— Времена меняются, — продолжал он, коротко усмехнувшись. — Великие заговоры, участники которых рисковали сложить голову на плахе подобно Шале,[37] Сен-Мару[38] и Монморанси,[39] уступили место домашним интригам с целью опозорить фаворита или удалить придворного, организуемым под прикрытием веера дамы или камина министра. И эта рука, некогда достаточно могущественная для того, чтобы сотрясти трон, теперь настолько ослабла, что способна лишь передвигать туда-сюда придворных марионеток, словно пешки на шахматной доске.

Сжав в кулаки тонкие белые кисти рук, высовывающихся из рукавов шелкового халата, Арамис вновь заговорил, обращаясь к самому себе, причем лицо его свидетельствовало об успокоении мятежной совести.

— Но, если подумать, разве моя вина в том, что больше не существует Олимпов, на которые можно стремиться взобраться? Вот и приходится вместо этого залезать в кротовые норы! Как бы то ни было, я защищаю важные интересы. Черт раздери, как говаривал мой бедный д'Артаньян, в конце концов, цель оправдывает средства!

И с этим иезуитским девизом, вполне уместным в его устах, учитывая положение, занимаемое им среди детей Лойолы, Арамис отправился спать. На следующее утро, вскоре после завтрака по испанской моде, он имел беседу с нашим старым знакомцем Корбюффом.

В результате трех членов шайки доблестного Кондора можно было видеть на сей раз пешими, крадущимися по соседству с церковью святого Павла.

Внутри несколько пожилых женщин слушали вечерню, мадемуазель дю Трамбле стояла на коленях в капелле Богоматери.

Когда девушка подошла к фонтану святой воды, прихожане могли бы заметить, если бы их зрение было в состоянии проникнуть сквозь вуаль, как она покраснела. У того же источника стоял наш друг Жоэль, обмакнувший пальцы в святой воде и предложивший ее даме. Таким образом их руки соприкоснулись. Вместе они спустились по ступеням.

Зрелище мужчины, сопровождающего девушку, не пришлось по вкусу товарищам Кондора, но полученные ими приказания не допускали отступления, к тому же они испытывали крайнюю нужду в деньгах. Собрав всю смелость, они скользнули вслед за парой: двое из них перешли улицу и присоединились к четвертому разбойнику, который прятался в дверном проеме, закутавшись в серый плащ и надвинув на глаза черную фетровую шляпу; третий продолжал следовать за Жоэлем и Авророй, настолько обрадованными встречей, что они не заметили бы, даже если бы за ними по пятам шел целый полк.

— Как дела? — осведомился у подошедших сообщников скрывавшийся в дверях разбойник.

— Вы были правы, капитан, — ответил один из шпионов. — Это тот самый бретонский мужлан, с которым у нас произошел небольшой инцидент на сомюрской дороге.

— А девушка также путешествовала в том экипаже.

— Это удвоит вознаграждение, — усмехнувшись, заметил Кондор. — Наконец-то я смогу посчитаться с дерзкой девчонкой и наглым деревенщиной!

— Не будьте в этом так уверены, — отозвался один из бандитов. — Вы поступили разумно, взяв подкрепление; у хорошенькой птички имеются для защиты когти и клюв.

— И она не преминет ими воспользоваться, — добавил второй.

— Какое это имеет значение? — фыркнул полковник королевских мародеров. — Разве у нас не найдется кляпа, чтобы заставить ее не поднимать шум? А что касается этого шута, то у нас есть десяток добрых клинков, которые вскоре с ним разделаются.

Тоном генерала, строящего свою армию перед сражением, он продолжал:

— Где ваш товарищ — Грабитель?

— Следует за парочкой.

— Где карета?

— Около церкви.

— А остальные наши люди?

— У кареты.

— Тогда за работу! Предупреждаю: никаких глупостей — на этот счет есть специальное распоряжение благородного господина, который нанял нас. Торопитесь и делайте все, как следует!

Уже несколько дней Аврора посещала вечерню в церкви святого Павла, и дважды Жоэлю выпадало счастье провожать ее домой, но он делал это, держась на некотором расстоянии. Сейчас же юноша набрался смелости идти рядом с ней.

— Неужели мы должны расстаться так скоро? — взмолился он, когда Аврора посмотрела на него, ласково улыбаясь. — Я так хочу поговорить с вами.

— И я тоже, друг мой, — без колебаний ответила она, протягивая руку Жоэлю, лицо которого засияло от восторга.

Они свернули на улицу Пти-Мюс.

— Позвольте мне взять вас за руку, — попросила Аврора. — Я боюсь.

— Вам нечего бояться, покуда я с вами, — заявил Жоэль.

— О, — ответила девушка, — я знаю по опыту, что могу полагаться на вашу силу и храбрость, но эти улицы так пустынны, а ночь наступает так быстро.

Действительно, на улице почти не было людей, небо покрыли тучи, и ночь обещала быть бурной. Жоэль восторженно созерцал изысканную красоту Авроры, которая на фоне мрачной обстановки казалась еще более восхитительной. Они шли медленно, бок о бок. С губ бретонца было готово сорваться множество слов, но он молчал, предпочитая слушать голос, волновавший его до глубины души.

— Ну, вы начали поиски? — спросила девушка. — Уверена, что да, так как вы человек решительных действий. Вы все еще рассчитываете на успех, за который я молюсь каждый день?

Юноша был смущен. Должен ли он рассказать даме о происшедшем в Сен-Жермене? Жоэль не осмеливался на это. А поскольку ложь была противна его прямой и честной натуре, он ответил вопросом на вопрос:

— А ваши действия, мадемуазель, сулят счастливый конец?

— Увы! — вздохнула Аврора, качая головой. — Я не сильна в просьбах и мольбах о милости, так как страдаю пороком гордыни. Если бы речь шла обо мне одной, а не о благосостоянии двух детей…

— То вы бросили бы это дело?

— Безусловно, и уехала бы из города на следующий же день.

— Уехали бы из Парижа? — переспросил Жоэль.

— А чего другого вы могли ожидать? От здешнего шума у меня начинается головокружение. Разгул низменных страстей на этих улицах, где дома так высоки, что закрывают небо, вызывает во мне ужас и жалость. К тому же я чувствую себя совсем одинокой, лишенной поддержки и защиты. О, я бы предпочла вернуться домой, в деревню и жить подальше от города. Ведь и вы, и я родились в сельской местности, где на берегу и на скалах растут дикие розы и золотистый дрок, чей аромат смешивается с дующим с океана легким бризом.

— И вам бы хотелось жить там всегда? — дрожащим голосом спросил влюбленный юноша.

— Я считала бы себя счастливее всех женщин, если бы рядом со мной был избранник моего сердца.

— О, да, — пробормотал Жоэль, — вы имеете в виду какого-нибудь вельможу, который сделал бы вас знатной дамой.

— Нет, — покачала головой Аврора. — Я бедна, но, как уже призналась вам, горда, и гордость не позволит мне принять от мужчины, который женится на мне, ничего, кроме обручального кольца. Но, — твердо добавила она, — я дочь дворянина и не намерена выходить замуж за человека, ниже меня по происхождению.

— О Боже мой!..

Сжав руку юноши, Аврора осведомилась серьезным и глубоким голосом:

— Почему вы вздыхаете? Я терпелива, а мы оба молоды. Разве мы не можем подождать, покуда небо вознаградит наши усилия, или, в том случае, если вам не удастся узнать имя вашего отца, вы сами завоюете себе благородное имя?

— Боже праведный! — воскликнул Жоэль. — Возможно ли, чтобы вы догадались о моем секрете?

Они подошли к пристани Целестинцев, где под деревом стояла скамейка. Опустившись на нее, девушка сказала:

— Сядьте рядом со мной.

Жоэль повиновался.

— Мне кажется, — продолжала она, — что вы любите меня.

Горящий взгляд Жоэля устремился в лицо Авроры, которая опустила глаза.

— Я тоже люблю вас, — призналась она. — Для того, чтобы узнать это, мне нужно было слушать не столько ваши слова, сколько биение собственного сердца.

— Никого в мире я не почитаю так как вас! — воскликнул наш герой, вне себя от волнения. — Я бы умер, если бы вы вышли замуж за другого!