Неподалеку от выхода из метро, рядом с голыми сейчас кустами сирени стояли скамейки. На одной из них уютно расположилась парочка, рядом с которой кругами носилась девочка лет восьми. Изредка она кидала недружелюбные взгляды на женщину, увлеченную разговором с ее отцом. Та старалась не обращать на это внимания и периодически напряженно улыбалась дочери своего собеседника.

– Папа, ты смотри, собачке плохо! – неожиданно закричала девочка, указывая на кусты.

– Собачка просто легла отдохнуть, – не отвлекаясь от разговора с интересной брюнеткой, попытался отговориться высокий мужчина в сером плаще.

Брюнетка с некоторой долей осуждения взглянула на своего собеседника.

– Мариночка, – она наклонилась к девочке. – Какой собачке?

– Вон, тетя Лёля! – обрадовалась Марина неожиданной поддержке. – Вон собачка лежит и плачет!

– Доченька, собачки не плачут, – отозвался девочкин отец.

– Андрей, по‑моему, собаку действительно кто‑то сильно избил, – встревоженно пробормотала тётя Лёля. – Не будь таким чёрствым. Ты представляешь, как это может отразиться на психике ребёнка?

– Да, пап, – с независимым видом подтвердила девочка. – Ты представляешь?

– Ну и что мне теперь делать? – растерянно поинтересовался мужчина. – Я вам что – собачий доктор?!

– Правильно, Андрюша, ты просто умница! – воскликнула брюнетка. – Мы отвезем собаку к врачу! Тут недалеко клиника есть, я там своего Ротшильда лечила.

– Ой, тётя Лёля, у вас собака есть? – восхитилась Марина.

– Да, Мариночка, только она маленькая, – ответила папина знакомая, теперь имевшая все шансы переквалифицироваться в папину постоянную подругу, завоевав сердце девочки.

– Теть Лель, ты просто молодец, – улыбнулась Марина, присаживаясь около раненой собаки.

Брюнетка порозовела от удовольствия и опустилась на корточки рядом с девочкой.

– С собачкой все будет хорошо, – сказала она. – Сейчас папа подгонит машину и мы отвезем зверика к врачу.

Марина кивнула и позволила женщине себя обнять.

– Ну хорошо, девочки, если вы так хотите, я подгоню машину, – со вздохом согласился Андрей.

Он был доволен тем, что Ольга, наконец, нашла общий язык с его дочерью, страшно ревновавшей его ко всем женщинам, появлявшимся у них дома после смерти мамы.

На въезде в парк двое наемников преградили Красной Шапке путь. От неожиданности Полено резко тормознул и вылетел через руль прямо на дорогу, несолидно приземлившись у ног челов. Мотоцикл же, не перенеся тягот одинокого существования, отправился в кювет.

– Ты чё! – как можно более нагло сказал изрядно струсивший Полено. – Машину мне вот, сломал. Хорошая машина была…

– Все, доездился, боец, – резюмировал старший из наемников.

– А чё – доездился? – возбух Полено.

«Они знают», – догадался он.

– Кортес, но у него с собой, кажется, ничего такого нет, – разочарованно произнесла изящная девушка, спрыгивая позади Красной Шапки с ветки дерева. – Я проверила.

– Это потому, что артефакт разряжен, – веско пояснил Кортес. – Эй ты, рыпаться не будешь?

– А надо? – подозрительно спросил Полено.

– Лучше не стоит, – мягко отозвался младший из наемников, до того молчавший.

– Тогда не буду, – покладисто согласился Полено, медленно соображая, куда бы отсюда слинять.

– Вад, иди сюда, интересное показывать буду, – негромко позвал Кортес.

Из темной машины, припаркованной неподалеку, споро вылез светловолосый, похожий на юного восторженного чуда, чел с толстым блокнотом в руках. Улыбнувшись сразу всем присутствующим, он вынул из нагрудного кармашка ручку и приготовился записывать. Кортес вытащил из кожаного рюкзака Полена сверток и эффектным движением сдернул с него серое покрывало.

– Что это? – ошарашенно пробормотал чел по имени Вад.

– Это, – Кортес сделал паузу. – Это знаменитая Плачущая Богиня. Шедевр скульпторского мастерства одного великого, но ныне покойного люда.

Не столь доверчивая дамочка предусмотрительно активизировала простенький артефакт, заряженный дешёвой «Паутинкой» – рекомендуется для охраны квартир от случайных грабителей, а также весьма полезен при потасовках с неравным раскладом сил. Полено почувствовал, как невидимые липкие сети оплели его.

– Мадонна, – отозвался чел, не отрывая восхищенного взгляда от статуи.

– Сейчас она разряжена, – спокойно сказал Кортес. – И не опасна. Про Китайгородскую конвенцию ты уже слышал. Так вот эта так называемая Мадонна хранит в себе бомбу, способную взорвать Тайный Город изнутри.

– Серьезно? – поразился чел, начиная что‑то строчить в блокноте.

– Нет, он шутит… – сияющее облако портала выплюнуло из себя элегантную фигуру Ортеги.

Нав протянул руку, и Плачущая Богиня перекочевала к нему.

– Он шутит, – повторил Ортега. – Плачущая Богиня способна изменить весь ход истории Земли, окажись она в нужном месте в нужное время. То есть, – нав взглянул на небо, – через два часа в Резиденции Зеленого Дома, куда, очевидно, и направлялся наш незадачливый герой. Не так ли?

Ортега страшно посмотрел на Красную Шапку, и того пробрала дрожь, несмотря на то, что он не мог пошевелиться. Дрожь зародилась где‑то в районе кишок и немедленно расползлась по всему телу.

– Ни фига, – нагло ответил Полено, тихо порадовавшись, что говорить ему было позволено. – Я ее толкнуть хотел… А что – дорогая цацка. Вон, мля, гений ее какой‑то сваял.

– Видит Спящий – ты лжешь, – уже менее уверенно проговорил Ортега.

– Ни хрена! – азартно возразил Полено и продемонстрировал гнилые зубы. – Скока дашь за бабу?

– Я знаю, что он врет, – вполголоса сказал Ортега Кортесу. – Но нам нужны доказательства его лжи.

Когда Полено услышал название «Игла Инквизитора» – в первый момент он даже не понял, о чем идет речь. С помощью «Иглы» допрашивают великих магов. А он – обычный байкер, коротышка, красавец и дебошир, с ним такого не могло случиться! Что бы Красные Шапки сами не говорили о себе, но Темный Двор никогда не принимал их всерьез. Полено был готов к тому, что злой Кортес набьет ему морду и отберет каменную бабу. Может, даже бабою энтой стукнет. Но все это было привычным и нестрашным. Полено, спеленутый паутинкой, лежал на холодном столе и прислушивался к разговору двух навов.

– Он не маг, – тихо сказал Ортега. – Он не создавал «Песочных Часов». С точки зрения буквы конвенции он невиновен. И он упорно держится версии, что украл Богиню, чтобы продать как предмет искусства.

– Он прекрасно знал, что это такое. У него это на лице написано, – возразил Сантьяга. – А любой маг, повинный в распространении знания о запрещенных заклинаниях…

– Он не маг, – повторил Ортега.

– В любом случае, за его действия должен отвечать Зеленый Дом, – сказал Сантьяга.

– «Игла Инквизитора»? – Ортега вопросительно поднял бровь.

– Мы все знаем, что покажет сканирование мозга, – отозвался Князь Темного Двора.

Возражать Князю Ортега не решился.

– Кстати, а где «Плачущая Богиня»? – поинтересовался Князь.

– Я подумал, что Вы захотите взглянуть на нее, прежде чем она отправится в музей, – спокойно заметил Сантьяга. – Она здесь. Забавно, шасы ищут ее по всему городу, но только не у нас.

– Я уже говорил, что меня иногда раздражает твое чувство юмора? – спросил Князь.

– И не раз, – покладисто ответил Сантьяга и протянул ему статую. – Но таким уж я создан.

Князь поморщился и, плавным движением забрав вместилище «Песочных Часов», покинул подвал, даже не взглянув на полуживого от страха бывшего курьера.

– Что ж, тянуть бессмысленно. За нас этого все равно никто не сделает, – Сантьяга пожал плечами. – Начнем.

Сначала его небольшой мозг затопила боль, и Полено закричал от неожиданности. Потом что‑то сломалось у него внутри, и перед внутренним взором Красной Шапки замелькали картинки воспоминаний. Кто‑то могущественный препарировал его личность, рассматривал срезы памяти, копался в извилинах. Полено словно ощущал наглые холодные пальцы в своей голове. Потом боль прошла, сменилась недоумением и пустотой. Внезапно образ Милорады заполнил все вокруг. Все остальное представилось неважным и ненужным. Полено сначала обрадовался ее присутствию, а потом паника нахлынула на него с такой силой, что испуганного лысого коротышку вытошнило прямо на пол. Он понял, что ищут поймавшие его – следы ее, Милорадиного, присутствия. Тогда он испугался еще больше, плюнул мысленно – и впустил в себя боль обратно. Он представил себе, как боль скручивает извилины, как завоевывает все его тело, как чернеют и отваливаются мозги. И – забыл.