Инго на секунду прикрыл глаза.
— Да, — кивнул он. — Я… я тоже чувствую, что магии здесь нет. Кажется.
Юлечка замигала — часто-часто.
— А если магия не работает, как же вы летали? — Как будто между прочим поинтересовалась она.
— Оборотень где угодно остается оборотнем, а гном гномом. Биология. — Филин думал о чём-то другом.
— А я… — обрадовался Костя и угрожающе расправил плечи.
— А ты нишкни! — шикнул Филин. — Инго, ты понимаешь? Там, за стеной, магия ещё теплится, а здесь, чем ближе к центру города, тем хуже. Как воронка.
Король и волшебник переглянулись. У Юлечки аж глаза на лоб полезли от усилия хоть что- нибудь понять.
— Скверно, — упавшим голосом констатировал Филин.
— Подождите, давайте тогда я! — вдруг сказал Лёвушка. — Я… я сейчас попробую. — Он покраснел. — Я же её упустил, мне и расхлебывать.
— Точно, Лёвка, выручай, — поддакнул Костя. — Ты и без магии всегда сообразишь.
— Как это ты расхлёбывать собираешься? — удивилась Юлечка.
— Все гномы опасность чуют за километр, — снисходительно объяснил Лёвушка, пристально обводя взглядом площадь и разбегающиеся от неё улицы. — Я когда в подземелья спускался, меня ещё и Кирн с Эрином специально учили. Нужно у камней спросить, только не словами, а мысленно. Мы ходили, ходили, до самого Святилища дошли — тренировались… Камни же гномам всегда отвечают — хоть в пустыне Гоби. У них вибрация разная, и вообще…
Он присел на корточки, приложил ладонь к ровным плиткам и насупился.
— А как же… — начала было Юлечка.
— Цыц, — одернул её Филин.
Лёвушка склонил голову набок, пошевелил губами. Потом поднялся, потрогал угловой камень ближайшего дома, обошёл монумент доблестному драконоборцу и сосредоточенно обследовал дома по ту сторону площади. Горожане уже не просто косились — они подозрительно переглядывались и даже перешёптывались.
— Так. Так. Ага! — наконец Лёвушка показал в узкий переулок. — Лизка ушла туда. То есть… подождите-ка… Она не сама ушла, её утащили! Камни сказали, что её шагов они не помнят, но она там была точно. А эти соратнички хороши! — он сердито обозрел гуляющую толпу. — Молчат как рыбы! — и он решительно направился в переулок. Остальные поспешили за ним.
— Вот тебе и одна тридцать вторая гномской крови, — говорил на ходу Филин. — Охо-хо, у одной волшебный слух, у другого абсолютная память, третий сквозь стены видит — не соскучишься…
А Лёвушка уже кинулся к первому прохожему, показавшемуся из-за поворота:
— Доброе утро, сударь! Скажите, пожалуйста, тут не пробегала девочка? Рыжая такая.
Прохожий даже шага не сбавил.
— Соратник! — осенило Лёвушку. — Помогите! У нас… У нас… эээ… дочь пропала!
— Дочь? У вас? — горожанин затормозил, смерил Лёвушку жестяным взглядом и оглянулся на шествовавшее за ним семейство.
— Да-да, — кивнул Инго. — Она ростом как раз с вашу… с вашу дочку, только рыжая.
— Видел, — горожанин опустил руку на кружевное плечо застывшей рядом синеглазой куклы в бантах и гордо приосанился. — Я полагал, наша Кристабель — самая последняя модель, но ваша, кажется, поновее? — Он подозрительно обозрел компанию.
— Или вы её где-то присвоили? — встряла в разговор дородная мамаша с медалью на пышном платье-мундире. Из-под её локтя высунули нос три неразличимых между собой лопоухих мальчика лет пяти, а за ними близнецы постарше. — В таком случае её уже забрали куда следует. У нас, знаете ли, с этим строго, чужеземцы. Согласно указу Его Величества, если кто чужую потеряшку подобрал и удержал, с него взыскание по закону, строго карается, вплоть до усекновения…
— Как — забрали?! — вскипел Филин.
— И имейте в виду, о вашем появлении и о вашей находке уже давно доложено в замок. — Строго сказал горожанин. — Око Его Величества видит всё окрест. За вами выслана стража!
— Благодарю, без стражи дойдём, — отрезал Филин. — А что с дево… с куклой?
— В ней что-то сломалось, — отчеканил счастливый отец.
Лицо у Инго окаменело.
— Не доверяю я этим новшествам, — самодовольно продолжал горожанин. — И зачем Шпигельмейстер этой рыжей голос вставил? Бессловесные куда лучше. — Он опять покосился на свою куклу. — А то чуть что разладилось — она в крик!
— Безобразие, — поддакнула дама. — Её несут, она отбивается! Кошмар! Беспорядок!
— Так, — Филин уже хотел было идти, но остановился. — Минуточку, а как вы сказали, зовут вашу… это создание? — он кивнул на куклу.
— Крис-та-бель, — внятно сказала дама, вскинув пышную прическу. — В честь Её Величества, разумеется. По особой привилегии. А про эту вашу зря беспокоитесь. Отнесли в замок, там мастер разберёт по винтикам — и будет как новая. Он их ладит, ему и чинить.
— Что? — ахнул Филин. — Так вот чем Амальгамссен-то занят!
— В замок. Бегом, — сказал Инго.
Замелькали одинаковые улицы, отряды в багряных с золотом мундирах, вывески, пушки. Юлечка попыталась что-то заныть про натёртую ногу, но Инго только глянул на неё через плечо, и она притихла, семеня за Костей. Лёвушка, упрямо пригнув голову, спешил впереди всех. Он-то первым и завидел королевский парк, обнесенный высокой каменной стеной.
— Там ров, — выдохнул он. — И подъёмный мост.
Из полосатой будочки на гребне стены высунулся щеголеватый офицер.
— Иноземное посольство к Его Величеству? — щелкнув каблуками, осведомился он. — Пройдите за мной вон в тот павильон, сдайте оружие и прослушайте протокол процедуры официального приема. Возможно, в силу особого статуса заморских посетителей Его Величество соблаговолит принять вас вне очереди. Скажем, после заката. Или завтра поутру.
— Нам некогда, — очень ровным голосом сказал Филин, как будто не он только что бежал со всех ног. — Мы бы хотели видеть Его Величество без промедления.
Офицер схватился за саблю.
— Как хотите, как хотите, — покорно сказал волшебник, — только у меня, господин офицер, воображения не хватает представить себе, что с вами сделает Его Величество Гуммиэль, если узнает, что вы нас не пропустили. — Филин скорбно прижал руку к сердцу. — Что ж, на могиле можно будет написать: «Он выполнял свой долг до последнего вздоха». Мы, разумеется, будем ходатайствовать о помиловании, но…
Страж взглянул в прищуренные глаза Филина и попятился. Потом он потянул какой-то рычаг — и мост опустился, а ворота раскрылись.
«Ни фига себе, не колдуется!» — восторженно шепнул Костя Лёвушке. «Не в магии дело», — отозвался Лёвушка. Филин оглянулся, и они примолкли.
Их повели по аккуратным дорожкам, с террасы на террасу, туда, где над купами деревьев, как рогатый шлём, всеми башнями щетинилась сверкающая громада замка. Безупречно распланированный парк с кустами и деревьями, подстриженными в виде кубов, шаров и конусов, был безлюден. Только раз чужеземцам попался озабоченный садовник в блестящей каске, который старательно закрашивал зелёной краской проплешины пожухлой травы на газоне.
А у самого дворца вокруг площадки, выложенной металлическими плитками, бегал взад-вперёд какой-то человек в высоких сапогах и мундире, расшитом шнурами. Радужная стая павлинов спасалась от него врассыпную с визгливыми воплями. Плитки вразнобой звякали и брякали под лапками птиц, как расстроенное пианино.
— Ничего не желают слушать! — в отчаянии вопил дрессировщик, топая ногами. — Здесь ля минор, ля! Куриные вы головы! Нам же гимн вечером исполнять! Свет небесный, скорее бы мастер механических наладил! С этими одна морока! Вам бы только перловку жрать!
Он схватился за голову и, потрясая пачкой нот, попытался загнать птиц обратно на музыкальный лужок. Какофония только усилилась. Не обращая внимания на гостей, дрессировщик достал из-за пояса бархатный мешочек, натрусил на клавиши зерна и сердито крикнул:
— Марш на место, дармоеды! Ещё раз сначала!
Павлиньи клювы застучали по металлу:
— Дили-бом! Дили-бом! Государь наш — солнце в дом! Дили-бом! Слава, слава сверхдержаве! Дили-бом, дили-бом! Нет преград нам и препон! Дили-бом! В море, в воздухе, на суше — мы всех краше, мы всех лучше!