Еще через сто метров мы оказываемся в большом зале. Это первое встреченное нами помещение, полностью освещенное дневным светом. Свет льется через два больших стрельчатых окна. Вдоль стен тянутся сиденья, вроде скамеек, обитые желтой и зеленой кожей. Пол отделан мозаичной плиткой, с преобладанием тех же желтых и зеленых цветов. На стенах мозаика, но уже художественная. Это в основном батальные сцены. Доблестные рыцари сражаются С драконами, великанами и другими чудовищами. Обращаю внимание, что мозаика выполнена на высоком художественном и техническом уровне. Со сводчатого потолка свисают три светильника в виде больших матовых шаров. Но сейчас они не горят. Сам потолок расписан фресками под небо. Белые облака, косяк гусей, а по краям даже ветви деревьев. И это тоже выполнено весьма искусно.

На другом конце зала — высокая резная двустворчатая дверь. Возле нее стоят два хасса, одетые так же, как и наш провожатый, но у них на головах еще и медные яйцеобразные шлемы. Хассы вооружены мечами и ружьями. Причем ружья у них отнюдь не такие, что мы видели раньше. Это не крупнокалиберные, архаичные аркебузы. Это скорее трехлинейные винтовки. Даже штыки примкнуты.

Провожатый указывает нам на двери.

— Вам сюда, — тихо и вежливо говорит он.

Мы направляемся в дверям, но тут происходит заминка. Охранники пропускают к дверям меня и Анатолия, но перед Леной, Наташей и Виром скрещивают штыки.

— Видимо, нас они пропускать не желают, — говорит Лена. — Идите одни, мы подождем.

— Но разделяться нам нельзя, — возражаю я.

— Не беспокойся. Мы — не местные женщины и постоять за себя сумеем. А возражать нет смысла. Тогда и вас не пропустят. Идите, идите. Мы подождем вас здесь.

Подумав, я отдаю Лене пулемет. Она отходит к стене и с независимым видом усаживается на скамью. А мы с Анатолием следуем мимо стражей за провожатым. Тот открывает двери и указывает нам на проход, но сам остается в зале.

To, что мы видим, переступив порог, нас не просто удивляет, но совершенно ошеломляет. Меньше всего мы ожидали увидеть студию художника. А именно туда мы и попали. Просторное помещение хорошо освещено. Причем свет льется не только через большие окна, но и через люки в потолке.

На самом освещенном месте стоит мольберт с холстом. За ним работает художник. С первого взгляда видно, что это не лей и не хасс. Этот человек выше любого хасса, но ниже любого лея. Он худощав, наподобие леев, но волосы его темно-русые, с проседью. И у него — усы. Но не висячие, как у хассов, а короткие и пышные. Одет он в заляпанный красками синий халат.

Увидев нас, он откладывает в сторону палитру и кисти.

— Прошу прощения. Я не ждал вас так скоро и не успел переодеться. Подождите немного, я ненадолго покину вас. Неудобно принимать гостей в таком виде.

Художник быстро выходит через одну из нескольких дверей. Мы осматриваемся. Кроме мольберта с рабочим столом художника, в помещении у одной из стен, ближе к окну, стоит еще большой письменный стол, крытый синим сукном или чем-то в этом роде. На столе лежат стопки бумаг, папки и стоит письменный прибор. У другой стены — небольшой столик, вроде журнального. Возле него — диван, обитый желтой кожей, и три кожаных кресла цвета кофе с молоком. Больше никакой мебели в помещении нет. На стенах развешены картины, изображающие батальные сцены. Как я понимаю, времен религиозных войн. Пол затейливо выложен мелким цветным паркетом. Все это сильно контрастирует с тем, что мы видели здесь до сих пор. Особенно эти полотна. Они выполнены весьма профессионально. Чувствуется рука большого мастера. И не одного. Полотна писали разные художники и в разное время.

Наши созерцания прерываются возвращением хозяина этой студии-кабинета. Рабочий халат сменило более изысканное, хотя и несколько вычурное, одеяние. Короткий желтый камзол из атласной ткани, темно-синие обтягивающие ноги штаны; даже не штаны, а скорее колготки. И ярко-желтые полусапожки, доходящие до середины икр, со светлыми отворотами и на высоком каблуке. Следом за хозяином идет пожилой лей. Он несет поднос.

Лей расставляет на столике высокий кувшин с узким горлышком, почти амфору, три высоких хрустальных бокала и блюдо с порезанным сыром, ветчиной и кучкой каких-то розовых ягод, вроде винограда. Сделав свое дело, лей бесшумно удаляется, а хозяин приглашает нас:

— Прошу, присаживайтесь.

Мы усаживаемся в кресла, и хозяин разливает по бокалам янтарно-желтый напиток. Это явно не пиво, успевшее мне здесь изрядно надоесть. Скорее всего, это вино. Разлив вино, хозяин представляется:

— Меня зовут Кта. Я — смотритель. В мои обязанности входит наблюдение за порядком в этом секторе города и поддержание оного. Но это, так сказать, официальная должность. На самом деле я — художник.

Мы тоже представляемся, но коротко, без пояснений. Смотритель-художник Кта поднимает бокал и предлагает выпить. В бокалах действительно оказывается вино. И довольно неплохое, вроде муската. Закусив кусочком сыра и ягодкой, Кта говорит:

— Признаюсь, я немного пренебрег своими обязанностями смотрителя, когда не вызвал вас сразу, как только вы появились в городе. Едва вы прошли в ворота, как я уже знал, что у нас появились пришельцы из чужого города. И раз вы сами не явились ко мне для регистрации, я должен был вызвать вас. Но я был тогда очень занят своей новой картиной. И, может быть, это и к лучшему. Той же ночью мне сообщили, что у нас могут появиться два человека, сильно отличающиеся от всех других. Возможно, эти два человека будут вести себя необычно, будут задавать много странных вопросов, будут всем интересоваться. Я получил указание: если эти два человека появятся здесь, я должен с ними встретиться и ответить на все их вопросы. Я не придал этому большого значения. Но меня беспокоили пришельцы, которые упорно не желали регистрироваться, и я вызвал их. Теперь я вижу, что вы именно те, о ком меня предупреждали. Я готов ответить на все ваши вопросы. Итак, я слушаю вас.

— Прежде всего, — говорю я, — нас интересует, как мы должны к вам обращаться?

— Можете обращаться ко мне: господин смотритель, господин Кта или смотритель Кта. Как вам больше нравится.

— Господин Кта, вы сказали, что вам о нас сообщили и что вам дали указание. А кто сообщил и кто дал указание?

— Те, кто выше всех, — просто отвечает Кта.

— То есть высшее начальство?

— Нет. Я сам начальство. Я — один из пятнадцати смотрителей, которые образуют Совет города. Мы здесь — высшая власть: и законодательная, и исполнительная, и духовная.

— Значит, те, кто выше всех, являются верховной властью над всеми городами?

— Нет. Все города — самостоятельные образования со своей властью. Если возникает необходимость согласовать вопросы взаимоотношений между городами, мы выбираем одного, двух или трех смотрителей и направляем их на встречу с таким же числом смотрителей от других городов.

— Тогда кто же те, кто выше всех?

Кта смотрит на меня с искренним недоумением. Он явно затрудняется с ответом. Или это — страшная тайна, или он сам не знает ответа, или в его языке просто нет для этого слов. Наконец он выдает исчерпывающую информацию:

— Это те, кто выше всех.

Все сразу становится ясно, просто и понятно. Это те, кто выше всех. Ну, и Время с ними! Теперь перейдем к несуразице в полученных им указаниях.

— Хорошо, остановимся на этом. Но, господин Кта, те, кто выше всех, ошиблись…

— Те, кто выше всех, никогда не ошибаются! — торжественным и безапелляционным тоном прерывает меня Кта.

— Извините, я не так выразился. Они не ошиблись. Они просто не сообщили вам, что в город прибудут не два человека, а пять.