Но тут откуда-то сбоку появились четверо сутулых троллей с закрытыми носилками на плечах, и Лиза забыла обо всем на свете. Сердце у нее заколотилось: она поняла, кто скрывается там, за качающимися лиловыми занавесками с черными кистями. Тролли, от шагов которых дрожала земля, неуклюже пронесли носилки по дорожке и поставили возле трона. Лиза прикусила губу: лиловые занавески медленно раздернулись и из носилок выбралась горбатая рыжеволосая фигура. «Это не Инго, — твердила себе Лиза, с дрожью глядя, как он слезает на покрытые лиловым ковром ступени. — Это пока еще не Инго… Я не буду называть его Инго. Ни за что. Это… это…». «Правильно, — тихо сказал у нее за спиной Филин. — Это коронуемый». Лиза потихоньку обернулась посмотреть на Филина. Волшебник был похож не то что на натянутый лук, а на шаровую молнию. А толпа зрителей по-прежнему стояла неподвижно и безмолвно. «Смотрят и не видят. Слушают и не слышат. Они как манекены. Нет, хуже, они какие-то совсем неживые…» — передернулась Лиза.

Светильники по-прежнему еле мерцали. Коронуемый под конвоем шестерых черных стражников проковылял к трону. Застыл, вцепившись в подлокотник и опустив голову, — неподвижный, как восковая кукла. Почему-то на сей раз на нем был не чёрный камзол, а снежной белизны рубашка, которая, в сочетании с рыжей шевелюрой, ярким пятном выделялась на фоне окружающего фиолетового сумрака. И вдруг горбатый карлик с руками, свисавшими ниже колен, поднял голову и поверх толпы посмотрел прямо на Лизу. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть: из-под слипшихся рыжих волос, с морщинистого носатого лица на нее в упор глядели знакомые зеленые глаза, совершенно осмысленные и невыносимо тоскливые. И ей в голову вползла паническая мысль, от которой уж точно впору было разреветься: «А вдруг все совсем плохо? А вдруг это не… ну, не карлик, не ночной Инго, а настоящий?! Это же клетка похуже филинской! Вдруг Мутабор запихнул его в это, а он все понимает и сделать ничегошеньки не может?!» Взгляд зеленых глаз не отпускал ее, и тогда Лиза беззвучно, одними губами зашептала: «Потерпи… ну пожалуйста, потерпи…» Рыжий карлик опустил глаза и стал смотреть в землю, застланную фиолетовым ковром.

Откуда-то из-за трона появился нарядный Гранфаллон, утопавший в кружевах (которые на всякий случай верноподданно сочетали чёрный и фиолетовый цвета с привычным ему голубым) и под барабанный бой взбежал на помост, Весь эффект этого выхода, несомненно, неоднократно отрепетированного в лазоревых покоях дворца, сильно подпортил замешкавшийся на ступеньках гоблин, который высунулся поправить завернувшийся край ковровой дорояски. Гранфаллон с разбегу споткнулся, едва не растянулся на земле, но каким-то чудом удержал равновесие, а гоблин, хрюкнув, укатился в толпу. Министр двора принял величественную позу, и по мановению его унизанной перстнями руки барабаны смолкли. Филин, который за спиной у Лизы прямо-таки пританцовывал от нетерпения на месте, тихонько кашлянул.

Гранфаллон расправил кружевное сиреневое жабо, качнул напомаженным хохолком, сменил одну величественную позу на другую, прочистил горло и заговорил:

— Сограждане! Признаться, с детства более всего люблю я истории с хорошим концом. В самом деле, кто из нас еще месяц, да что там — еще две недели назад мог подумать, что в этот, славный погожий вечер (тут министр двора простер руку вверх, к черному небу без единой звездочки)… нас ждет такая великая радость! Спустя несколько минут, всего несколько минут у нас с вами снова будет Король!

Карлик, недвижимо стоявший подле трона, казалось, скукожился еще больше. «Какая речь, киты и коты! — тихонько прокомментировал Филин. — Как жалко, что никто ее толком не слышит!»

— Вы. не поверите, сограждане, — с пафосом воскликнул Гранфаллон, — но у меня просто нет слов…

«Да уж, что-то не верится», — прошептал над ухом у Лизы Филин. Гранфаллон тем временем извлек обшитый рюшами платок и высморкался, изображая полноту чувств. Потом он сделал вид, что взял себя в руки, и продолжал:

— Могли ли мы мечтать… — он снова всхлипнул и бочком отодвинулся от ближайшего мышекрыса. — Могли ли мы мечтать о таком счастливом финале, когда двенадцать лет назад узнали о трагической гибели возлюбленной королевской четы, маленького наследника и крошки-принцессы! Мог ли я, ваш покорный слуга, мечтать о подобном развитии событий, взваливая на себя непосильное, ах, непосильное бремя управления нашим маленьким, но славным. Радингленом! Счастье переполняет меня, сограждане, я готов взлететь, будто птица…

«Все может быть», — заметил Филин, которому порядком поднадоело слушать.

— А теперь — удаляюсь, господа, удаляюсь. Долг мой исполнен. — И Гранфаллон приложил руку к сердцу.

Тут Филин соскучился совсем, негромко бросил: «Ну, я пошел», похлопал Лизу по плечу и двинулся вперед, причем толпа как-то незаметно расступилась перед ним, образовав неширокий проход. Вот по этому проходу прямо к помосту и шагал Филин — в черных джинсах и свитере, целеустремленный и очень решительный.

Гранфаллон, не видевший ничего вокруг от самоупоения, воздел обе руки в беззвездное небо и возвысил голос:

— Сегодняшний день — начало эпохи неслыханного процветания, которая — не сомневаюсь! — ждет нас в царствование нашего обретенного монарха и всех его потомков. Я удаляюсь, заверяя его и всех вас, сограждане, в моей безграничной преданности. И пусть великий кудесник Мутабор, представ перед нами во всей своей мощи и славе, возложит на голову юного монарха венец его предков и позволит нам преданно возблагодарить его за все, что он сделал для великого рода королей и для всего Радинглена!

С этими словами Гранфаллон величественно спустился с помоста и, благоговейно сложив руки на вздымающемся кружевном жабо, застыл в двух шагах от треножника.

Вновь ударили барабаны. Их дробь сыпалась все быстрее и быстрее, как град, и вдруг мгновенно оборвалась. В наступившей тишине Лизе был слышен только заполошный стук собственного сердца да шаги Филина, который неуклонно пересекал огромную площадь, приближаясь к помосту.

Неподвижная безвоздушная темнота навалилась на площадь, и даже тусклое излучение светильников, замерших в воздухе, было бессильно одолеть ее. И в этой темноте у самого трона внезапно открылась щель во тьму. Откуда-то издалека прозвучали тяжелые гулкие шаги — как будто кто-то медленно шел по сводчатой галерее. Потом щель неохотно сомкнулась, и там, где она только что щерилась, в воздухе соткался некий бесформенный сгусток мрака, постепенно принимая очертания человеческой фигуры — высокой, худой, в длинном плаще с опущенным на лицо капюшоном.

«Мутабор», — поняла Лиза и огляделась. Толпа, кажется, уже и не дышала. Со всех сторон повеяло нестерпимым холодом, но воздух по-прежнему был тяжелым и неподвижным.

Тут Лизу крепко схватили за плечо.

— Не смотри! — прошипел Лёвушка, — а это был именно он, — разворачивая ее спиной к площади. — Тебе играть сейчас.

Сам он впился взглядом в площадь и потому видел все.

Фигура Мутабора приподнялась над землей и зависла в воздухе. Полы его черного плаща распростерлись, как крылья, и из-под них потек во все стороны слабо светящийся туман, который медленно окутывал толпу и оседал на одеждах неподвижных людей слоем зеленоватой плесени, оплетал их пыльной паутиной… С шелестящим шумом, шорохом, склизким чавкающим хлюпаньем на площадь потянулись вереницы жутких призрачных созданий, по сравнению с которыми мышекрысы были плюшевыми мишками. Из прилегающих к площади улиц стелились, плыли, ползли чудовища, сотканные из пыли, из вонючей комковатой грязи, из сажи, чудовища цвета угля и пепла, земли и плесени. В воздухе стлались волны гнилостного зловония, белесый пар, чёрный дым…

А Филин все шел.

Мутабор медленно поднял костлявую руку и резким движением одернул с лица капюшон.

Гранфаллон, панически озираясь по сторонам, метнулся за трон. Толпа, опутанная паутиной, вздрогнула, как один человек, и подалась назад.

Филин сделал еще два шага вперед и остановился совершенно один на пустом пространстве перед помостом, лицом к лицу колдуном. Из складок. Мутаборова плаща выплыла непроглядно черная скрипка и такой же смычок.