Какое-то время мы с Ритой молча сидели на кухне. Она пила водку не закусывая, я же грызла печенье, как семечки. С Турчинской старалась не встречаться глазами. Она временами произносила матерные слова и выражения, ни к кому конкретно не обращаясь и никому их не адресуя. Я с нетерпением ждала, когда Зойка закончит с Александром Федоровичем.
Наконец моя соседка вышла из спальни хозяев. Вид имела изможденный, словно перекидала машину песка или даже вагон угля. Да уж, отдача собственной энергии – дело непростое.
– Такси вызови, – сказала мне Зойка, устало опускаясь на табурет в коридоре.
Держась за стеночку, из кухни вышла Турчинская и, округляя глаза так, что они стали похожи на жабьи, уставилась на Зойку.
– Ты опять нажралась, Рита? – устало глянула на нее Зойка. – Сколько ж можно-то? Приходи завтра, опять попробуем тебя полечить.
– Не надо меня лечить! – завопила Турчинская.
– Тише, муж твой спит.
– Нечего ему валяться! Я ему сейчас…
Зойка резво вскочила (я не ожидала от нее такой прыти) и врезала Турчинской по физиономии. Возможно, Зойке просто было жаль результатов своих трудов, потраченных на Александра Федоровича. После пощечины Рита тут же обмякла, сползла по стене и уселась на полу, вытянув ноги.
– Рита, давай мы с Таней тебя уложим? – предложила Зойка.
– Не надо меня укладывать, – промычала Рита. – Я абсолютно нормальна. Аб-со-лют-но! Слышишь, Зоя? Слышишь?
– Слышу, – вздохнула Зойка, встречаясь глазами со мной, подпиравшей стену.
В этот момент в двери повернулся ключ, она распахнулась, и мы увидели миловидную девушку, очень похожую на Маргариту, только гораздо более молодую.
– Здравствуйте! – тихим голосочком произнесла Катя Турчинская, оглядывая нас с Зойкой, а потом в ужасе уставившись на мать.
Рита что-то промычала в ответ дочери, у которой на глаза уже наворачивались слезы. Я взяла инициативу в свои руки, закрыв дверь, завела девушку в квартиру и потащила на кухню, за нами последовала Зойка. Риту мы оставили в коридоре.
Девушка Зойку знала и считала ее врачом – так в свое время мою соседку представила Маргарита. Я не стала разуверять Катю.
Я видела, что Зойке очень тяжело, она еще не восстановила силы после работы с Александром Федоровичем, но моя соседка собрала оставшиеся резервы организма и долго говорила с Катей. Я тоже иногда вставляла фразочку.
Зойка в основном спрашивала Катю об учебе, друзьях, каких-то других интересах. Но этих интересов у девочки не было…
– Я поговорю с твоим папой, Катя, – вещала Зойка. – Чем бы ты хотела заняться?
Катя долго смотрела в окно, иногда кусала губы. Потом она все-таки повернулась к нам и сказала:
– Я хотела бы пойти на курсы гидов. У нас несколько девочек в классе уже ходят. Я понимаю, что этим летом я, наверное, уже не успею поработать, ну, может, только в конце, после краткосрочных… И то не на всех экскурсиях. Я хотела пойти еще в начале учебного года…
Зойка тут же поинтересовалась, почему Катя на них не пошла. Девушка опять покусала губы, посмотрела в окно, повздыхала и призналась:
– Я не хотела оставлять маму… Зимой курсы только после школы… А если бы меня не было дома и утром, и днем…
Тут уже вздохнула я.
– Катя, ты сейчас уже в порядке? – спросила Зойка. – Ты чувствуешь в себе силы ходить и в школу, и на курсы?
– Так занятия в гимназии закончатся через две недели… – произнесла Катя. – Да, я хочу пойти на курсы, чтобы куда-то ходить… И потом поработать. Что еще делать летом?
Я лично могла предложить тысячу и одно занятие, в особенности в Катином возрасте: съездить на пляж, на озеро, шашлыки пожарить, в волейбол поиграть, да просто по парку с подружками погулять!
– Я поговорю с папой, – пообещала Зойка.
– Как он? – спросила Катя почти шепотом. – Он поправится?
В ее голосе слышалось искреннее беспокойство.
– Поправится, – кивнула Зоя. – Я оставлю тебе свой телефон. Позвони мне, если ему станет хуже. Сейчас он проспит несколько часов. Не буди его. И не давай маме его будить. Когда папа проснется, он будет чувствовать себя гораздо лучше. Ты мне веришь?
Катя кивнула, опять покусывая губу.
Из коридора послышалось невнятное мычание, потом, судя по звукам, Рита попыталась встать. Мы все рванули туда. Катя бежала первой. Укладывание Риты выпало на мои могучие плечи: мне было легче всего подхватить ее на руки. Катя показала, в какой комнате ее уложить, мы с Зойкой Риту раздели и укрыли, потом зашторили окна, чтобы свет не мешал ей спать, и закрыли дверь.
– Ну мы пойдем, Катя, – сказала Зойка.
– А вы можете со мной остаться? – спросила девочка.
– Да, конечно, – тут же кивнула моя соседка.
Я про себя подумала, что в таком случае нам, возможно, удастся вытянуть из Кати какую-то интересующую нас информацию, которую она до сих пор удерживала в себе. Теперь, возможно, прошло нужное время и произошла разблокировка сознания или как там это называется. Вначале она не могла ни о чем говорить, теперь ей, наоборот, хочется выговориться?
В общем, мы опять отправились на кухню, где Катя разогрела суп и предложила нам с Зойкой. Соседке надо было восстанавливать силы, я поесть вообще никогда не отказываюсь, так что мы приступили к трапезе, одновременно слушая Катю.
Но пока девочка говорила о своей любви к отцу и к матери. Оказалось, что она любит их обоих, но по отдельности, и очень переживает, что родители так часто грызутся, ей становится просто плохо во время скандалов, а скандалы случаются чуть ли не каждый вечер.
Катя не могла слышать, как ее любимые мама и папа орут, обзываются нехорошими словами, иногда бьют посуду и даже дерутся.
– Они ненавидят друг друга! – воскликнула девочка. – Нельзя жить вместе и так ненавидеть партнера! Причем в последние месяца три скандалов стало в несколько раз больше! Раньше они так не ругались.
Хотя они и закрывают дверь и слышимость в их старом доме не такая, как в новых, до девочки многое долетает. Катя вначале старалась закрыться в своей комнате и даже пряталась в шкаф, затыкая уши, но ничего не помогало.
Однажды вернувшись из гимназии раньше обычного (два последних урока отменили), Катя услышала, что в квартире опять кто-то скандалит, причем один голос – знакомый (матери), а второй – мужской – незнакомый. Катя пошла, тихо ступая по паркету. Катины шаги не создавали никакого шума, половицы не скрипели.
Подходя к спальне родителей, Катя поняла, что звуки идут откуда-то из глубины квартиры, она вначале даже четко не осознавала, откуда именно. Она пошла дальше.
– Вы были в спальне сегодня, тетя Зоя? – глянула девушка на мою соседку большими грустными глазами.
Зойка кивнула.
– Ну вот. Там есть большой шкаф, помните?
Зойка опять кивнула в задумчивости.
Оказалось, что в этом шкафу имеется потайная дверь, ведущая еще в одну комнату, о которой Катя никогда не знала. Комната представляла собой любовное гнездышко, в котором ругались мать и неизвестный Кате мужчина, а потом вдруг началось бурное примирение… Да такое…
Катя не досмотрела действие и убежала к себе, долго рыдала в подушку, потом ей даже захотелось покончить с собой. Но девочка знала, что родители любят ее, папа вообще все готов для нее сделать. Мама тоже, когда не пьяная.
Девушка не могла своими силами и своим умом разобраться в происходящем, к тому же она боялась кому-то признаться в том, что делается у нее дома: ведь все друзья родителей считали их семью чуть ли не образцовой. Не было ни одного взрослого, кому Катя доверяла бы, с подружками же не хотелось делиться: о таком со сверстницами не говорят.
Катя ходила в гимназию в сомнамбулическом состоянии. Перед глазами все время стояла потайная комната, имевшаяся у них дома, и мама с другим мужчиной. И с ним-то почему мама ругалась так же, как с папой?
Заметив, что с ней что-то не так, одна девочка, с которой они раньше не особо дружили, предложила Кате вместе с ней сходить вечером в один интересный центр, где предлагают разнообразные занятия – по интересам, причем вначале тестируют, определяют склонности каждого к тому или иному предмету. Все это бесплатно. Занятия раз в неделю.