— Его величество не учел того, что означает для вас в такой момент разлука, хотя она всего лишь временная. Если бы мне удалось обратиться к нему, убежден, он бы изменил свое решение. К несчастью, у нас нет на это времени.

— Дайте мне какой-нибудь совет, — взмолился Жоэль.

— Мой дорогой мальчик, — промолвил старый герцог, качая головой, — мужчина, обладающий умом и сердцем, подобными вашему, в такие минуты должен просить совета у самого себя.

— Короче говоря, — вмешался лейтенант, — что я могу доложить его величеству?

— Вы сообщите ему, — взяла на себя инициативу Аврора, — что его распоряжения будут выполнены. Неужели вы думаете, Жоэль, — обратилась она к мужу, — что я люблю вас и горжусь вами так мало, что попытаюсь задержать? Нужно повиноваться велениям чести. Новая разлука причинит мне боль, и одному Богу известно, как грустно и одиноко мне будет при дворе в ваше отсутствие. Но вы предложили королю свою службу и не вправе уклоняться, когда он нуждается в вас. Отправляйтесь в путь без сомнений и колебаний. Мысль о том, что мы оба исполняем свой долг — вы в своем путешествии, а я в своем одиночестве — утешит нас.

Не прошло и часу, как актеры этой семейной драмы спустились во двор особняка Буалорье, где грум держал под уздцы пару лошадей. Новобрачные шли рука об руку. Глаза Авроры были сухими, а выражение лица спокойным, но она с трудом подавляла рыдания, боясь поколебать мужество своего супруга. Жоэль казался не менее сдержанным. Он стал еще красивей, одетый по-военному — в кирасе, стальном латном воротнике, рукавицах из буйволовой кожи, голубом камзоле с серебряными кружевами, красных панталонах, высоких сапогах и шляпе с алым плюмажем. Шпага Портоса вновь заняла место у него на боку.

— Шевалье, я выбрал для вас своего лучшего боевого коня, — заметил господин де Буалорье.

— Вам, по-видимому, требуется денщик, — добавил Аламеда. — Я предлагаю вам Эстебана — одного из моих преданных испанцев, который однако говорит по-французски не хуже любого парижанина. Он храбрый, опытный парень и сумеет помочь вам в трудную минуту.

Жоэль с поклоном поблагодарил обоих.

— Если вы не возражаете, — сказал Мопертюи. — я буду сопровождать вас до границы города, чтобы сообщить вам инструкции.

Жоэль вскочил в седло. Молодожены посмотрели друг на друга с глубокой печалью во взгляде и с нежностью в сердце.

— Вы едете не один, — прошептала молодая женщина, — ибо забираете с собой мою любовь.

— Вы добры и великодушны, Аврора, — шепнул в ответ Жоэль, в то время, как она протянула руку, словно указывая ему дорогу.

— Господь вернет вас мне целым и невредимым! Мы встретимся вновь! Помните, что вы найдете меня такой, какой оставили, — вашей женой, гордой тем, что носит ваше имя, и счастливой, потому что мы любим друг друга.

Сын Портоса склонился в седле и, взяв Аврору за руку, без всяких усилий поднял ее вверх.

— Да, мы встретимся вновь! — повторил он. — А до тех пор, моя любимая, да хранит вас Бог! — Последние слова прощания замерли на их губах, слившихся в поцелуе.

Следуя полученным инструкциям, Жоэль прискакал прямо к приемной военного министра, но Лувуа, задержавшись вчера допоздна в Сен-Жермене, не принимал никого до полудня. Вспомнив о вдове Скаррон, шевалье де Локмариа, не обращая внимания на недовольство Эстебана, спешился и направился прямиком в Серый дом.

Дама с радостью приветствовала его, с удивлением глядя на новый наряд.

— Я — солдат короля, — сказал Жоэль, объяснив, что с ним произошло, — и пришел проститься с вами — нашим добрым ангелом — поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали. В нашу счастливую судьбу вы внесли свою лепту — ведь это благодаря вам моя жена приобрела положение при дворе.

— Дайте мне прийти в себя… Значит, вы — шевалье де Локмариа и женились на Авроре дю Трамбле?

— Совершенно верно! Но вы смотрите на меня таким странным взглядом, что можно подумать, будто не рады моему счастью. Правда, вместе с ним пришло и страдание. Мы едва успели обменяться несколькими словами, как я получил приказ короля, вынуждающий меня в самом начале медового месяца скакать во весь опор.

— Садитесь, господин Жоэль, — сказала вдова Скаррон, указывая на стул, — и сообщите мне все подробности. Сочувствие, которое вы вызываете во мне, пробуждает желание знать все, касающееся события, которое я никак не предвидела.

Когда Жоэль повторил свою историю в более подробном варианте, внимательно слушавшая его дама пробормотала:

— Он говорит открыто и честно… Ваша жена любит вас? — внезапно осведомилась она.

Бретонец искренне расхохотался.

— Славная шутка! — воскликнул он. — Безусловно, любит, но не больше, чем я ее. Сомневаться в ее любви означало бы оскорбить самое добродетельное сердце в мире! Но я не понимаю… — К удивлению в его голосе начало примешиваться беспокойство.

— У вас нет какой-нибудь причины не доверять этому герцогу д'Аламеде, главному организатору вашего брака? — прервала дама.

— Почему я должен не доверять этому доброму старику? Он самый великодушным из людей.

— Значит, вы не подозреваете его в намерении обмануть вас?

— С какой целью и каким образом?

— Мадемуазель дю Трамбле когда-нибудь говорила вам о короле? — продолжала вдова Скаррон после небольшой паузы. — Я имею в виду, что-либо особенное.

— Никогда. Что за странный вопрос! Почему вы задаете мне его? — Его голос прервался, словно от внезапной боли, он начал предчувствовать недоброе. Дама внимательно изучала его, шепча про себя:

— Ясный взгляд, открытое лицо, искренняя речь и подлинная тревога не напоминает мужей, торгующих честью своих жен. Он может оказаться жертвой, но не соучастником злодеяния. Друг мой, — обратилась она к шевалье, — вам незачем волноваться. Я, право, не знаю, почему мне пришло в голову беспокоить вас этими глупыми вопросами. Забудьте их и простите меня. Бывают времена, когда в мозгу начинают плясать демоны, заставляющие человека говорить неизвестно что.

Бретонец был достаточно молод, чтобы успокаиваться так же быстро, как и приходить в волнение. При последних словах собеседницы он облегченно вздохнул.

— Ну и отлично! А то вы меня так напугали, что я едва с ума не сошел. Только подумайте — я чуть было не стал подозревать самое совершенное из всех человеческих существ!

— Ну, чтобы наказать себя за эти несправедливые мысли, — ответила королевская гувернантка, — вы должны еще сильнее любить ту, кто так достойна вашей страсти, посвятить ей всю свою жизнь и беречь ее счастье, как скупой бережет свои сокровища. Отправляйтесь исполнять ваш долг, — добавила она, протягивая руку, — и постарайтесь скорее вернуться.

— Таковы и мои намерения, — сказал наш герой, вставая. — Я только выполню одно малоприятное дело и тут же оставлю Париж. Но, прежде чем мы расстанемся, обещайте в мое отсутствие не спускать глаз с моей любимой.

— Я сделаю большее — постараюсь находиться подле нее и почаще говорить с ней о вас.

— Поистине, вы — ангел!

— Если какая-нибудь опасность будет угрожать той, кого я назвала вашим сокровищем, я предупрежу вас, дабы вы могли защитить ее, как того требует долг.