– Бежать за бутылкой? – задумчиво произнес он. – Или не бежать?

Миша выкидывал в большой полиэтиленовый пакет коробки и баночки с отработанными реактивами и ставил посуду в мойку.

– Чего молчишь? – спросил Андрей.

– Прежде чем бежать, – ответил Ковальский, – надо убедиться, что у нас получилось именно то, что мы хотели.

– Все свойства этой дряни совпадают со "свидетелем", – напомнил Андрей.

– Физические свойства, – поправил Миша. Он затянул горловину пакета бечевкой. – Но нас больше интересуют фармакологические. Не так ли?

– Ты подводишь меня к тому, что мы, по примеру Марии Склодовской-Кюри, должны принести себя в жертву собственному детищу.

– Всякий уважающий себя изобретатель, создав что-то новое, обязан испытать его на себе, – сказал Миша. Он подошел к Андрею, взял у него колбу и поставил ее на стол.

– Спорная мысль, – усмехнулся Андрей. – А врач Гильотен испытал на себе свое детище?

– Вряд ли. Но имею в виду фармацевтов.

Андрей невольно поежился и, не скрывая своей нерешительности, спросил:

– Ты когда-нибудь наркоту пробовал?

– Нет, – спокойно ответил Миша и, вооружившись стеклянной ложечкой на длинной ручке, извлек из колбы и высыпал на препаратное стекло чуть-чуть порошка. Разделил поровну, пересыпал каждую часть на отдельный лист бумаги.

– Подожди, – взял его за руку Андрей. – А если, не дай бог...

– Промоешь мне желудок и вызовешь "Скорую".

– Нет, давай вместе, – решился Андрей и взял свою "порцию".

Они запили порошок водопроводной водой и после этого неподвижно сидели друг против друга несколько минут, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Ну? – первым не выдержал Андрей. – Ты как?

– Ничего, – ответил Ковальский и пожал плечами.

– И у меня ничего. Может, он получился слишком слабым?

Они приняли еще по щепотке порошка. И снова неподвижно сидели, глядя друг на друга.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Ковальский. – Вроде все сделали правильно... Для приличия хотя бы голова закружилась.

– На крайний случай можно было бы и сблевнуть разок, – добавил Андрей.

– Или пропоносить...

Они смотрели друг на друга с иронией.

– Одно из двух, – вслух подумал Ковальский. – Или мы с тобой изобрели нечто новое, неизвестное науке вещество. Или...

– Или?

– Или нам надо завязывать с химией... Ладно, на сегодня хватит. Я пошел домой.

– Давай еще примем? – предложил Андрей, отказываясь признавать поражение.

Ковальский сразу согласился. Каждый высыпал себе в рот немного порошка и запил водой.

Когда Миша запирал дверь лаборатории, Андрей его предупредил:

– Если тебе вдруг станет плохо, не вздумай спать, так как может остановиться дыхание.

Ковальский пришел домой. Отец был на судебном заседании, мать тоже еще не вернулась с работы. Миша принял душ, без аппетита съел холодную котлету и с книжкой лег на тахту в своей комнате.

Внезапно он почувствовал, как его прошибло холодным потом. Он откинул книжку и сел. С ним что-то происходило. Сердце колотилось в груди с такой силой, будто он только что пробежал спринтерскую дистанцию. Пот выступил на лбу. В ушах нарастал звон. Ковальский смотрел на предметы в комнате и с ужасом понимал, что начинает путать, где верх, а где низ. Он протянул руку, чтобы взять книгу, но промахнулся. Тело перестало слушаться и потеряло чувствительность.

Сомнений быть не могло – организм начал реагировать на тот порошок, который они синтезировали.

Он почти не заметил, как в комнату заглянула мать. Кажется, она спросила, что с ним случилось, а он, едва шевеля губами, ответил, что простудился. Время словно спрессовалось. Вроде бы он только что разговаривал с матерью, и вдруг через мгновение на ее месте в дверном проеме оказался отец.

– Ты что, выпил? – спросил он.

Миша смеялся и кутался в одеяло. Его трясло. Предметы мебели кружились перед его глазами, как в калейдоскопе. Отец склонился над ним, принюхался и пожал плечами.

Телефонный звонок показался ему кашлем туберкулезника. Мать снова заглянула к нему в комнату:

– Миша, это Андрей звонит. Будешь с ним говорить?

Ковальский с трудом поднял трубку.

– Старик, я "поехал"! – услышал он прерывистый, испуганный голос Хлыстуна. – А ты... ты как?

– Так же, – односложно ответил Миша. – Поздравляю...

Ночью он не гасил света и все время думал о том, чтобы не уснуть. Несколько раз он поймал себя на том, что перестал дышать, и буквально с усилием втягивал с себя воздух, а потом выдыхал его, надавливая ладонями на грудь. С ним происходило именно то, о чем предупреждал Андрей, – от передозировки метадона начинали отказывать безусловные рефлексы.

Он сам не понял, как дотянул до утра.

Несколькими днями позже Андрей встретил в аэропорту Мамедова и в туалете передал ему порошок, пояснив, что этого порошка хватит на трехлитровую банку готового к употреблению раствора.

В этот же день Ковальский отправил на сберкнижку Женьки Нечипорука сто долларов, переведя их по курсу в рубли. "Все, – подумал он, выйдя из сбербанка на улицу. – Поигрались немного – и хватит".

Картофельные оладьи с молоком – это полный улет. Женька и Леша уплетали их, сидя на ступеньках крыльца. Бабье лето в Погаре выдалось жарким и сухим. Зеленую листву деревьев еще не тронул багрянец осени. Пахло сеном и яблоками.

– Ну, чего молчишь? – спросил Леша. – Что они там нахимичили?

Женьке было тяжело говорить об успехе Хлыстуна и Ковальского, но он должен был как-то объяснить появление у него денег.

– Им удалось изготовить метадон, – не без усилий сказал он, глядя на пыльную дорогу, по которой хромала старушка и махала березовой веткой, пытаясь загнать во двор упрямую козу.

Леша заталкивал горячую лепешку в рот, тем самым как бы оправдывая свое молчание. Мимо колонки прошла Лена в белом сарафане, похожем на ночную рубашку. Помахала ребятам рукой. Леша, давясь едой, кивнул.

– И что, – наконец произнес он, – им много за него заплатили?

Женя пожал плечами. Зависть, ревность, обида бушевали в его душе. Он сделал почти все – подобрал литературу, нашел методику, купил реактивы, а Хлыстун с Ковальским лишь провели реакцию и собрали аплодисменты в виде денежных купюр. Хитрые ребята, этого у них не отнимешь. Не зря Ковальский распрощался с Женей и Лешей прямо на вокзале. Чувствовал сильных конкурентов, вот потому и торопился избавиться от них.

– Была бы у меня такая лаборатория, – процедил Женя, – я бы там что хочешь смог бы синтезировать.

– Давай опять заявимся к Яковенко в Воронеж, – то ли шутя, то ли серьезно предложил Леша. – И сделаем килограмм метадона.

– Лучше сразу десять, – в том же неопределенном тоне добавил Женя. – И купим себе по "Мерседесу".

– Это уже банально, – со знанием дела заявил Леша. – Я куплю себе яхту.

– А я вертолет. Поднимусь над Погаром и буду сверху в Ленку яблоками кидать.

Они снова замолчали. Женя вытер руки полотенцем, повесил его на шею другу и сказал:

– Знаешь, почему так получается? Потому что мы с тобой мечтатели и романтики.

– А они?

– А они практики и засранцы. А возомнили себя великими химиками. А что надо для того, чтобы изготовить метадон? Первое: синтезировать дифенилацетонитрил. Второе...

– Получить продукт взаимодействия окиси пропилена и морфолина, – подсказал Леша.

– Верно. И третье: разогнать его под вакуумом. Вот и все!

– Какая, в самом деле, ерунда – разогнать под вакуумом! – кивнул Леша, с сомнением глядя на последнюю лепешку в тарелке. – Если Лену научить целоваться взасос, то знаешь, какой вакуум будет у нее во рту!

– До засосов, конечно, еще далеко, – задумчиво произнес Женя. – А вот дифенилацетонитрил для начала мы изготовить сможем.

Несколько ночей в сарае горел свет. Бабушка заметила, что кошка, отыскивающая возле него мышей, принюхивается и смешно чихает, а на крышу сарая, пока там работали ребята, не села ни одна птица.