Смуров вцепился в обжигающе холодную железную скобу, вывалился на обледенелый асфальт и боком отполз в сторону. Потом из последних сил поднялся и огляделся. Он стоял под гулкой аркой Главного Штаба. Впереди была Дворцовая площадь и — неужели? — Александрийская колонна, странно куцая без привычного ангела. И в ту же секунду за спиной у Смурова раздался железный грохот.

Люк захлопнулся.

…Пальцы у Лизы совсем свело. Она вцепилась в скользкий холодный загривок грифона. Обернулась, выворачивая шею — второй, с Инго на спине, тяжелыми, ныряющими рывками летел в двух шагах позади. Хорошо хоть теперь не отстает и в догонялки не играет, дуралей позолоченный.

Лететь было ужасно нервно, тем более что грифоны взахлеб хвастались тем, каким теперь славно быть живыми, и норовили это продемонстрировать — примеривались закладывать в воздухе мертвые петли, наперегонки ныряли в воздушные ямы, а к проводам относились как девчонки, играющие во дворе в «резиночку» повышенной сложности. Перед тем как лететь, Инго, у которого мокрые волосы уже похрустывали от инея, сунул сестре фонарик, чтобы ей было не так страшно. И зря: от неровного грифоньего полета свет фонарика скакал и все время выхватывал из темноты что-нибудь неожиданное: то гребень крыши далеко под ногами, то печную трубу сбоку, то паутину проводов совсем рядом.

Так что фонарик Лиза поскорее выключила, но запихнуть в карман не догадалась, а держаться одной рукой было неудобно, и когда её грифон в первый раз решил лихо нырнуть к самому асфальту, Лиза сгоряча стукнула его этим самым фонариком промеж ушей по глупой блестящей башке. Фонарик с хрустом разлетелся на детальки, крупным градом застучавшие по обледенелой мостовой, грифон дурным голосом заклекотал «Больно же!» и некоторое время вообще отказывался лететь, куда велят, потом согласился, но весь остаток пути фыркал и шипел, как выкипающий чайник, и ещё Лизу подташнивало от — острого запаха мокрых перьев и шерсти.

Впереди показалась сумрачная громада с двумя высокими башнями, и Лиза ойкнула — она не сразу признала в мокрой мгле Филинский дом. Как только грифоньи лапы мягко коснулись обледенелого тротуара, Инго ринулся в темную пасть арки.

— Лисенок, догоняй, не стой! — крикнул Инго из-под арки.

Лиза, скользя на льду, кинулась следом и успела услышать, как грифоны тут же взмыли в небо и с клекотом унеслись прочь. Она совсем ничего не видела, зато слышала, как впереди, в чёрном провале двора, яростно хлопнула дверь, а потом — как помчались вверх по лестнице гулкие шаги, распугивая эхо. Лиза прикусила губу и нырнула в подъезд вслед за Инго. Сразу же больно стукнулась о перила — аж слезы брызнули.

Инго наверху отчаянно колотил в дверь. Когда запыхавшаяся Лиза взлетела на площадку последнего этажа, стук уже прекратился.

— Ч-черт, у него же замок заговоренный… — шептал Инго, оглядывая старинную двустворчатую дверь Филинской квартиры. Пластинка вокруг замочной скважины заиндевела — пальцы прилипали и обжигались, как в тридцатиградусный мороз. — Ни тебе открыть, ни тебе сломать… Лисенок, ты слышишь что-нибудь?

— Нет, — испуганно всхлипнула Лиза, отдернув руку от двери и дуя на пальцы. — Совсем ничего! Инго, а вдруг его там вообще убили?!

Инго яростно мотнул головой и со всей силы стукнул в дверь кулаком. От крашеного дерева полетели искры.

— Спокойнее, — посоветовал сам себе король Радингленский.

— Инго, — жалобно попросила Лиза. — А ты свет зажечь не можешь? Ну, не факел, так хоть свечку, а?

В темноте, даже рядом с Инго, было очень страшно. За дверью, в квартире, что-то тяжело скреблось и поскрипывало.

— Сейчас, — сказал Инго.

…Филин успел заметить мелькнувшую за окном черную тень.

Поднять голову получилось не сразу. Форточка хлопнула на сквозняке.

«Жив, — потрясенно подумал Филин. — Вот это да. Сигма-сатурналис — это не шутки… тем более в этом исполнении… а я жив».

Он поднялся на ноги, цепляясь за дверной косяк. Кажется, кто-то стучал в дверь? Интересно, кто бы это…

Филин прислушался к себе и похолодел. Ну вот и все. Как это, оказывается, просто.

Но двигаться всё-таки надо.

Сначала подойти к кровати, посмотреть, как там Костя. Вот так, держась за полки. Сейчас, сейчас, потихоньку…

Дверная ручка заледенела так, что примерзали пальцы, и подалась не сразу. Навстречу из коридора, истерически взлаивая, кинулся Ране. Бедная псина, как перепугался-то…

Лиза тоже услышала, как подвывает песик. И как прерывисто шуршит по обоям рука Филина.

— Ране скулит, ему страшно, — дрожащим голосом сказала она. — Ой, Инго, он идет!!! Инго, он…

…Инго снова ударил в дверь. Щелкнул замок.

— Вовремя, — не своим голосом выдавил Филин. — Спасибо.

Филин! Дышит! Ходит! У Лизы в глазах потемнело от облегчения. Она даже не успела понять, что случилось дальше — то ли Инго с Филином обнялись через порог, то ли король подхватил падающего волшебника.

— Да вы же больной совсем, — произнес Инго.

Филин отмахнулся.

— У меня… там… Конрад в библиотеке… Костя… — Каждое слово ему приходилось с трудом выталкивать из горла. — Он спит. Надо его разбудить, я так не могу. Сходи взгляни на него, пожалуйста.

— Что?! — хором поразились Лиза и Инго. Монморанси, повизгивая, крутился под ногами и не понимал, отчего никто его не гладит.

— Пойди и посмотри, — сквозь зубы сказал Филин. — У меня был Притценау. Помнишь такого?

Лиза решительно ничего не поняла, хотя незнакомая фамилия почему-то неприятно царапнула слух — так сломанный ноготь цепляется за атласную ткань. А может, и знакомая. Даже определенно знакомая фамилия — только вот откуда? Между тем Инго ещё раз очень внимательно оглядел Филина и брюсился в тёмные недра квартиры.

— Простите… — раздался знакомый голос откуда-то с лестницы. — Мне вчера Костя сказал — вы болеете, Андрей Петрович…

Все обернулись.

На площадке ниже этажом стояла замерзшая, бледная и заплаканная мама Соня с фонариком и увесистым пакетом в руках. Круглое пятно желтого света взволнованно дрожало на ступеньках, потому что мама Соня пыталась посветить сразу во все стороны и убедиться, что хоть тут крыс нет.

— Сонечка! — сипло ахнул Филин. — Как вы сюда добрались по всему этому? Простите, я в таком дурацком виде… — Он поднял ворот ворсистого голубого свитера до самого подбородка.

— Да ладно вам. Я и сама… — мама Соня поднялась на площадку. Песик радостно залаял и, клацая когтями по плитчатому полу, запрыгал вокруг, норовя сунуть нос в мамы-Сонину зеленую сумку. — Я вот вам кое-что принесла.

— Тетя Соня, — глубоко вдохнув, осторожно сказала Лиза, — я узнала точно, что Левка жив и здоров. Я точно знаю.

Мама Соня всплеснула руками и расплакалась, чуть не выронив пакет и фонарик. Филин же при этих словах, кажется, окаменел, вцепившись в вешалку.

— Спасибо, рыжик, — пробормотала мама Соня, вытирая слезы. Она внимательно посмотрела на Лизу. Та сразу вспомнила, что из-под куртки у неё торчит Лёвушкин свитер, и покраснела, но мама Соня то ли не заметила, то ли ей не до мелочей было. — Я чуть с ума не сошла. А теперь объясни все, пожалуйста.

— Только не на лестнице, — безнадежно попросил Филин. Все гуськом потянулись вниз в кухню по маленькой скрипучей лесенке в пять ступенек. — Нет-нет, пальто не снимайте, у меня тут холодина, — он опять закашлялся. — Инго, возьми в ванной полотенце и вытри голову, ладно? И куртку сними, мокрый же насквозь.

«Что у него такое с голосом творится?!» — Лиза, едва перестав бояться, тут же насторожилась.

— Сонечка, фонарик можно погасить — где-то у меня свечка была. — Филин негнущимися пальцами открыл коробок, чиркнул раз, другой, отбросил сломанную спичку. С третьей попытки свечку, стоявшую посреди стола, удалось зажечь. К волшебству Филин почему-то не прибегал. «Ой-ой-ой», — подумала Лиза и опустилась прямо на деревянные ступеньки лесенки. Слова кончились.

От свечки по потолку тотчас заходили тени: мама Соня выгружала на стол большую банку малинового варенья, банку поменьше — с медом и несколько коробочек разнообразных лекарств.