— Все мои надежды и ожидания превращаются в ничто! — воскликнул принц, охваченный гневом. — Черт бы побрал этого герцога Заксе-Эйзенахского, а заодно и моего шурина, императора Леопольда![59] Двое Варов[60] — один трус, другой — клятвопреступник! Кто возместит мне их легионы? — Он вскочил, дрожа от злобы и тяжело дыша, расстегнул воротник, словно намереваясь пронзить кинжалом обнаженную грудь. — На этой земле мне больше не во что верить — поруганы и клятвы, и семейные связи, и воинская честь!
Принц, казалось, вот-вот задохнется, но пересилив себя, он опустился на стул, устало махнув рукой.
— В вашем бочонке еще осталась желчь, чтобы излить ее на меня?
— Монсеньер, я покончил с плохими новостями.
— Правда, — вы ведь сказали, что у вас есть и хорошие. Ну, говорите. Надеюсь, дальнейшие сообщения будут поприятнее.
— Судите сами, монсеньер. Во-первых, ваше высочество осведомлены о том, что у французов под Фрейбургом не достает артиллерии.
— Но она будет туда доставлена. Я слышал об установке новой батареи.
— С орудиями новой системы недавнего изобретения?
— Вот именно, и притом страшной разрушительной силы.
— Весьма вероятно, но пройдет немало времени, прежде чем батарею можно будет использовать.
— Вы так полагаете?
— Разумеется, монсеньер, ибо орудия бесполезны без соответствующих снарядов и пороха. А фургоны с ними застряли в Вогезских горах. Понадобится несколько дней, чтобы выкопать и вытащить их. Они должны были прибыть к месту завтра вечером, но вовсе там не появятся, если, конечно, этим заняться.
— Что вы имеете в виду?
— Фургоны эскортируют драгуны — самое большее, тридцать человек. Для безопасной местности этого вполне достаточно — ведь ваших солдат здесь больше нет. Но я переговорил с одним вольнонаемным капитаном, и он со своими пятьюдесятью головорезами поджидает фургоны в Кольмаре, чтобы захватить их.
— Вы это сделали?
— Они ждут приказаний, монсеньер. И более того. Услышав, что в Нимвегене будет подписан мир, множество бравых парней, обожающих войну, так как она дает им средства к существованию, дезертировали. И теперь в Оппенау собралось около восьмидесяти тысяч человек.
— Восемьдесят тысяч солдат в Оппенау — всего за несколько лье отсюда?
— Я знаком с большинством их вожаков еще по фландрской кампании. Так почему бы мне не привести их под знамена вашего высочества? Таким образом, монсеньер, у вас будет целый легион, который вы можете повести к победе и богатой добыче — или к смерти.
Принц нахмурился.
— Вы предлагаете мне партизанскую войну?
— Любой способ войны пригоден, если он ведет к победе.
— Я командующий армией, а не атаман шайки разбойников!
— Какой толк от командующего, если у него нет армии! — ответил Уолтон с дерзкой смелостью, несколько улучшившей мнение о нем Жоэля.
— Вы наглец, сударь!
— Подумаешь! Я считаю ваше высочество слишком разумным, чтобы обижаться на слова. Как по-вашему, кем были соратники Ромула?[61] Бандой негодяев, собравшихся в горах для организованного грабежа, именуемого победой. А отряды наемников, собранные Дюгекленом для сражений с королем Наваррским?[62] А рыцари, помогавшие Вильгельму Завоевателю захватить Англию?[63] Авантюристы! Позвольте же этим отчаянным людям восстановить ваши права. Вы можете составить из них полки и сделать их главарей историческими лицами подобно тем, кто жег города под командой маршала Тюренна,[64] грабили Лотарингию под руководством Креки, опустошали Германию вместе с Густавом Адольфом[65] и едва не уничтожили вашу империю, сражаясь под знаменами Валленштейна![66] Кроме того, ваше высочество не должны терять времени. Час близится! Взятие Фрейбурга французами будет означать ваше бессилие помочь тем, кого вы привели к гибели, — вся Европа увидит это; завтра она начнет вас презирать, а потом и вовсе отвергнет. Вы желаете играть роль вашего дяди Карла IV — превратиться в разоренного голодного изгнанника?[67] Ну что ж, у вас уже есть в этом отношении некоторый опыт! Хотите, чтобы Людовик XIV бросал вам кусочки территории, словно кости собаке? Хотите править тремя епархиями с Тулем[68] в качестве столицы? Если вы такой принц и генерал, то разрешите откланяться! Подумать только — ради вас я выпытывал секреты парижских интриганов, притворялся торговцем ядами, рискуя быть заживо соженным из-за нескольких жалких кошельков с золотом! Ну, ничего — я найду себе более смелого, честолюбивого и предприимчивого господина, чем ваше высочество!
«Автор», наконец, обрел аудиторию, ибо Жоэль жадно слушал, стараясь не упустить ни слова. Что касается Терезы, то она слыхала подобные монологи и раньше, так что красноречие Уолтона на нее не действовало. Сидя на скамье, она молча плакала, закрыв лицо руками.
Принц Лотарингский задумался. Будучи начитанным человеком, он пробормотал по-латыни:
— Qui jacet in terra поп habet unde cadat.
Это означало, что поверженному наземь уже некуда падать. Рискнув всем, он мог выиграть все. Покуда принц размышлял, искуситель украдкой разглядывал его, счищая пыль с великолепных сапог, которыми, как и костюмом для верховой езды, он был обязан щедрости госпожи де Монтеспан.
— Предположим, — заговорил наконец герцог Карл, подняв голову, — я соглашусь воспользоваться людьми, которых вы мне предлагаете. Вы думаете, у них есть шанс справиться с отлично вышколенной армией?
— Да, если фрейбургский гарнизон, также состоящий из отличных солдат, сделает общую вылазку в тот самый момент, когда мои ребята атакуют французов с тыла.
— Ну что ж, это возможно.
— Это еще не все. Я бы хотел, чтобы атака произошла в тот день, когда французы начнут штурмовать крепость. Мне сообщили, что в ожидании штурма под стену заложена мина. Я должен завлечь врагов в это место, и поджечь фитиль после притворного отступления защитников крепости. Когда самые отчаянные смельчаки-французы взлетят на воздух, у меня под рукой будут наемники вместе с гарнизоном, который, выйдя через другие ворота, обрушится на деморализованного врага.
— Значит, вам придется побывать внутри форта?
— Да, чтобы дать вашей светлости сигнал к атаке.
— И вы сможете туда попасть?
— Я буду внутри за день или два до штурма.
— Но вам придется пробираться через французский лагерь!
— Я француз, хотя и родился в Лондоне, так что для меня не составит труда найти какой-нибудь предлог. Можете положиться на мою изобретательность. Когда я принимаю решение, дьявол, с которым мы в родстве, не колеблясь приходит мне на помощь.
— Если эти усилия увенчаются успехом, сударь, я буду вашим вечным должником.
— Работая для вашего высочества, я тружусь для себя, — ответил Уолтон. — В Париже я сколотил состояние, но оно развеялось, как от бури. Я бежал со своей возлюбленной к вам, монсеньер, потому что мы с вами птицы одного полета — разумеется каждый в своем мире.
Герцог Лотарингский нахмурился — это сравнение ему не слишком понравилось.
— Но, — продолжал Уолтон, поняв, что хватил через край, — вернемся к нашему предприятию. Желает ли ваше высочество принять меры в связи с планом, который я ему предложил? Могу ли я узнать, в какой день вы намерены дать бой французскому маршалу?
Герцог подумал, прежде чем ответить.
— Сегодня понедельник. Завтра я отправляюсь в Оппенау, чтобы стать во главе ваших партизан; в пятницу к ночи мы произведем атаку. Быть может, этот день вознаградит нас за поражение при Консарбрюке! Но план увенчается успехом только при условии своевременного взрыва мины и поддержки гарнизона и населения города.
