— Такой маг, как я, человечеству не нужен, — продолжал Король, садясь на широченный подоконник и щурясь на солнечные блики на горизонте. Лето начиналось на славу. — Я думаю, Филин, что не стоит делать из меня волшебника. Совсем наоборот — надо бы мне отсюда куда угодно, только бы подальше, но…

— Стоп. — Филин поднял брови. — Почему это «куда угодно»?

— А я ведь не хотел вам ничего рассказывать, — произнес Инго.

— Я слушаю.

Инго Четвёртый опустил голову и поёрзал.

— Ну, в общем… — выдавил он.

Филин ждал.

— Ox, — Инго наконец собрался с духом. — Филин, только не смейтесь… Мне тут одна вещь пришла в голову. Давно. Ещё до всего. Я боюсь, что мне это все… эти двенадцать лет в Чёрном Замке даром не прошли… — он сглотнул тугой комок в горле. Слова, обычно смирные и послушные, никак не шли на язык. Филин ждал.

— Понимаете, — окрепшим голосом продолжал Король, глядя на море, — ведь никто же не знает всего про Мутаборскую магию… Филин, я ведь всё это время по ночам просыпался и думал: а вдруг я — мина замедленного действия? Вдруг он какой-то будильничек во мне завёл и я взорвусь — сейчас, завтра, через десять лет? Так лучше пусть это будет подальше от дома, правда? Знаете, Филин, ведь вы меня должны были тогда просто убить на всякий случай…

— Допрыгаешься, убью сейчас — волшебник развернулся и яростно полыхнул глазами. — Кому это я должен, скажи на милость, а?

— Но это было бы разумно! Элементарные меры предосторожности!

— Разумно?! — почти закричал Филин, прикрыл глаза на полсекунды и продолжил тоном ниже:

— Инго, рассказывай немедленно и честно, с чего ты вдруг об этом речь завёл, — велел он. — Что ты в себе заметил?

— Что-то происходит, — Инго снова отвернулся и смотрел в окно. — Что-то происходит с тем, что я говорю. Происходит просто на каждом шагу! И от этого всем плохо. Во-первых, меня все слушаются. Ну, придворные. Бабушка говорила — королевская воля, наследственность, фамильные черты, но, Филин, не тот я человек, чтобы меня слушаться — подумаешь, король… А тут на днях слышу — Циннамон главе гильдии кузнецов, Герту, тихонько так говорит: вы, мол, королю нашему лучше не перечьте, а то будет как с соседом моим, сапожником, у которого в одну ночь мыши все кожи в кладовой поели… Куда это годится?

— Не смешно, — кивнул Филин и сел рядом с королем на подоконник. — Дальше.

— Таких историй было много, но я даже не очень дергался — мало ли что подумают. Но вот потом… В апреле Лизка мне сказала, что в школу лень ходить, одни контрольные. Заболеть, говорит, что ли… А я ей и сказал — ну, заболей… У неё две недели температура было, никто не понимал, в чем дело, — помните? И лекарства её не брали! И даже вы температуру сбить не могли!

— Помню, — кивнул Филин. — Во-первых, могло быть чистой воды совпадением. Школьники иногда болеют. Бывает так, что температуру не сбить. А если нет… Я же тебе про это говорил. По всей видимости, ты от природы маг-словесник. Словеснику надо учиться, чтобы управлять своими словами. Учат этому в Амберхавене. А пока что слова управляют тобой. — Он старался говорить спокойно.

— Подождите! — умоляюще продолжал Инго. — Мне же ещё и снится теперь такое, что лучше бы вообще не засыпать! Нет… Нет, расскажу. Как вам сон, в котором я, Инго Великий, правлю смирным таким Радингленом, в котором опять вечная ночь и зима? И даже не только Радингленом, в некоторых снах размах у меня побольше. Кого хочу — казню, кого хочу — милую, но в основном, конечно, казню, а кругом все трепещут, а вас нет, и Лизки нет, и Конрада — никого нет. И при этом я такое могу… И самое жуткое — это всё мне во сне нравится, очень нравится, понимаете?.. Филин, мне снится то, что мне предлагал Мутабор, давно, ещё в самом начале!

— Так, вот это уже серьёзно. — Филин нахмурился. — Только не пори горячку. Мне кажется, что это не тебе снится, это тебе кто-то снит… Вопрос в том, как этот кто-то до тебя дотянулся и с какого расстояния — выхода-то в Чёрный Замок в Радинглене, слава Богу, уже нет, отрезало.

— Кто-кто, — сумрачно сказал король. — А вдруг это и есть я настоящий? Вдруг это ОНО во мне прорастает?!

— Знаешь, ответ не сходится. Это делает кто-то, кто хорошо знает твои слабые места. Ты же мне сам рассказывал, как тогда, в Замке, старался поменьше спать, чтобы в Библиотеку забираться, когда на тебе ночного заклятья не было — помнишь? — Филин заметил, что Инго мучительно скривился, и тронул его руку. — Прости, что напоминаю — надо.

— Думаете, я забыл? — уронил Инго.

— Ничего я не думаю. Просто складываю картинку из кусочков. И самое главное. Если бы в тебе была заложена мина замедленного действия, — любая мина, — нипочем бы ты не спустился в некий подвал и не вынес оттуда некую клетку с филином…

— Он мог успеть потом, — горько отозвался Инго. — Он мог успеть в последний момент. И вообще — вот, посмотрите.

Король вынул из кармана джинсов измятый бумажный самолетик, исписанный неразборчивым почерком.

— Вот. — Он протянул самолетик Филину. — Вы только не подумайте, я…

Филин жестом остановил его и углубился в чтение. Потом повертел самолетик так и сяк и, сняв очки, спросил:

— Почерк, вроде, твой. Откуда это взялось?

Инго почему-то посмотрел на свои ладони.

— Мне приснилось, что он влетает в окно. А когда я проснулся, он был у меня в руке.

Филин впился в листок глазами. Воцарилось молчание. Было слышно лишь, как далеко внизу шелестит под теплым летним ветром листва дворцового парка.

— По-моему, это значит, что всё совсем плохо, — еле слышно проговорил король. — Именно поэтому я и хочу отсюда подальше. В конце концов, я волен распоряжаться своей судьбой…

— И моей заодно? — поинтересовался Филин и вернул листок королю. — Ты не думай, я понимаю, что говорю недопустимые вещи. Я ведь тебя правильно понимаю?

— Погодите, — удивился Инго. — Почему — вашей?

— Мои тёплые чувства к Радингленский королевской семье и к тебе лично можно, конечно, в расчёт не принимать, — раздельно сказал Филин. — Ясное дело, отсюда подальше ты отправишься вместе со мной. Не обсуждается.

— Филин, не сердитесь, пожалуйста, — попросил король.

— Сердиться?! Да я никогда не смогу на тебя рассердиться, остолоп, и ты это прекрасно знаешь и напропалую этим пользуешься! Это так не называется… Ладно. Вопросов многовато остается, — желчно добавил волшебник. — Что-то не вижу я никакого радингленского флота. — Он тоже посмотрел в окно. — Уговаривать Зильбера с его «Гиппокампусом» я не берусь. А иначе как морем и на волшебном корабле нам в другие миры не попасть.

— А я его уже уговорил, — отозвался Инго.

— Что?!

— Уговорил. Капитан Зильбер согласен меня отвезти, куда я скажу. И вас. И Конрада. Шар-проводник у нас в Сокровищнице есть. Я только пока не знаю, куда именно нам плыть, но вы мне всё скажете.

Филин уставился на ковёр.

— Не молчите, — попросил Инго.

— Слишком много сказать хочется, — процедил волшебник. — Что ты сам думаешь об этом послании?

— Ничего, — растерялся Инго. — Я как раз хотел спросить…

— Ну да, — Филин поднялся, походил по сводчатой комнате. — Конечно. Откуда тебе знать. Это и в Амберхавене знали считанные люди. Слушай, Твое Величество. Слушай и запоминай. Книгу, о которой здесь идет речь, называют по-разному — кто «Белой Книгой», кто «Книгой всей правды», кто «Книгой всех заклинаний». Говорят, что она действительно дает ответы на вопросы. Может и не дать, но уж если ответит, то яснее ясного. Говорят также, что страницы у неё пустые — белые. И когда её открываешь, на них проступает… то, что попросишь. Дальше всё просто — произнёс заклинание и получил, что хочешь. — Волшебник поднес к глазу калейдоскоп, встряхнул, поглядел, отложил. — Хорошая полезная вещь, правда? Не придерёшься.

— Но?.. — Инго подался вперед, как гепард перед прыжком.

— Но, во-первых, не у всех в руках Книга открывается. Насколько мне известно, её открыть может только маг, причем маг с чистой совестью. Как ты понимаешь, чистая совесть — не совсем ясное понятие, но все источники на этом сходятся. В понятие чистой совести, кстати, входит отсутствие в человеке чёрных чар. Если ты подумаешь, то поймёшь, что это связано.