как усталые ребра коня. 05.11.69 *** Природа-мать! Далекий пращур мой себя еще не мыслил человеком, когда возник в сознанье мир иной, обожествив леса, моря и реки. Страстями собственными наделив неясные явления природы, он сотворил богов, он создал миф… Воображения чудовищные роды — когда от грома, ветра и огня зависели рождения и смерти; и нынче первых толкований смерчи вертят, полуоглохшего, меня… И я с трудом осознаю потом величие эллинского Олимпа; и имена героев жгут огнем, с преданьями основа жизни слита! Был первый бог, как первый человек, в руках судьбы гремком, игрушкой слабой; досадовал на неприветный век, и слезы вытирал рукой, не лапой… Был первый человек силен, как бог, смирил огонь и справился с водою; заговорил, еще не видя прок, и начал думать… Рассудок, подведи речам итог! В них — предрассудки, в них — не без изъяна… И все-таки, когда был создан Бог, то человеком стала обезьяна! 08.09.70 *** Как странно — на лице славянском вдруг азиатские глаза плеснут своим непостоянством, приманивая и грозя! Какой монгол, в каком столетье посеял дикие черты? Как крепки варварские сети и слабы женские мечты! Но силу набирает робость, заимствуя у ней огня… Глазами Азии Европа сегодня смотрит на меня. 09.09.70 ЧУЖИЕ РУКИ Порой, ожесточась, со скуки, сначала вроде бы легко дыханьем греть чужие руки, в мечтах от дома далеко. Приятна теплота объятья. Волнует радужная новь. Но шелест губ и шорох платья лишь имитируют любовь! И не заметишь, как мельчаешь; как окружит одно и то ж: ложь в каждом слове, ложь в молчанье, в поглаживанье тоже ложь… Едва ль для настоящей страсти друзья случайные годны. Старательные, как гимнасты. Как манекены, холодны. И только дрожь замолкнет в теле, заметишь, тяжело дыша, что оба — словно опустели: кровь отошла, ушла душа… И, тяготясь уже друг другом, проститесь, позабыв тотчас чужое имя, голос, руки и — не заметив цвета глаз. 18.02.71 *** Анкета моя коротка: Родился, учился, работал. Приметливая рука черкнет полстранички всего-то. А то, как стремительно жил, как жилы вздувались порою, как словом друзей дорожил, она, может быть, не откроет. И все-таки в каждой строке останется что-то такое, что с временем накоротке и, в общем, водило рукою… 1973 Дмитрий Нечаенко
РОЖДАЮТСЯ ДЕТИ *** Русь моя! деревца тонкого ночью морозною стынь. Кислая наша антоновка, горькая наша полынь. Смёрзлась зимой, но оттаяла, ртом из-под снега дыша, гиблая наша Цветаева, голая наша душа вся голубая и нежная после кровавой беды, лунка, сестрица подснежника, лужица талой воды. И колыбельная матери, и ветерок над рекой, запах лампадного маслица в сельской церквушке родной. Очень неброско, пусть матово, и Левитан, и Крамской. Ясновельможной Ахматовой горестный голос грудной. Тихое наше Шахматово, яснополянский покой. Станции типа Астапово, в лаптях по снегу Толстой. Север мы, Господи, север. Тает лишь в солнечный срок наш предвесенний Есенин и антарктический Блок. Даже бессмысленный лютик в этом контексте — святой. |
