— Никого. Раненого без меня вытащили.

— А откуда вы знаете, что его вытащили?

— А там лом в кабине был. Им орудовали-ясное дело.

— Откуда кровь на капоте взялась?

— Похоже, сбил кого-то.

— А вы не могли бы показать это место?

— Ну, если нальешь, то почему не помочь доброму человеку?

Сорокин свозил Кудеярова на шоссе, где тот указал точное место аварии. На придорожном столбике висел траурный венок из полевых цветов. Дорога в этом месте была прямая, без поворотов. Крутых спусков и подъемов тоже не наблюдалось. Создавалось ощущение, что машина Латыша кувыркнулась сама собой. Может, он заснул? В том месте, куда вынесло машину, трава была вспахана точно плугом. Блестели остатки мелко покрошенного стекла. Сорокин походил вокруг и поднял нечто с земли, оказавшееся порванной кроссовкой маленького, почти детского размера.

— Откуда это? — спросил Алексей, но Кудеяров только пожал плечами. — Кто венок принес?

— Может, кто из деревни.

— Может быть. Так я не понял насчет Пропащего леса, — сказал Сорокин. — Насчет дороги я согласен, — он закинул кроссовку в кусты. — Но лес. Что, там тоже аварии случаются?

— Всякое бывает, — ответил Кудеяров, пряча глаза. — Мы в тот лес давно не ходим даже по грибы. Один раз заезжие грибники приехали на машине. Машину целехонькую нашли потом, а людей — тю-тю.

— Ну, хоть кто-нибудь может мне про Пропащий лес порассказывать? Смельчаки в деревне остались еще?

— Не смельчаки, а дураки, — буркнул Кудеяров. — Свояк мой. Егорка. Правда, он мозги все пропил, и все его россказни, почитай, белая горячка, но больше тебе про Пропащий лес никто не расскажет.

Егор Гвоздев был глубоко пьющим человеком и, вследствие наступившего с этим делом износа, выглядел лет на восемьдесят. Сходство с древним стариком добавляло полное отсутствие зубов, из-за чего рот его выглядел глубокой морщинистой впадиной. За что Сорокин уважал деревню, это за то, что здесь закуска всегда была под рукой. Он с ходу выставил Егору бутылку "Морского дьявола" и пока умывался ломящей зубы холодной колодезной водой, дед сбегал в курятник и принес два свежих, еще измазанных навозом яйца. Прямо с грядок были доставлены пупырчатые огурцы, и пиршество началось.

— Начнем с того, что же все-таки называют Пропащим, — сказал Сорокин, когда с бутылкой все было более — менее ясно. — Дорога или лес?

— Хрен редьки не слаще. Излучение от леса почитай всю Саразанскую трассу накрывает.

— Какое излучение? — насторожился Сорокин, даже хмель прошел.

— Тут раньше секретная военная часть стояла, — пояснил Егор. — Что стерегла, мне неведомо, но в лес тогда никому ходу не было. Там с шоссе есть поворот неприметный, я тебе еще ямы от шлагбаума покажу. В этом месте бесперебойно солдат дежурил. А потом как разруха началась, часть прикрыли, солдата убрали. Люди с радости и сунулись, куда не положено. Поначалу вроде ничего. Места там богатые. Грибы с ведро размером. Потом люди начали пропадать.

— А в милицию сообщали?

— А что милиция? — махнул дед рукой. — В то время целыми республиками пропадали. Кстати, мил человек, у тебя еще нет тары? А то у меня без этой горючки и рассказ не идет.

Сорокину пришлось сбегать за второй бутылкой. И опрокидывая стакан за стаканом и на вид даже не пьянея, а также перемежая рассказ задумчивыми взглядами в быстро темнеющее окно, дед поведал странную историю.

— Первой пропала Марфина внучка, — начал он свой рассказ. — Всей деревней искали. Хорошая девчушка была. Светленькая, улыбчивая. Как в воду канула.

Сначала, как водится, близлежащие лесополосы все прошли. Потом подружки сказали, что она в Пропащий лес собиралась и всех за собой звала, да только никто не пошел. Уже темнеть начало, так что в Пропащий лес только одни мужчины отправились. Мужчин уже тогда в деревне мало оставалось. Пошли всемером. С фонарями и топорами на всякий случай. Подозрение было, что волк девчонку задрал. Баловали они, правда по зиме, но кто их поймет. Звери они и есть звери. Лукошко мужчины нашли в овраге. Ягоды были разбросаны вокруг. Почуяв неладное, чтобы ускорить поиски, мужчины разошлись с этого места кругом. Пропавшую девочку нашел местный пьяница по имени Ерема. Он и в момент поисков был пьян и еле стоял на ногах. После того, как они разделились, Ерема успел пройти довольно большое расстояние, когда почувствовал сильную вонь. Было похоже на запах разложения. Ерема прошел еще и вдруг увидел спину быстро идущего человека. Решив, что это кто-то из сельчан, участвующих в поисках, Ерема окликнул его. Но неизвестный даже не оглянулся и лишь прибавил шаг. Девочка была у него на руках. Судя по всему, она была без чувств. Тельце ее висело как у сломанной куклы. При этом было обильно выпачкано в чем-то темном. Ерема с криком кинулся за незнакомцем, но впоследствии утверждал, что сами деревья словно ожили и стали хватать его за ноги. Упав, он едва не зашибся насмерть, во всяком случае, крови из пробитой головы потерял немало. И уже теряя сознание, наблюдал престранную картину. Девочку уносили ангелы.

— Кто? — тихо спросил Сорокин.

— Ангелы в белых одеяниях, — проговорил Егор, опасливо покосившись на окно. — Оконце прикрой. У нас все в деревне с закрытыми окнами сидят, как только стемнеет. Потому как бояться.

— Так что это за ангелы?

— Кто его знает. Ерема ничего толком рассказать не мог. Оно и понятно. Пьяный, да еще головой ушибленный. Все твердил "Ангелы!", а самого трясло как в падучей. Так бедную девчушку и унесли прямиком на небо. Никто больше девчонку не видал. Ни живой, ни мертвой. А Ереме никто не поверил. Пьянь, говорили. А ведь он тверезый был, потому что хмель как рукой сняло, когда он энту прыгающую чертовщину увидел.

— Не поминай имя нечистого к ночи, — автоматически проговорил Сорокин.

— А как же я в таком случае про него рассказывать должен? — удивился дед. — Как обзывать?

— Да хоть лесовиком обзови.

— Ну, можно и лесовиком.

— Его потом видел еще кто?

— Видел мало кто, да и те померли давно. А вот слышали многие.

— Как это?

— Звук у него особенный.

В это время тишину разорвал далекий душераздирающий вопль. Сорокин от неожиданности подскочил на месте.

— Это выпь кричит, — успокоил Егор. — За лесом они обитают. Если забрать от Пропащего леса влево, зыбучие земли начинаются. Море подмыло берег на многие версты. Земля пустая внутри. Гнилая вода наружу выходит. Гиблые места. Там выпь под каждым кустом.

— Люди могут и в зыбунах гибнуть, — предположил Сорокин, стараясь унять невольную дрожь и стереть мурашки на коже, но страх никак не желал проходить.

— Могут, — согласился дед. — А могут и не там. Вначале же местные пропадали, а они эти болота как свои пять пальцев знали.

— А что за звук то слышали?

— Звук странный. Навроде циркулярной пилы, а потом, как бульканье какое-то. Вот это лесовик и есть. Говорят, он свою жертву распиливает сначала, а уж потом харчит. Живую.

Сорокин оглянулся на темное окно, на котором дедом не было предусмотрено занавесок, и сказал:

— Нагнал ты, дед, страху. Я, пожалуй, и спать сегодня не смогу.

— Куда ты денешься, милок? — усмехнулся дед, лучше бы он этого не делал, беззубый рот едва не всосало в образовавшуюся морщинистую воронку. — Тут у нас бессонницей отродясь никто не мается. Как потянет медовым ветром из Пропащего леса, вся деревня засыпает мертвым сном. Никакого сладу с этим нет. Но ты не бойся, лесовики в деревню не заходят.

— Спасибо, успокоил, — процедил Сорокин.

— Хотя кто их знает? Мы ведь спим, — на полном серьезе проговорил Егор.

Сорокин спал и видел странный сон. Над ним возвышался старик в зимней шапке. Алексей силился подняться, но ноги были налиты точно свинцом. Веки норовили закрыться, и Алексей чувствовал, что этого делать нельзя, старик был опасен. Видя его бесполезные потуги, старик нехорошо улыбнулся и потянулся рукой к горлу. Сорокин дернулся изо всей силы, но голову ему удалось отвести едва ли на миллиметр. Старик коснулся его рукой, и с Сорокиным произошло чудесное превращение. Он сразу и бесповоротно почуял свое тело. Рывком сел.