у нее хороший. И слух есть. Кстати, ей содержание песни кто-нибудь переводил?

– Что?! – процедил вместо ответа Сигизмунд Сигизмундович, и вся его лысина покраснела.

Ленка решила подлить масла в огонь и сообщила, что Вася хочет заставить меня зарабатывать себе деньги на обратный билет пением в подземном переходе или на площади Победы, где думает поставить меня на табуретку. Как раз сейчас собирался обучать меня русским военным песням, но появление Сигизмунда Сигизмундовича отсрочило процесс.

Бодряну крякнул, с трудом сдерживая смех. Сигизмунд Сигизмундович посмотрел на Олега.

– Я думаю, ее нужно каким-то образом вывезти из России, – как-то робко заговорил тот. – В любое место в Европе. В Шенгенскую зону. Мы тут как раз обсуждали…

– Вася предлагал подсунуть ее пьяным финнам, – вставила Клавдия Степановна. И пояснила, как. Потом вдруг сообразила, что с вновь прибывшими ее не познакомили, и попросила их назвать себя.