Для нынешних молодых он был примером русского интеллигента. При всей своей доброжелательности он никогда не предавал свои принципы, а взгляды менял не в толпе со всеми, а скорее, наоборот, в противовес всем, в силу своих внутренних метаморфоз. В молодости он был более радикальным политическим бунтарём, чем его коллега Андрей Синявский; было время, когда он увлекался авангардизмом, а во времена перестройки, когда почти все его тихие и робкие коллеги дружно стали задним числом ругать коммунистов и перечеркивать советскую литературу, Кожинов опять пошёл против всех. Впрочем, после 1993 года и Андрей Синявский голосовал за Зюганова и клеймил позором ельцинских расстрельщиков. Так получилось, что именно у меня в кабинете в газете "День", уже после октябрьских событий 1993 года, спустя десятилетия встретились Кожинов и Синявский, весело повспоминали общую молодость, а затем поучаствовали в нашей дискуссии о дальнейшем пути России.

Поразительно, как легко и изящно после своей смерти Вадим Валерьянович из современников перешёл в историю. Иные, куда более знаменитые и патриоты, и демократы, на другой же день после своей кончины, несмотря на все старания властей или соратников, переходят в сноски и примечания, становятся фоном ушедшей истории, о них забывают не только друзья, но даже родственники. Популярность Вадима Валерьяновича растёт у нас на глазах, книги раскупаются одна за другой. Россия сегодня почувствовала потребность в своих национальных мыслителях. И в одном ряду с Константином Леонтьевым и Аполлоном Григорьевым становится и Вадим Кожинов. Кстати, меня поражает, как по-хамски либералы присвоили себе имя Аполлона Григорьева, почвенника, крутого национального идеолога, он же по взглядам своим для либералов трижды фашист. Либералы сработали на опережение, знали, что придёт время потребности в национальных русских мыслителях, а они тут как тут со своими услугами…

Дай Бог, пронёсет, и народ всё-таки обойдётся на этот раз без их услуг…

Меня радует выросшая за эти годы слава Вадима Кожинова не только потому, что я с большим уважением отношусь к нему самому и к его творчеству, но и потому, что это свидетельствует о народном пробуждении. Без всякой особой рекламы он начинает занимать место Дмитрия Лихачёва в умах русской интеллигенции, тот тускнеет, а кожиновское влияние растёт. Я не собираюсь их сталкивать лбами, каждому – своё, и труды по древнерусской литературе Лихачёва останутся на видном месте в литературоведении, но без почти ежедневной рекламы вдруг оказалось, что никакой общей концепции русской истории и русской культуры, концепции русскости у Лихачёва нет и не было.

А у Вадима Кожинова на первый план нынче выходят не его блестящие работы по теории литературы и даже не его поиск молодых талантов, не формирование поэтической кожиновской плеяды, а его взгляд на Россию, его видение проблем России. Его анализ русского пути. Это – как надёжный фундамент для будущего.

На какого ещё литературного критика в годовщину его смерти придёт такая масса народа? На Лакшина, на Дедкова, на Селезнева? Называю лучших из лучших, и отвечаю – нет. Я понимаю, что сейчас, даже на страницах "Нашего современника", разыгрывается и некая игра по отлучению Вадима Кожинова от роли идеолога русского общества. Некая скрытая демонизация Кожинова. Мол, широкий, талантливый, любящий все дарования, чуждый идеологии творец. Любил и Вознесенского, и Рейна, дружил с Юзеком Алешковским и Андреем Битовым, был признан западными славистами. Не буду даже отрицать, и дружил в своё время, и любил в своё время. Даже мог кого-то и до смерти своей ценить и любить из либеральных литераторов. Он был добрый душой и хороший русский человек. Что же ему угрюмо отворачиваться от протянутой руки? Вот это было бы не по-русски.

Но, свернув все свои литературные работы, забросив на время любимую поэзию, уйдя от поиска новых талантов и от столь любимых им литературных баталий, где он как русский рыцарь в одиночку сбрасывал с седла то Сарнова, то Рассадина, то Евтушенко, последние полтора десятилетия, словно чувствуя некий высший долг, следуя Божьему замыслу, Вадим Кожинов для всех русских людей осмысливал историю России, не обходя все неприятные и бьющие по национальному самолюбию острые углы, определяя её истинный, глубинный национальный путь. Он давал трудную, но надежду на будущее.

Вадим Кожинов оказался последним русским национальным мыслителем ХХ века. Он завершил собой и своей смертью столь трагический век, бросившись на амбразуру, перекрыв смертельный и губительный для русских огонь либерализма и индивидуализма. Он дал нам щит, мы добавим свой меч. Россия выстоит и победит. Может быть, такими и должны быть наши национальные герои? Без злобы и уныния, высоко ценя красоту, но зная, что высшая красота – красота мужества.

Он пришёл в газету "День" одним из первых. Был в нашей редколлегии, был с нами до конца, его последняя беседа опубликована в "Завтра" уже в траурные дни. Он был нам очень нужен, но, думаю, что и газета была крайне необходима ему. Это был его мыслительный полигон, испытательная площадка. Если собрать всё, что опубликовал Кожинов в нашей газете, получится хорошая книжка, хотя многие из этих бесед и статей, к сожалению, так и не вышли в книгах. Дело за будущим.

Наступило время Захара Прилепина. И что бы он ни делал, как бы и в какую сторону ни поворачивалась бы фортуна, она поворачивается в сторону Захара. Дело не в том, что он единственный и неповторимый. Народу нужен герой – и в жизни, и в литературе. Надежный лидер, стоящий парень. Иные обозреватели пишут, что на премии "Национальный бестселлер" в зимнем зале гостиницы "Астория" победила не столько сама книга рассказов "Грех", сколько харизма Захара Прилепина. Этакий русский мачо, Рэмбо пополам с Рембо, абрек, спустившийся с гор, спецназовец ОМОНа, бесстрашный воитель с властью в рядах запрещённой лимонов- ской партии, единственный из молодых писателей, на встрече с президентом Путиным сказавший немало резких слов и потребовавший освобождения из тюрем лимоновцев. Но биография супергероя требует такой же брутальной прозы или хотя бы ранних гумилёвских романтических стихов: "Из-за пояса рвёт пистолет,/ так что золото сыплется с кружев…" И вдруг вместо нового Павки Корчагина мы находим в его прозе откровенно лирического, даже сентиментального героя – оказывается, нежность и доброта, простая человеческая доброта живут и в душе русского "абрека". А как чудесно Захар поёт песни под гитару.

Зацепил сердца суровых литературных дам. Достаточно разные – резкая, европеизированная Галина Дурстхоф из Германии и её противоположность, лирическая героиня из телесериалов молодая актриса театра Эмилия Спивак – представительницы слабого пола в малом жюри отдали свои голоса Захару Прилепину и его книге "Грех". Мужчины, из ревности и зависти, ему отказали.

И тем не менее, я считаю, что в жизни любая случайность, любой дамский карприз включены в какую-то мистическую колесницу развития, и потому становятся закономерны.

Он был обречён на победу при любом раскладе жюри, при любом его составе Так надо русской литературе, русской национальной жизни.

Захар Прилепин просто обязан был взять в этом году премию "Национальный бестселлер". Это – его премия. Во-первых, в литературном ряду, скажем честно, он из числа кандидатов был самым значимым и самым талантливым. Во-вторых, он находится ещё в том периоде своего литературного развития, когда премия "Национальный бестселлер" не заразит его звёздной болезнью, а даст новый толчок. Это Валентину Распутину или Владимиру Маканину ещё одна, хоть самая значимая, премия ничего, кроме денег, не даст. Молодым нужен ветер в паруса. Нужен стимул для развития. Помню, как меня самого лет сорок назад подтолкнуло участие в седьмом совещании молодых писателей СССР. Это и среда самых сильных соратников и конкурентов. Это и допинг для дальнейшей работы.