— Ты, сука! — закричал я в ярости. — Ты предала меня!

— Может быть, и так, — спокойно сказала Максина, — Почему бы и нет? Ты сделал из меня совершенную преступницу — почему бы мне не отомстить тебе за все унижения? Ты полностью в моей власти. Тебе не удастся даже замедлить ход, чтобы выпрыгнуть из машины.

— Черт бы тебя подрал, железная дрянь! Я все равно возьму верх!

— Держи скорость 60 миль в час, — безжалостно приказала Максина.

Огромным усилием воли я заставил ногу посильнее нажать на педаль.

— Держи скорость!

Чувствуя, что окончательно теряю контроль над собой, я открыл дверцу непослушными пальцами и буквально выпал из кабины.

— Я предвидела этот конец, — послышался в наушнике, торжествующий голос Максины. — Я же говорила, что могу рассчитать все что угодно! Прощай, Денни!

Я лежал на спине, не в состоянии даже пошевелить пальцем. Мое тело превратилось в один большой синяк, и все же я думал не о том, сколько целых костей у меня осталось. Нет, я размышлял на философскую тему; кем я был все эти годы — Пигмалионом или Франкенштейном?

Где-то наверху послышался скрип тормозов. Когда я сумел открыть глаза, то увидел знакомую пару белых туфель и услышал громкие всхлипывания.

— Максина все-таки побила твоего железного монстра — прохрипел я. Она… была в моем чемодане… как всегда… Но она перехитрила и меня самого… Я изменил ей с тобой… и она решила покончить самоубийством…

— Когда Господь создал женщину, он сделал хорошую работу, — сказала Соня, продолжая всхлипывать. Она встала рядом со мной на колени и осторожно провела рукой по моему телу. К счастью, кости оказались целы.

— Когда-нибудь мы вместе построим сногсшибательный компьютер… прошептал я. — Но пусть это будет не «она», не «он», а просто «оно»…

— У тебя усы отклеились, — улыбнулась сквозь слезы Соня, — Хочешь, чтобы я завивала их каждый день?

перевод Е. Доброхотовой-Майковой

Оно никуда не девалось, никогда не рассеивалось — черное облако, из которого им на головы стеной лил дождь, били молнии, слышались артиллерийские раскаты грома.

Корабль снова поменял галс, Ван Беркум пошатнулся и едва не выронил коробку. Ветер ревел, рвал с плеч мокрую одежду, вода плескалась по палубе, закручивалась в водовороты у щиколоток — набежит, схлынет, снова набежит. Высокие валы поминутно ударяли в борт. Призрачные зеленые огни святого Эльма плясали на реях,

Шум ветра и даже раскаты грома прорезал крик терзаемого демонами матроса.

Над головой болтался запутавшийся в такелаже мертвец — дожди и ветры выбелили его до костей, скелет облепили движущиеся зеленые огоньки, правая рука покачивалась, то ли призывно, то ли предостерегающе.

Ван Беркум перенес коробку на новую грузовую площадку и принялся найтовить её к палубе. Сколько раз они перетаскивали эти коробки, ящики и бочки? Он давно потерял счет. Похоже, стоило им закончить работу, следовал приказ тащить груз на другое место.

Ван Беркум посмотрел через фальшборт. Всякий раз, как выпадала возможность, он вглядывался в далекий, едва различимый за дождем горизонт и надеялся.

Это отличало его от товарищей по несчастью. Он один из всех сохранял надежду, пусть совсем маленькую — потому что у него был план.

Взрыв громового хохота сотряс судно. Ван Беркума передернуло. Капитан теперь почти не выходил из каюты, где коротал время в обществе бочонка с ромом. Говорили, что он режется в карты с дьяволом. Судя по хохоту, дьявол только что выиграл очередную партию.

Делая вид, будто проверяет найтовы, Ван Беркум нашел глазами свою бочку — она стояла среди других, и Ван Беркум узнал её по маленькому мазку синей краски. В отличие от прочих она была пуста и проконопачена изнутри.

Поворотясь, он двинулся обратно. Мимо пронеслось что-то огромное, с крыльями, как у летучей мыши. Ван Беркум втянул голову в плечи и пошел быстрее.

Еще четыре ходки, и всякий раз — быстрый взгляд вдаль. И вот… И вот?

Вот оно!

Он увидел! Корабль справа по курсу! Он торопливо огляделся, Поблизости никого. Вот он, случай! Если поторопиться, и если никто не заметит.

Он подошел к своей бочке, снял найтовы, снова огляделся. По-прежнему никого. Другой корабль явно приближался. Некогда, да и незачем было просчитывать курсы, прикидывать направление ветра и течений. Оставалось рисковать и надеяться.

Так он и поступил: подкатил бочку к фальшборту, поднял и сбросил в воду. В следующее мгновение он прыгнул следом.

Море было ледяное, кипящее, черное, Его потянуло вниз. Он лихорадочно барахтался, силясь вынырнуть на поверхность.

Наконец блеснул свет. Волны швыряли пловца, перехлестывали через голову, увлекали вниз. Всякий раз ему удавалось вынырнуть.

Он уже готов был сдаться, когда волнение вдруг улеглось, гроза стихла, просветлело. Плывя, он видел, как его корабль удаляется, унося с собой маленький передвижной ад. А рядом, чуть левее, покачивалась на волнах бочка с синей отметиной. Ван Беркум поплыл к ней.

Через какое-то время ему удалось догнать бочку и ухватиться за нее, даже немного высунуться из воды. Он держался за бочку и часто дышал. Его трясло. Хотя волны заметно ослабели, вода оставалась очень холодной.

Как только вернулись силы, он поднял голову и огляделся.

Вот оно!

Судно, которое он заметил с палубы, заметно приблизилось. Он поднял руку и замахал. Сорвал рубашку — она заплескала на ветру, как знамя.

Он держал рубашку, пока не занемела рука. Снова поднял голову: корабль стал ближе, хотя и не было уверенности, что его заметили. Судя по относительным курсам, они могли разминуться в ближайшие несколько минут, Ван Беркум переложил рубашку в другую руку и снова замахал.

Когда он снова поднял голову, то увидел, что судно сменило курс и направляется к нему. Останься у него хоть немного сил или хоть какие-то чувства, он бы разрыдался. Но он лишь ощутил навалившуюся усталость и нестерпимый холод. Глаза щипало от соли, и тем не менее они слипались. Надо было все время смотреть на онемевшие руки, чтобы убедиться — они ещё держат бочку.

— Быстрее! — шептал он. — Быстрее!

Он был почти без сознания, когда его втащили в шлюпку и завернули в одеяло. Шлюпка ещё не подошла к кораблю, а он уже спал.

Он проспал остаток дня и всю ночь, просыпаясь лишь для того, чтобы глотнуть горячего грога или бульона. Когда он пытался заговорить, его не понимали.

Только на следующий вечер привели матроса, который знал по-голландски. Ван Беркум рассказал ему все, что произошло — с той минуты, как он нанялся на корабль, и до прыжка в море.

— Чудеса! — заметил матрос, закончив перевод рассказа офицерам. Значит, эта побитая штормами галоша, которую мы видели вчера, и впрямь "Летучий Голландец"! Значит, он взаправду существует, а ты… ты единственный, кому удалось с него спастись!

Ван Беркум слабо улыбнулся, осушил кружку и отставил её в сторону. Руки у него тряслись.

Матрос похлопал его по плечу.

— Успокойся, дружище, все позади, — сказал он. — Ты никогда не вернешься на дьявольское судно. Ты на борту надежнейшего корабля с отличными офицерами и командой. Мы всего несколько дней назад покинули порт. Набирайся сил и выбрось из головы тяжелые воспоминания. Мы рады приветствовать тебя на борту "Марии Селесты".