Мысль растворилась в пронзительном свисте. Чувство опасности заставило упасть на тротуар. Вовремя! Там, где только что находилась моя голова, сверкнуло. Я немедля перекатился, отжался на руках и прыгнул. И вновь вовремя! Перед глазами полыхнуло серебристое пламя, оглушительно грохнуло. Твердая воздушная волна задела, бросила на каменную плитку дорожки. У головы, словно шрапнель засвистели мелкие осколки. В спину со всего маху ударился тротуар, дыхание вышибло из груди. Каким-то образом мне опять удалось вскочить на колени. Хотел отбежать, умчаться прочь. Но руки и ноги отказались работать. Я неловко завалилёся набок и застонал. Грохот наполнил мироздание, растворил мир. Образ аллейки померк, небо опустилось ниже.

Следующего удара не последовало. Где-то над головой возник серебристый всполох. Но не хлестнул, не рассек. Светящаяся нить юркнула к волшебнику и обвила металлическое запястье. Посланник Старейшин опустил руку и шагнул навстречу, аккуратно переступил через образовавшийся ров.

Руки и ноги пощекотало. Родилась боль. Слабая и ноющая, но чрезвычайно утомительная. Я почувствовал горячую кровь на лице и левой ноге — пару осколков все-таки задели, рассекли кожу. Но ранения более чем несерьезные. Так, царапины… Гораздо хуже — гулкая пустота в голове и дрожащие руки. Оглушило сильно.

Я моргнул, сфокусировал взгляд и удивленно приоткрыл рот. Враг стоял в паре шагов, поигрывал цепью. Свет четко обрисовывал фигуру волшебника. Сверкал в колечках кольчужного жилета, на металле перчаток и маски. Переливался в гриве желтоватых волос. Однако изумил не волшебник. А то, что происходило у него за спиной. Увлеченный избиением посланник Старейшин не заметил, как очнулся молодой маг.

По телу Ярослава прошла мелкая дрожь, превратилась в судороги. Носитель Тотема вяло пошевелил рукой. Подтянул к себе и медленно приподнялся, повел головой.

Выглядел маг неважно. Весь исцарапанный, в крови и синяках. Губы расквашены, из носа стекали алые струйки. Еще недавно лощеный и прилизанный парень превратился в грязного оборванца.

В глазах Ярослава появился осмысленный блеск. Носитель Тотема взглянул на волшебника. Лицо исказилось в болезненной гримасе, в зрачках сверкнула неудержимая ярость. По взъерошенным волосам пробежала яркая красная искра. Вторая, третья… Посыпались словно дождевые капли. Кожа побледнела. Покрылась короткой, но густой шерстью.

Я медленно встал на ноги. Усилием воли заставил себя остановиться и посмотреть на посланника Старейшин. Беспомощно развел руками, изобразил на лице робкую испуганную улыбку. Дрожащим от волнения голосом, произнес:

— Может, договоримся, а? Ты сильнее. Я пойду… да, пойду сам. Только не бей!..

Голос постарался сделать жалким и блеющим, поежился под грозным взором желтых нечеловеческих глаз. Но сразу понял — волшебник не поверил. Серебристая цепь, словно змея, скользнула к моим ногам, свернулась в кольцо. Взгляд посланника Старейшин стал еще более злым, колючим и яростным.

— Не думай, что сможешь обмануть, — прорычал волшебник. — Неверный шаг — и Глейпнир разрежет напополам. И еще… Я знаю, твой собрат пришел в себя. Но у него ничего не получится!

— Боюсь, уже получилось, — пробормотал я.

Взглянул на Ярослава. Парень буравил ненавидящим взглядом спину посланника Старейшин. В глазницах плескался раскаленный металл, с волос непрерывно сыпались искры. Уже и не человек вовсе, а истинный маг. Тотемный облик помог заживить раны, вдохнул в человека силы.

Меня затошнило, в ушах зашептало, а в мысли вклинилось нечто чужое, мутное и пламенное. Зов проявил себя в самое неожиданное время. И вместе с ним явился липкий страх. Мой разум частично соприкоснулся с сознанием Носителя Тотема. И я с ужасом догадался, что сейчас произойдет. Задрал голову к небу и что есть мочи заорал:

— Соня! Соня, быстрей!..

Время почти остановило бег, стало плестись со скоростью черепахи. В глазах отпечаталась четкая картинка. Залитая электрическим светом аллейка, разбитые цепью плитки тротуара, обломки и кучи мусора, несколько погнутых столбов и перевернутая скамейка. Дальше тьма, тусклое мерцание моря, далекие огни кораблей и маяков, блеклые звезды. А прямо передо мной посланник Старейшин. Грозный и удивительно хищный, по-кошачьи гибкий. В желтых глазах недоверие и удивление, злость, бешенство… Враг приседает и разворачивается. И в этот момент Ярослав превращается в сгусток чистого оранжевого пламени. Ярчайшая вспышка режет глаза, в лицо веет чудовищным жаром. Навстречу катится огненный вал. Захлестывает волшебника, пожирает и растворяет. Спустя доли секунды твердая взрывная волна вышибает дух, мир тонет в ослепительном белом всполохе.

Страх… Ярость… Боль… Рев огня, тьма, пляшущие звезды. Кусочек тротуара, узорная плитка, кусты и трава. Свист осколков, запах крови, паленых волос и дыма. И вновь боль. Порой тяжелая и вяжущая, иногда резкая и нестерпимая. Отчаянный крик, языки пламени.

Огонь обступил. Я чувствовал, что лечу, кувыркаюсь. И когда приготовился к смерти, где-то за гулом пламени послышался пронзительный женский крик. Второй и не менее страшный удар чуть не сломал грудную клетку. И тут жар ушел, на глаза упала занавесь тьмы. В последнем проблеске сознания я лицезрел странное и устрашающее зрелище. К небу поднимался гигантский пламенный клубок. Разлетались обломки, раскаленные докрасна камни. Падали в море, будто метеориты и взрывались. А по прибрежным скалам стремительно мчался громадный огненный лев…

Вдалеке виднелась темная стена. Приблизилась, обрела очертания. Потолок! — дошло до меня. И точно, надо мной нависали темные иссушенные доски. В сучках и заусеницах, густом ворсе измочаленных волокон. Тот, кто обрабатывал древесину, не заботился о красоте. А радел о том, чтобы строение продержалось подольше. Доски кое-где пригнаны неплотно. Из широких темных щелей свисали гирлянды ветхой паутины укутанной пушистым покрывалом пыли. Словно игрушки на елке покачивались засушенные трупики мух. А одна, еще живая бегала рядом. Иногда останавливалась, деловито и скрупулезно чистила крылья. Порой кружилась на месте, пряталась в щелях от игривых солнечных зайчиков.

Я не помнил, сколько времени смотрел на потолок. Час или два. А может лишь несколько минут. Рассеянный золотистый свет скользил по доскам и потолочным балкам. Узор из теней и солнечных лучиков подрагивал, кружился как в калейдоскопе. В какой-то момент вернулись чувства. Я услышал скрип ветвей и шум листвы за окном, пение птиц, чье-то приглушенное бормотание, голоса. Запах пыли и недавно приготовленной пищи назойливо щекотал ноздри. Я ощутил тело, шевельнул пальцами. И сразу нащупал жесткую ткань. Под головой лежала набитая сеном подушка, снизу жесткий матрац.

«Белый шум» в голове прорезали первые четкие мысли. Всплыло воспоминание: ночь, близкое море, освещенная аллейка, скоротечный бой со странным типом в железной полумаске, взрыв и бегущий по берегу огромный пламенный лев… В груди возник мокрый холодный комок, по нервам стегануло плетью ужаса. Но вдогонку пришла успокаивающая мысль: я дома, в собственной постели. Где-то рядом друзья, соратники. А значит, Соня умудрилась дотащить.

Звуки обрели четкость, туман перед глазами развеялся окончательно. Я пошевелился, провел рукой по груди, плечу. Ощупал лицо. Странно. Ведь помню, что ран много. А в конце вообще накрыло раскаленной взрывной волной, сожгло ресницы и волосы. Но растительность на месте, а на теле нет даже повязок. Лишь кожа страшно чешется, и под пальцами чувствуются вздутые ниточки шрамов. Затянулось? Похоже на то.

Я забеспокоился, приподнялся на локте и обвел комнату мутным взглядом. В избушке пусто, нет даже вездесущего домового.

С кряхтением сел на постели. Потрусил головой, отгоняя головокружение и тошноту. Со второго раза удалось сделать так, что предметы перестали двоиться. В избушке мало что изменилось. В углу лежало несколько свернутых спальных мешков, большие сумки. Мебель немного сдвинута, а так обстановка прежняя. От печи еще веяло жаром, внутри потрескивали прогорающие дрова. Пахло дымом и горячим супом. На столе стопка грязной посуды. Обедали недавно, а помыть решили позже.