— Это ладно, Савелий. Пусть там и работают. А на производстве-то и в КБ кто работать будет?

— А я про это не первый год думаю. Вот помрем мы, и все встанет.

— А почему же так получается?

— А значит, дорогой, это кому-то здорово нужно.

Все это опять-таки укладывалось в нашу концепцию «революционных» преобразований, происходящих в этом обществе: свертывание научно-технического прогресса и перенос центра тяжести в сферу потребления. Глянуть бы только на тех, кому это нужно!

Замечаю, что Петр к четвертому часу наших походов по забегаловкам выглядит не лучшим образом. Это вполне естественно. Он же не получил нашей подготовки и не в состоянии без особых последствий поглощать такое количество пива и водки, чтобы поддерживать в течение нескольких часов беседу с разными людьми. А если собеседник не пьет с тобой наравне, то с ним никто не будет откровенничать. Отвожу его домой, а сам направляюсь в ресторанчик, где видел заинтересовавшего меня прапорщика.

Прапорщика в ресторанчике не оказалось. Но я решаю не продолжать свои хождения по забегаловкам, а остаться здесь и спокойно обдумать все услышанное сегодня. Вопреки обыкновению, народу в ресторанчике сегодня довольно много. Но мне, как постоянному клиенту, находят отдельный столик. Заказываю ужин и коньяк и задумываюсь.

Интересная вырисовывается картинка, Время побери! Складывается такое впечатление, что эта команда действительно старается поскорее списать в расход старшее поколение, которое еще помнит былое, и которое невозможно убедить отказаться от него окончательно. Ставка делается на молодежь. И все силы брошены на ее обработку в определенном направлении. Соблазненные большими заработками, недоступными старшему поколению, и видимостью красивой жизни, молодые люди не будут оглядываться назад. В принципе им и оглядываться-то некуда. Они просто Перестанут воспринимать старшее поколение всерьез, относя их слова на счет старческого брюзжания. С этой-то целью и издаются массовыми тиражами антиисторические пасквили. С этой же целью и завалены прилавки кассетами и дисками с низкопробными американскими фильмами. И с этой же целью звучит с эстрады и тиражируется музыкально оформленная пошлятина и похабщина. И для этого же с телеэкранов тщательно изгоняется все доброе и полезное.

Мне не дают додумать до конца эти невеселые мысли. К столику подходят две молоденькие девушки, даже еще девочки (лет четырнадцать-шестнадцать, не больше). Они интересуются: «Вы не возражаете?» И, не дожидаясь ответа, присаживаются за столик. Официант приносит им фруктовые коктейли, кофе и пирожные.

С любопытством разглядываю юных соседок, столь дерзко нарушивших мое уединение. Школьницы. В лучшем случае, младший курс техникума или, как сейчас говорят, колледжа. Родители, люди состоятельные. Одеты девочки довольно богато, с потугами на изысканность. Но эта одежда пока явно не для них. Справа от меня сидит миниатюрная блондиночка с длинными прямыми волосами, как у Лены. На ней отливающая золотом полупрозрачная блузка с многочисленными воланами на рукавах, юбочка из алой кожи с тиснеными по ней цветами. На ножках бронзовые босоножки с длинными ремешками, оплетающими икры до колен. Любимая обувь Лены. Но ножки у девочки еще по подростковому худенькие, да и нет у нее такого навыка, как у Лены, заплетать и застегивать такие ремешки. На одной ноге ремешки перетянуты и врезаются в кожу, а на другой — слишком слабые, и девочка постоянно их поддергивает.

Шатеночка слева одета не менее броско. На ней тонкий, до прозрачности, розовый свитер с лиловыми цветами. Фигурку обтягивает короткий сарафанчик из атласной ткани бронзово-коричневого цвета. На ножках белые получулки до середины бедра. Лена иногда тоже носила такие. Но я никогда не видел, чтобы ей приходилось их периодически подтягивать. Эта же девочка выполняет эту процедуру ежеминутно. Чулочки упорно не хотят сидеть на ее девичьих бедрах. Завершают туалет роскошные туфельки из черной замши с широким ремешком вокруг лодыжки. С ремешка свисают золоченые подвески. Туфельки на высоченной шпильке тоже золотистого цвета. Девочка надела их явно в первый или второй раз и еще не освоилась с такими каблучками. Это было видно по ее неуверенной походке, когда она подходила к столику.

Девочкам по малолетству не налили ни пива, ни водки, ни коньяку. А им явно хочется выпить и хорошо закусить. Расплатиться за угощение они готовы, не откладывая в долгий ящик, натурой. А, скорее всего, им хочется и того, и другого: и угоститься, и расплатиться.

Поболтав немного на отвлеченные темы, девочки начинают меня обрабатывать. Я уже знаю, что шатенку зовут Жанной, а блондинку Милой. Жанна вполголоса, но так, чтобы я хорошо слышал, начинает рассказ о том, как два дня назад она провела вечер с неким Стасом из «Форварда». Стас угостил ее сначала пивом, потом вином, а в заключение и коньяком. Ужинали они шикарно. Потом Стас катал ее на своем «БМВ». Они свернули в лесополосу и там начали заниматься «любовью». При этом Жанна очень живописно и увлекательно обрисовала позиции, в каких ее имел Стас. «Ой, Мила! А как он язычком умеет! Я все на свете забыла, ногами так махала, что по сигналу заехала! Мы с ним чуть не уписались! Вот только наутро голова болела, и тошнило. С чего бы это?»

— Это потому, что вы перемешали пиво, вино и коньяк. Так, девочки, пить нельзя, — кидаю я реплику в знак того, что тоже слушаю ее рассказ, и сильно заинтересовался.

Вот ведь сыкухи! Пить не умеют, взрослую обувь и чулки носить не умеют, а сексуальные премудрости уже усвоили! Жанна награждает меня благосклонным взглядом (клюнуло!) и продолжает рассказ.

Возвращались в город они уже ночью. Стас гнал свою тачку под двести километров и, пользуясь тем, что она была без трусиков, шарил у нее между ног. «Я два раза кончила! Это был кайф!»

— А вы так сумеете? На двухстах километрах? — приглашает она меня к разговору.

— Двести километров, милые девочки, для меня не скорость, — со снисходительной улыбкой отвечаю я.

— А какая у вас тачка? — глазенки у Жанны загораются и приобретают изумрудный оттенок.

— У меня не тачка, как вы изволили выразиться, а самолет.

— Так вы — летчик, — личико Жанны разочарованно вытягивается, и глазки тускнеют, — а я думала, вы крутой бизнесмен.

— Да, я летчик, — честно отвечаю я и тут же начинаю врать. — Летчик и владелец авиационной компании.

— Вот как?! И сколько же у вас самолетов?

— Сейчас четыре. В следующем месяце покупаю пятый, — врать так уж до конца.

— А самолеты у вас большие?

— Нет. Большие самолеты слишком дорого содержать. Мои самолеты берут от четырех до десяти пассажиров.

— Ой, Мила! Как интересно! В тачках я уже много раз бывала, даже в самых шикарных. А вот в самолете ни разу не пробовала.

Глазенки у Жанны снова загораются. Продолжая игру, я подливаю масла в огонь:

— В чем же дело? Хозяин — барин. Самолеты мои, кого хочу, того в них и сажаю.

— Ой! Здорово как! Сейчас, я только позвоню маме, что меня сегодня не будет. Если что, Мила, я у тебя.

Мою реплику Жанна принимает за приглашение к авиационному сексу. Она поддергивает чулочки и направляется к телефону. Походка у нее далеко не грациозная. Чувствуется, что высокие каблучки ей еще осваивать и осваивать. Тем не менее девочка не забывает поигрывать на ходу попкой. Заметив, что я смотрю вслед Жанне, Мила спрашивает меня:

— Вам понравилась Жанна?

— Неплохая девочка.

— А я? — Мила кокетливо улыбается.

— Ты нисколько не хуже.

— И с кем из нас вы предпочли бы провести ночь?

— Если откровенно, то с обеими вместе.

— Ой!

Мила блаженно улыбается. Ее глазенки, в отличие от глаз Жанны, не загораются, а подергиваются томной поволокой. Она уже предвкушает роскошную групповуху в салоне летящего на большой высоте самолета. Мила встает, поддергивает бронзовые ремешки босоножки на левой ноге, бежит к Жанне; причем ремешки на ходу снова сползают вниз, и что-то говорит ей. Та визжит от восторга. Они начинают оживленно обсуждать предстоящее сексуальное игрище. Великое Время! В многочисленных Фазах мне приходилось делать всякое, но заниматься групповухой с двумя малолетками в салоне самолета… Андрей Николаевич, вы заходите слишком далеко даже для хроноагента. Пора прекращать игру.