— Все впереди. Главное, начало положено. А в том, что он знает много интересного, я уже убедилась. Слишком искусно он уходит в сторону. Значит, есть от чего уходить, и мы на верном пути. Завтра мы с ним идем в элитный ночной клуб при казино. Главное, не спешить, и я выжму из него то, что нам нужно.

— Смотри, как бы он из тебя не выжал то, что ему нужно, — предупреждаю я.

— Что ты имеешь в виду?

— Отнюдь не то, что ты подумала. Ты сказала, что этот Герасимов — осторожный и проницательный мужик. Как бы он тебя не расшифровал.

— До этого дело, полагаю, не дойдет. На самом-то деле Я далеко не та, за кого себя выдаю. И ты это знаешь. Впрочем, если ему сказать правду, он все равно не поверит.

— Конечно, — подает голос Демидов, — если бы Анд-рей Николаевич вчера, еще в кафе, мне сразу сказал, что со мной произошло и кто он такой, я бы решил, что меня ПРОСТО неумно разыгрывают.

— О! — тут же меняет тему Лена. — Самое время нам с тобой, Петр, обстоятельно побеседовать. Вир, завари, пожалуйста, большой кофейник. А мы с тобой, наш новый друг, уединимся, чтобы нам никто не мешал.

Петр по-прежнему недоверчиво смотрит на Лену. Но сегодня она уже не в том ярком наряде женщины-соблазнительницы. Тем не менее в голубом халатике и белых тапочках она не производит на него впечатления деловой женщины, обладающей незаурядными способностями. Скорее наоборот. Длинные, небрежно распущенные светлые волосы; мечтательные «перламутровые» глаза; изящная шейка, аристократические, узкие кисти рук с длинными «музыкальными» пальчиками; «осиная» талия и до неприличия красивые длинные ножки. К тому же полы короткого халатика внизу расходятся так, что эти ножки выставлены на обозрение почти до основания. И вдобавок, «молния» халатика застегнута не до конца, и груди вот-вот выскочат наружу. Но Петр, пожав плечами, покорно встает и уходит вслед за Леной в другую комнату.

Мы не расходимся, ждем приговора. Наташа тем временем знакомит нас с результатами своих изысканий в области массовой музыкальной и песенной культуры.

— Вы знаете: всегда и во все времена это массовое музыкально-песенное искусство выдавало море всякого хлама. Однако в навозных кучах всегда попадались жемчужные зерна. Эти зерна выдерживали проверки временем потому, что их авторами были настоящие мастера, которые вкладывали в свои произведения частицу души и сердца. В общем потоке такие произведения составляли не более пяти процентов. То, что звучит сейчас, песнями назвать трудно. Да их так никто и не называет. Для них придумали новое определение «композиция». Я прослушала несколько сотен этих «композиций». Не скрою, и среди них попадаются жемчужины. Но это такая же редкость, как крупицы золота в отработанной породе. Я не говорю о некоторых авторских и исполнительских коллективах, стоящих особняком. В их творчестве преобладают военно-патриотические или народные мотивы. Они имеют свою цель и ориентированы на определенный круг почитателей. Основной же поток — это откровенная пошлятина, рассчитанная на самую невзыскательную аудиторию. Как правило, на подростков. Они воспринимают эти «композиции» не ушами, а ногами. Под них хорошо прыгается на дискотеках. Они прыгают и не замечают, что с ритмом ударных инструментов в их сознание вколачиваются назойливо, непрерывно повторяющиеся строчки припевов. Кстати, основная масса «композиций» именно из них и состоит. А строчки эти несут весьма интересную информацию. На первый взгляд, они не несут вообще никакой. А если вслушаться и вдуматься (но кто сейчас над этим задумывается?), то вырисовывается картина, прекрасно вписывающаяся в рамки той самой концепции, о которой мы недавно говорили. Как вы знаете, подавляющее большинство произведений песенно-музыкального искусства всегда воспевало любовь. Точнее, отношения между полами. Это время в этой Фазе не является исключением. Но здесь назойливо звучат призывы низвести эти отношения до уровня сморкания. Настойчиво пропагандируется даже не свободная любовь, а именно короткие, случайные встречи. Вторая тенденция — воспевание культа силы, преуспевания; «крутизны», как здесь говорят. И еще уголовной романтики. Картина ясная: делайте деньги, пробивайте себе дорогу, отвоевывайте место под солнцем, а все прочее — ерунда. Если ты будешь «крутым», всегда найдешь женщину для удовлетворения своих потребностей. Не забивайте себе голову лирической чушью. Она для слабаков. Впрочем, послушайте сами.

Наташа включает воспроизведение, и на нас обрушивается ворох того, что здесь называется «композициями». Фильтруем незатейливую музычку и вслушиваемся в назойливо повторяющиеся рефрены. Впечатляет. «Сегодня мы вдвоем останемся, а утром навсегда расстанемся…» «Целуй меня везде…» «Простые движения…» «Пять минут на любовь, и не больше!» Тут даже Вир не выдерживает:

— Я заметил, что здесь даже кошки на общение с котом тратят времени гораздо больше.

— Верно, Вир! — смеется Анатолий. — Была когда-то теория «стакана воды». То есть отправление половых потребностей должно быть таким же простым, как и утоление жажды. Похоже, в этой Фазе «стакан воды» воплощается в жизнь.

— Точно, — соглашается Наташа, — и не только в этой Фазе А я еще ничего не говорила вам о таком пласте музыкальной, с позволения сказать, культуры, где звучит откровенная матерщина. Причем иногда без толка и без смысла, лишь бы в рифму. Хотите послушать?

— Избавь, Наташенька, — морщусь я. — Этих шедевров словесности я досыта наслушался в забегаловках. Тем более я догадываюсь, что ты хочешь нам продемонстрировать. Какие-нибудь «сникерсы-йогурты»?

— Во-во! Угадал! — смеется Наташа.

Лена с Демидовым беседуют довольно долго. Наконец они появляются. На лице у Демидова какое-то недоуменное выражение. Лена сразу проходит на кухню, а Петр отзывает меня в сторонку.

— Извините, Андрей Николаевич, — начинает он.

— Стоп, Петр! — прерываю я его. — Раз уж мы в одной команде, раз мы принимаем тебя в свою семью, давай — на ты и без официальностей. Я для тебя — просто Андрей.

— Хорошо, Андрей, — соглашается Демидов. — Будем на ты. Но объясни мне, ради бога, зачем она со мной так долго беседовала на такие отвлеченные темы?

— Что значит, отвлеченные?

— Сначала мы с ней беседовали о литературе и поэзии. Потом ее вдруг заинтересовало, кого я предпочитаю: Баха, Чайковского, Бетховена или Моцарта. Дальше мы вновь переключились на литературу и поговорили о Петрарке, Данте, Шекспире, Франсуа Вийоне и Омаре Хайяме. После этого она вдруг взялась выяснять, какую я картошку предпочитаю: жареную, печеную или вареную. А если вареную, то в мундире или чищеную? А какие блюда из мяса, дичи и рыбы я знаю и какие умею сам готовить? А как я их готовлю? А в завершение…

Петр заметно смущается, и я его подбадриваю:

— Смелее! Что было в завершение?

— В завершение она начала допытываться, какое она произвела на меня вчера впечатление в этом красном платье, сетчатых колготках и красных туфельках. Потом вдруг поинтересовалась, как должна одеваться женщина, чтобы возбудить во мне желание. А под конец спросила, в каком виде я хотел бы ее видеть. Что, по моему мнению, ей больше всего идет?

— И что ты ответил?

— Я ответил, что этот голубой халатик и белые тапочки идут ей лучше всего. Не хватало, на мой взгляд, белых носочков или гольф и белой ленточки в волосах. И еще я добавил, что было бы неплохо, если бы она застегнула повыше «молнию» и не так широко распахивала полы халата.

— А она что сказала?

— Она засмеялась, похлопала меня по плечу, чмокнула в щеку и сказала: «Молодец, Петруша!» После этого мы вышли. Объясни, был ли во всем этом какой-то смысл? Или я совсем дурак? Ты улыбаешься. Я сморозил глупость?

— Нет, Петро! Мне самому трудно представить, что и как у тебя выпытывала Лена и почему она задавала тебе именно такие вопросы. Но поверь мне, я достаточно хорошо ее знаю, чтобы уверенно сказать: это был далеко не праздный разговор. Когда Ленка проводит такое собеседование, она зря ни одного вопроса не задаст. Раз вы закончили, значит, она уже сделала выводы.