– Хрен гну. Короче я к дочке её подкатил. Сидим, трёкаем на лавочке, ну и всё такое, сам понимаешь, по лифчикам да по трусикам. Тут мать её из калитки выходит. "Что, – говорит, веселитесь, молодежь?" Я в ответ: "А что нам, молодым да неженатым". А она: "Я-то, похоже, отвеселилась". А сама молодая, ну года сорок два, сорок три не больше. Я ей и говорю: "Что это вы себя в старухи записали? Вы ещё самое то". Хотел поконкретней сказать, да дочки постеснялся. Обиделась бы, а у нас ней всё на мази. Мать-то грустно так: "Кому я нужна вдова, да ещё с таким привеском. Двое ведь у меня, кто позарится". И со смешком так договаривает: "Хошь бы вы какого-нибудь мужичка завалященького подыскали. Я б его отмыла, оттёрла и вас бы отблагодарила. Хотя, где его взять. Мужик нынче на вес золота".

– Ну?! Ну?!

– Что ну? Баба вот такая! Корова, два поросёнка. Буран в ограде стоит. Мужик год как помер от инсульта. Я потом с дочкой говорил, так и она была бы рада, если б мать нашла кого-нибудь. Молодая ведь, сам понимаешь, – с хитрецой, гадливенько подмигнул Борисыч. – Ты сечёшь, куда я клоню?

– Догадался. Ну, дальше?

– А дальше вот эти самые и не пускают. Короче, я весь разговор наш с тобой припомнил и говорю ей, мол, есть у нас мужик, красавец писаный, ума палата, чуть-чуть до классиков марксизма-ленинизма не дотягивает по интеллекту, руки золотые.

– Борисыч, а ты не метёшь? – Колобов вспотел.

– Ну, конечно, я по-серьёзному говорил, так мол и так, есть у нас мужик, разженя, не алиментщик. Ещё молодой, не страшный, правда, малость, бухарик.

– Это-то ты зачем брякнул? Ну, какой я бухарик – пару раз в неделю выпью, здесь все так пьют, – почти сам верил в то, что говорил, Колобов.

– Короче, дотрещались мы с ней, что я тебя, дурака, на смотрины приведу через три дня. Так что готовься, наводи марафет. По-хорошему, за твоё хамство с тобой вообще не стоило разговаривать. Ну да ладно, помни мою доброту.

Последние слова полностью развеяли все сомнения Колобова. Тогда он и завязал с парфюмерией и, закинув худые руки за голову, предался желанным грёзам.

Разное передумалось Колобову за эти три трезвых дня. Какой он представлял свою будущую супружескую жизнь? Во всяком случае, меньше всего его волновали дела альковные. Не то чтоб он был совсем уж не охоч до женского тела. Просто считал это естественным в общем течении семейных отношений. Больше мысли Колобова устремлялись к хозяйству, в этом видел он своё приложение сил и сообразительности, как будущий глава семейства. Он почему-то совсем не брал в расчёт, что помолвка может сорваться: или он не приглянётся невесте или она ему. Колобов как-то враз свыкся с мыслью, что всё будет хорошо, всё уладится при первой же встрече и нечего над этим ломать голову, тревожить себя по пустякам. Надо смотреть в будущее, как они будут жить, хозяйство вести, детей воспитывать. Уж Колобов постарается, уж он покажет. Эх, и стосковались же руки по домашней работе! Всё может Колобов – пилить, строгать, газосваркой работать, токарить, фрезеровать. "Буран", вон, Борисыч сказал в ограде без дела стоит. Да он его по винтику переберёт, по гаечке, как часики будет работать. Что ещё? Ну, с дочерьми обязательно подружится. Младшенькая-то не велика ещё. Но это же хорошо! Дети к нему привязываются быстро, проверено жизнью. В третий класс, кажется, младшая-то ходит… Ну, пальто ей, для начала справят, сапоги на зиму. Старшей тоже сапоги, да что б помодней, с шиком. Эх, с Борисычем она закрутила, как бы до греха не дошло. Жалко будет девку, если с приданным оставит её Борисыч, с него станется. А может и ничего, обойдется всё. Не такая же она дурочка, чтобы первому встречному подставиться. А может ничего и нет, треплет Борисыч языком. Это он может…

Но всё равно, славно было на душе у Колобова. Так славно, что петь хотелось. Отчего-то дом вспомнил, деревню… Там больше степи, здесь тайга. Надо же вот к лесу больше сердце прикипело… А дома? Дома хорошо было, вольно. У бати кузня была, ох и чудеса они там творили. Ворота сковали решётчатые, на завидки всему селу, сами открывались и закрывались. Трактор из старья смастерили, простой, надёжный, вечная машина. Невеста была из ссыльных немцев, с именем чудным Матильда. Попутал же леший связаться с этим хлебом. Посапывал бы сейчас на белотелой матильдиной руке и не думал, не мечтал ни о какой женитьбе. Ну да что было, то быльём поросло…

Наконец Колобов встал и начал собираться: достал голубую гипюровую рубашку, галстук, коричневую пижонскую шляпу, костюм. Остроносые уже видавшие виды туфли протёр суконкой. Стал гладить брюки. На душе светло, как в Пасху. Так и стоит перед глазами родное село, дом, принаряженная мать, икона в крахмальных рушниках, горка крашеных луковой шелухой яиц.

Парни ушли в кино, но скоро должен прийти Борисыч, и они пойдут туда, где, может быть, найдёт наконец Колобов своё счастье.

Он достаёт из-под кровати небольшой старомодный саквояжик, открывает. Всё на месте – коньяк, шоколад, три бледно-фиолетовых астры. Коньяк с трудом достал на складе удивлённый таким расточительством Сашка Сахаляр. Астры? Грешным делом перемахнул ночью чужой палисадник и воровски нарвал цветов. Ну да ладно, не каждый же день свататься ходит…

Потом Колобов достал печатку дорогого мыла, с удовольствием намылил в тазике голову, смыл водой ароматную пену. Вытерся, долго сгонял перед изьянистым зеркалом редкие белесые кудряшки с висков к затылку. Делал всё не спеша, с тихой радостью.

Когда пришёл Борисыч, Колобов только что, до лёгкой багровости лица, затянул на шее галстук. А когда одел пиджак, и прикрыл плешину шляпой, Борисычу ничего не ставалось, как сказать примерно следующее:

– Фью-ить! Да ты, по ходу, Васильич, крутой парень!

А как залыбился от счастья Колобов, он прямо засветился весь, как неожиданно вспыхнувшая неоновая лампочка. Поблескивал глазёнками, а были они у него синие, ещё не выцветшие, не потухшие.

И они пошли. Оказалось, что Колобов почти не уступал в росте Борисычу, что он тоже строен, прям, не сутул, вот только вял, нет в его походке той жизненной силы и спортивной упругости, как у Борисыча. Но и он не последний замухрышка-запёрдыш в этой дыре, не стыдно пойти за такого.

Хорошо было идти рядом с Борисычем – радостно, приятно. С таким здоровым, красивым, умным. Волна благодарности распирала Колобова. Неоплатным должником чувствовал он себя перед Борисычем. Ну что за парень такой Борисыч? Ну кто ему Колобов. Местный бич, забулдыга, случайный человек. А поди ж ты, заботится, как о родном брательнике. Выходит, что не случайный. Выходит чем-то взял его Колобов. Отличный парень Борисыч.

– Стой, – прервал раздумья Колобова Борисыч. – Пришли.

– Да вроде не тот дом-то…

– Ты что, не смекаешь?

– ?!

– Мне ж на разведку сходить надо, может у них гости.

– А, верно. Ну давай, я здесь подожду.