Как я понимала, за этим дело не станет. Народ внизу пил и орал (до песен пока не дошло), я быстренько сочиняла статью для «Зарубежного репортера» – описывала особняк богатого русского в пригороде Петербурга. Особняки русских в пригородах Лондона отличаются от этого. По крайней мере запущенных (хоть и художественно) садов там нет (или я про них пока не слышала). В статью я вставила часть интервью с одним русским, которое брала незадолго до отъезда во Францию, откуда меня, можно сказать, насильственным путем переправили в Россию.
Тот русский купил в предместьях Лондона трехэтажный особняк. Дети у него выросли, сын сам купил себе квартиру в Лондоне, дочь вышла замуж за англичанина и переехала к нему, то есть жить с отцом оба отпрыска не собирались. А жена его находилась в элитной психушке и, вероятно, останется там до конца жизни. Я спросила, зачем мужчине особняк из двадцати двух комнат. Неужели было мало предыдущего дома? Или он думает снова жениться и заводить детей?
О подобном он не думал (хотя юные дамы при нем постоянно присутствовали). Мне тот человек сказал, что ни я, ни кто-то другой (не только из англичан, но и из русских), не живший в бараке на сорок две семьи, его не поймет. «Удобства», имевшиеся в бараке, он даже не стал мне описывать, считая, что все равно не пойму. У их семьи была десятиметровая комната. Он родился в том самом бараке в Кронштадте и прожил там до шестнадцати лет. Потом его всю жизнь (теперь мужчине пятьдесят четыре) подгоняло страстное желание вырваться из нищеты и никогда больше ее не знать. Он вообще-то хотел купить дом ровно из сорока двух комнат, но не нашел. То есть можно было бы, конечно, еще поискать, но ему понравился этот особнячок. Он испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, гуляя по всем трем этажам в одиночестве и понимая, что в комнатах никто не живет, кроме него одного! Кстати, вырвался из того барака он один. Все остальные или спились, или отправились в места не столь отдаленные.
Я переслала статью шефу, написала еще одно электронное письмо Джону с рассказом о происходящем, стерла следы своего пользования компьютером и снова приложила бинокль к глазам. Слава питерскому лету! Как хорошо, что тут сейчас так поздно темнеет и все видно!
По саду (или это парк?) украдкой перемещались мужские фигуры. Так, с этой стороны две… И с той две… Я сделала два снимка, хотя, конечно, на них многое рассмотреть не удастся, несмотря на развитие современной техники.
Я решила, что мне нужно срочно пройти в башню, чтобы иметь возможность осматривать происходящее со всех сторон дома. Надеюсь, Олег не будет меня искать? До горячего еще далеко, да и не отпустят виновника торжества – иначе меня придется демонстрировать всем, чего Олег явно не хочет.
В башне я не стала высовываться из окна, наоборот, пристроилась у кирпичной перемычки, чтобы не привлекать внимания – если кому-то из четверых типов взбредет в голову смотреть вверх на окна.
Четыре типа, как я поняла, без труда вошли на территорию – сегодня калитка не запиралась. Ворота не открывали, и все машины оставались стоять на дороге. Парковку, про которую говорил Вася, я из башни рассмотрела. Она была рассчитана машин на шесть, органично вписывалась в дизайн и располагалась среди сосен. Парковка не была заасфальтирована, и там стояла всего одна машина, вероятно, Олега.
Мне показалось странным отсутствие бассейна. Рядом с английским особняком такого размера и на такой территории он обязательно был бы, хотя мои родные острова и расположены не в тропиках. Зато недалеко от парковки располагался теннисный корт. Имелся и маленький пруд, явно естественного происхождения, но для купания он явно не подходил. И никаких статуй, кроме тех двух, фонтанирующих. А ведь Анька говорила, что в России разбогатевшие господа просто обожают статуи.
И вообще дизайн территории представлялся мне странным. Пусть «запланированная неухоженность» – находка дизайнера или писк моды. Но тогда уж оформи всю территорию в таком стиле. Однако буйная растительность наблюдалась лишь на участке от калитки до дома, с другой же стороны все представлялось ухоженным, и здесь естественным образом рос лес. Но, возможно, я просто чего-то не понимаю.
Двое типов из проникших на территорию украдкой приблизились к машине. Я навела на них бинокль. Как хорошо, что у него такое увеличение – как минимум сорокакратное. Вероятно, он рассчитан как раз на осмотр всей территории.
Я замерла на месте, узнав этих типов – головорезы, как я их называла, Николая Бодряну, гражданина США русско-румынского происхождения (мать русская, отец румын).
Николай Бодряну представлялся потомком графа Дракулы и изображал из себя колдуна. Он ездил по разным странам, проводил сеансы, собирая полные залы, и вел индивидуальный прием граждан. Надо отдать ему должное: он был великолепным оратором и несомненно обладал харизмой. Я не исключала и какие-то гипнотические способности. Во всяком случае после его индивидуальных приемов к женам возвращались сбежавшие мужья.
Бодряну колдовал в США, Англии и нескольких странах континентальной Европы. Значит, теперь добрался и до России.
Но Николай Бодряну был также и крупным коллекционером-библиофилом – собирал редкие и ценные книги, в основном как-то связанные с магией и колдовством. Как я понимаю, один вид подобных книг производил на излишне эмоциональных дамочек большое впечатление. Одна женщина, у которой я брала интервью, сообщила мне, что своими глазами видела, как на страницах книги вдруг выступила кровь. Другая видела, как книга «плакала». Бодряну также использовал заговоры из них – на своих сеансах он давал четкие ссылки.
Мой шеф, главный редактор «Зарубежного репортера», тоже собирает старинные книги и неоднократно пересекался с Бодряну на различных аукционах. Бодряну несколько раз увел из-под носа шефа книги, которые тот хотел купить, – предлагал за них запредельные суммы, которые шеф никак себе позволить не мог. Эти цены превосходили все разумные границы.
Когда Бодряну появился в Англии, наша газета решила провести журналистское расследование, и на дело были отряжены несколько репортеров. Во-первых, мы хотели разобраться с темной личностью Бодряну, о прошлом которого нигде ничего не удалось найти, во-вторых, отомстить за шефа.
Я брала интервью у нескольких английских дам, обращавшихся к Бодряну, – как тех, кому он помог, так и тех, кому он не помог. И выяснила: после получения заказа на возврат мужа (или еще какого-то) он брал тайм-аут на пару дней, а потом давал ответ – берется за дело или не берется. Возможно, время требовалось ему для того, чтобы разобраться, получится путем запугивания вернуть мужа или заставить парня жениться. Деньги он брал только по результату.
На женщин Бодряну производил неизгладимое впечатление – демоническая внешность, высокий рост, убедительная речь. Никто из «привороженных» не согласился поговорить ни с кем из наших журналистов. Более того, даже при обращении к ним журналистов мужчины явно испытывали ужас. Это вызвало у нас еще больше подозрений. Мы с коллегами решили, что дело тут не в магии, а в «сотрудниках» Бодряну, осуществлявших «приворот» именно методами запугивания.
Судя по его официальной биографии, которую наша газета раздобыла при помощи дружественных спецслужб, родился Николай Бодряну в 1947 году в России, в одном из лагерей ГУЛАГа у русской дамы аристократического происхождения и румынского военнопленного. Подтвердить или опровергнуть данную информацию через знакомых в России мне не удалось, но человек, с которым я советовалась, высказал сомнение в возможности встречи русской аристократки с румынским военнопленным в одном из лагерей. Хотя…
Допустим, что они встретились и смогли зачать ребенка. Но как им разрешили выехать из СССР? В школу Николай Бодряну пошел уже в Румынии, потом работал на заводе, где делал лампочки, затем эмигрировал в США. Родители к тому времени уже умерли.
Наши спецслужбы точно знали о контактах Бодряну с русским КГБ – в период существования СССР. Эти контакты были зафиксированы. Имелась информация и об обращении к нему лично Андропова, однако причина неизвестна. По всей вероятности, именно сотрудники русской госбезопасности помогли своему агенту покинуть Румынию перед крахом диктатуры Чаушеску.
