«Как это в путь? Куда?» — испугалась Лиза, глядя на удаляющуюся спину Инго. Вокруг, куда ни глянь, расстилалось скованное льдом море, а над ним повисли свинцовые сумерки, какие бывают перед грозой. Но Инго шёл, а за ним потянулись и остальные, и Лизе ничего не оставалось, как побежать за братом — будто собачка за хозяином.

Было тихо, только ветер свистел колючей поземкой. И все птицы куда-то подевались. Нет, вон же, на снегу чайка лежит мёртвая. И ещё. И ещё. А это кто, альбатрос? Ой, а солнце вообще исчезло, будто корова языком слизнула. Неужели теперь всегда будет так темно?

Лиза то и дело пыталась побежать, но кукольные туфли скользили по льду, еле присыпанному снегом. Ещё не хватало перед этими грохнуться! С неба так и сеялась тусклая снежная крупка, больше похожая на пепел. Она оставляла на губах мерзкий привкус гари. Скоро Лиза совсем запыхалась, споткнулась и шлёпнулась на лед, больно ударившись коленкой.

«Ой!» — вырвалось у неё. Инго даже не оглянулся. Лиза сжала зубы, чтобы не разреветься, и тут кто-то протянул ей руку и помог подняться.

Бледный человек в чёрном! Коракс! Кажется, то, что Лиза упала, вообще заметил только он. Коракс держал её за руку очень крепко, а Лиза снова посмотрела на равнодушную спину Инго, и ей стало тоскливо и страшно. Она вдруг поняла, что больше ничего про брата не понимает. Куда он идёт с этими? Зачем? Что это за игра такая? Про Коракса и то больше ясно — ясно, что он не с этими, ясно, что он ведёт её за руку и не дает упасть и замёрзнуть… А потом и эти мысли куда-то делись, и страх тоже, и стало вообще всё равно. Будь что будет.

Инго, как пришитый, держался подле гарпии Паулины и казался очень тонким и маленьким рядом с её обширным боком в железных перьях. На рыжих волосах у него оседал иней — а может, это была такая седина, только её делалось всё больше и больше. Громоздкая Паулина трудно ковыляла по припорошенном снегом льду, волоча за собой тяжёлый хвост, но летать, похоже, не умела. Инго всё время говорил, говорил — что-то о дальнейших планах, и всемогуществе, и про бесконечное множество заклинаний, и про показательные казни — говорил такое, что хотелось заткнуть ноющие уши, но не получалось, и Лиза слушала, как зачарованная, и смотрела, как с губ у него слетают облачка пара.

За Паулиной и Инго печатал шаг Ангст — как на параде, будто под ногами у него был не лёд, а расчерченная брусчатка какой-то площади. Фон Штамм семенил рядом, и руки в резиновых перчатках торжественно нёс перед собой, как отдельную вещь. Иногда он тошнотворно пошевеливал пальцами — резина поскрипывала. Его накрахмаленный белый халат дыбился на плечах и похрустывал на морозе, как снег под ногами.

И дышали они все совсем не как люди, хотя у Паулины бока ходили ходуном. А Инго, кажется, уже вообще не дышит! Лиза попыталась было услышать, бьется ли у него сердце, но ничего не получилось. А в уши опять толкнулся страшный голос, чужой, незнакомый, мертвый: «…и, конечно, ваша светлость, первичная зачистка территории от нежелательных лиц, практикующих магию». — «С отчуждением их энергии в нашу пользу по наступлении летального исхода!» — хрипло поддержала его гарпия. «- Ну конечно, — вкрадчиво, почти ласково согласился Инго, галантно склоняясь к одутловатому лицу Паулины. — Как же без этого. Живые они нам ни к чему. Да и кушать-то вам надо, я что, я разве не понимаю? — он посмотрел вперёд, туда, где виднелась гавань, и крутились в мачтах и снастях снежные бесы. И раздумчиво добавил: — А шарик я себе на письменный стол поставлю, право слово. Для веселья. Маленькая слабость, знаете ли — люблю красивые вещицы. А ведь красивое же пресс-папье получится, с корабликом и фигурками».

Он ещё что-то говорил, но Лиза как будто перестала понимать слова, будто он говорил на каком-то чужом языке, а сам голос Инго доносился, как сквозь ватную стену. Зато она небывало отчетливо слышала посвист позёмки. Хруст наста. Мерный скрип начищенных сапог Ангста. Собственные шаги. Ржавый лязг Паулининых перьев. И ещё — как колючие снежинки шуршат по плащу Коракса.

Слёзы в глазах у Лизы вскипели и застыли. Ну, всё. Теперь Инго насовсем останется вот таким. Заигрался. А может, мы его так до конца и не расколдовали? Может, он тут ни при чем, может, это все я виновата, надо было тогда, на коронации, лучше играть! А теперь уже ничего не поделаешь… Она понурила голову и смотрела под ноги. Ледяной ветер прохватывал насквозь, жег лицо, дергал за волосы. Лиза дрожала всё сильнее, а зубы стучали так, что она чуть язык не прикусила.

Кажется, они шли очень медленно, но вот вдали показалась тёмная полоска берега. Надо же, бедный «Гиппокампус» и вправду недалеко ушёл!

Корабли теснились в гавани, как бестолковое стадо, попавшее в западню. Некоторые лежали на боку, свесив снасти в подмерзающую чёрную воду. Их так сдавило льдинами, что борта треснули и зияли ранами. А некоторые вынесло на берег, и там они лежали тёмными тушами.

А между берегом и Лизой дыбились льдины выше её ростом, и если бы не Коракс, она бы через них никогда не перелезла. Инго и колдуны уже выкарабкались на берег и двигались к крепостной стене.

— Пойдём, нам нельзя отставать, — Коракс потянул Лизу за собой к разинутой пасти городских ворот. Голос у него был какой-то странный — будто ему было тяжело не то что говорить, даже дышать. Сама не зная почему, Лиза послушно взяла его за руку. Тёплая. А ведь когда они все вырвались из этого шара, рука была ледяная, Лиза точно помнила! Она не выдержала и быстро глянула Кораксу в лицо. Бледное, измученное, но ничуть не злое, как у этих всех. Что же это такое делается? И тут Коракс попытался ей улыбнуться. Кажется, он давно разучился это делать — глаза оставались печальными и больными. Да он же и не страшный совсем!

Они уже вошли под арку, когда их нагнал порыв ледяного ветра с моря, и Лиза поежилась.

— Сейчас, подожди, — Коракс быстро набросил ей на плечи свой короткий чёрный плащ. За Лизой он, правда, волочился по земле, как шлейф. Странно, но под тонкой легкой тканью сделалось тепло, как в невесомой шубе.

Чёрный шёлк пах чем-то горьким и грустным, как погасший костёр.

Они шли рядом, и Лиза вдруг услышала гулкий, неровный стук. Она опять глянула на человека в чёрном снизу вверх. «Да у него же сердце болит, как не знаю что! Ему вообще ужасно плохо!» — Лиза закусила губы. А тогда, на палубе, Инго про него Филину сказал — «ваш бывший друг», и ещё что-то непонятное про сражение на две стороны. Это что же получается? Если Коракс никакой не чёрный маг, что он тогда с этими в кристалле делал? И почему вороньи чёрные перья? Ой, на бубенчике-то ворон был, ну точно! И откуда бубенчик взялся? Филин на него так смотрел! А спросить ничегошеньки ни у кого нельзя. Эти услышат.

Коракс, кажется, понял, о чем она думала, и едва заметно кивнул. Потом ускорил шаг. Лиза пыталась лихорадочно сообразить, как быть дальше, но маленькая процессия вступила на улицы Ажурии, и стало не до размышлений.

Колдовская зима упала на город внезапно, как коршун на цыплёнка, застала Ажурию врасплох, и жизнь на улицах остановилась. Горожане даже не успели ничего сообразить. Вон отряд маршировал — мальчишки так и замерли с поднятой ногой. Офицер что-то командовал — оцепенел, и в разинутый рот снежинки влетают. У барабанщика палочки над барабаном зависли. А вон какой-то малыш целился из лука, а выстрелить не успел. Застывшие фигуры, протянутые руки, невидящие глаза… Крупные хлопья снега опускались на головы прохожих и не таяли. А тихо-то как! Только ветер в жерлах пушек гудит, да вывески на ветру скрипят. Наверно, все куклы и механизмы вообще от холода поотключались.

За спиной у Лизы что-то рухнуло наземь и звонко разбилось. Она чуть не подпрыгнула. На снегу валялась кукла в розовом платье — голова разлетелась на черепки, а фарфоровые ручки бессмысленно тычут в небо.

— Что за эксцессы, Коракс? — повернувшись всем туловищем, каркнула Паулина, прервав мерное журчание Ингиной речи.

— Ничего особенного — кукла, — глуховато отозвался Лизин спутник и закашлялся.