Бурчание в желудке становилось невыносимым. Я уже собрался поторопить секретаршу, но едва потянулся к селектору, она, источая тонкий аромат духов, возникла на пороге с большим подносом в руках, на котором стояла дымящаяся чашка кофе, высились горкой на одной тарелке бутерброды с семгой и золотился на другой мой любимый мармелад «лимонные дольки».

– Кушайте на здоровье, – низко нагнувшись, Вика поставила поднос на стол, и я заметил, что под блузкой у нее нет лифчика.

«Н-да уж! – подумал я. – Интересно, а трусики она надела? Колготки на ногах, по крайней мере, отсутствуют. Соблазняет… точно соблазняет! Хотя… Если трусы все-таки на месте, то не факт. Невзирая на уличную теплынь (начало нынешнего декабря напоминало гибрид осени с весной), в Конторе жарко натоплено. А грудь у нее такая, что никакой лифчик не нужен».

– Если захотите добавки, я рядом, – Вика неторопливо разогнулась, одарила меня очередной улыбкой и грациозно удалилась в приемную, оставив дверь чуть приоткрытой. А я, мгновенно позабыв о ее прелестях, с жадностью набросился на еду. Как упоминалось выше, загонял меня Логачев похлеще, чем зверюга-сержант солдата-первогодка. Сбросить за месяц восемь кило – это вам не шутки, тем более что ни грамма лишнего веса во мне не было…

Двенадцать бутербродов и мармелад исчезли с тарелок в считаные секунды. Голодное бурчание на время исчезло. Я отхлебнул глоток ароматного кофе, прикурил сигарету, выпустил изо рта струйку дыма, откинулся на спинку деревянного кресла и вновь вернулся мыслями к минувшей тридцатидневке. По счастью, она не была особо загружена работой. Помимо обычной текучки, мой отдел подготовил и провел всего одну операцию по уничтожению законспирированной диверсионной группы, оставшейся нам в наследство от Басаева.

После официального сообщения о ликвидации одноногого вурдалака практически все организованное им подполье затихло и не подавало признаков жизни. (…Надо думать, до поры до времени. – Д.К.)… Но эта банда, состоящая из отъявленных отморозков, не пожелала сложить оружие и, согласно оперативным данным, намеревалась устроить грандиозный теракт в метро 30 ноября сего года. Самое удивительное – исчерпывающую информацию об отморозках сумел раздобыть новичок в отделе майор Федоров, переведенный к нам из областного УФСБ в октябре, когда спешно пополняли потери личного состава после операции «Аутодафе». Причем добыл – нисколько не утруждаясь. С ним самим вышли на связь два авторитета из чеченской диаспоры и… сдали группу с потрохами! Дескать – «Те шакалы позорят наш народ. Давайте жить дружно. И вот вам доказательство нашей доброй воли!» Меня, признаться, очень насторожило их поведение. И хотя сведения оказались абсолютно верными – в сердце осталась неприятная, ноющая иголочка. Дело в том, что я без малого двенадцать лет тесно общался с чеченцами: воевал, вербовал, допрашивал, вел переговоры (в основном в ультимативной форме)[9] и даже имел среди них союзников, один из которых спас мне жизнь[10]. В результате я прекрасно изучил менталитет нохчей[11], их нравы, обычаи, нюансы поведения и… не знаю как объяснить. Короче, я нутром чуял – здесь какой-то подвох. Только не мог понять какой. В конце концов, я плюнул, махнул рукой, подумал: – «Дай Бог чутье меня обманывает!» – и вскоре почти забыл о своих подозрениях. Не до того стало. Информация от майора Федорова поступила спустя трое суток после получения мною письменного приказа Нелюбина и начала выматывающих тренировок под руководством Логачева. А в свободное от них время я, переложив всю текучку на плечи Андрея Горошко и Василия Филимонова, тщательно координировал подготовку к захвату диверсантов, просчитывал различные комбинации, вникал в мельчайшие детали, не давал ни минуты покоя подчиненным (особенно новичкам в отделе) и в итоге подстроил отморозкам коварную ловушку. Захват производили во вторник, 28 ноября, и, по старой памяти, я принял в нем личное непосредственное участие. Тогда, кстати, я впервые опробовал некоторые навыки, привитые мне Логачевым и… Впрочем, расскажу по порядку.

Ближе к вечеру группа в составе шести человек (включая главаря Ахмата Исрапилова) должна была собраться на последний инструктаж в загородной усадьбе, где безвылазно (с момента получения нами агентурных данных) проживал сам Исрапилов и содержались под его присмотром две живые бомбы – шестнадцатилетние мальчишка и девчонка, плотно посаженные на иглу. Означенная усадьба представляла собой трехэтажный новорусский (пардон, новочеченский) особняк с заасфальтированным двором, небольшим садиком и с несколькими хозяйственными постройками. Ее окружал изящный кирпичный забор с декоративными башенками, а роль охранников выполняли пять злющих, хорошо натасканных немецких овчарок. Они не трогали только своих (т. е. членов группы), а на всех прочих бросались молча, без предупреждения, хорошо слаженной стаей. Вожаком у них был громадный серый кобель по кличке Волк.

Метрах в тридцати от забора начинались лесопосадки, облегающие усадьбу полукругом. С противоположной стороны находился обширный пустырь, покрытый невысокой, полуувядшей, но еще зеленоватой травой. А дальше за ним виднелась угрюмая, погрязшая в нищете деревня с разрушенной церковью, сохранившая по сей день советское название «Наследие Ильича». Засаду мы устроили в лесу, вдоль достаточно широкой, пригодной для проезда автотранспорта дороги. Не попрутся же подельники Ахмата через здоровущий пустырь, порядком заболоченный и открытый цепким взорам любопытных сельских дам преклонного возраста, перебивающихся с черного хлеба на картошку и, естественно, не питающих добрых чувств к маленькому дворцу иноплеменников, выросшему словно на дрожжах на фоне их лачуг…

Там же, в лесу, я усадил на деревья двух ребят со снайперскими винтовками, приказав им (по моему сигналу) ликвидировать не привязанных, бродящих по двору собак. И еще одного парня – с прожектором. Вещь при нашей работе весьма полезная.

Все предварительные расчеты оказались верны. Вскоре после наступления полной темноты на дороге появился первый диверсант, некий Мовсар Рустамов. Не успев ни опомниться, ни оказать сопротивления, он мигом очутился в теплых объятиях оперативников. Ошалевшего Мовсара с ходу подвергли блицдопросу под угрозой немедленного кастрирования и, таким образом, подтвердили уже имеющуюся у нас информацию, в том числе код открытия ворот. Затем с промежутками в семь-восемь минут точно так же сцапали оставшихся четверых. Дальше по сценарию надлежало уничтожить овчарок, аккуратно проникнуть в усадьбу и постараться взять живым Ахмата. А на случай осечки (если он заранее почувствует неладное и попытается отстреливаться из окон) «ослепить» его прожектором.

Я поднес к губам «Кенвуд», намереваясь отдать команду стрелкам, и… внезапно изменил первоначальный план. Недавно три ночи подряд мы с Логачевым отрабатывали психологическое воздействие на стаях бродячих псов и кучах человеческого отребья, грабящего и всячески издевающегося над запоздалыми прохожими. Получалось у меня совсем неплохо, и вот сейчас я подумал: «А зачем попусту губить несчастных животных? Они же не виноваты, что принадлежат террористу и убийце. Попробуем-ка по-другому».

– Третий, четвертый, – обратился я к стрелкам по рации. – Прежнее задание отменяется. Стрелять по окнам, если оттуда откроют огонь. Вопросы?

– Нет… нет… – глухо донеслось из «Кенвуда».

– Седьмой, свет во двор, – продолжил распоряжаться я, – чтобы был как на ладони!

– Не понял! – удивился тот. – А как же…

– Выполнять! – резко оборвал я подчиненного.

– Есть, – не слишком охотно прозвучало в ответ.

Вспыхнувший прожектор залил двор ярким светом.

– А всем остальным действовать строго по моей команде или… Хотя нет, «никаких или». Ясно?!

Дождавшись подтверждений от оперативников, я сунул «Кенвуд» в карман «разгрузки», подошел к воротам, набрал на замке код и очутился во дворе усадьбы. Стая уже сгруппировалась для нападения. Впереди, вздыбив шерсть на загривке, стоял Волк, изготовившийся к нападению. Еще секунда и…