— Плачет мальчик. Он еще не ходит,

Мальчика страшит ночная тьма.

Мальчику всего лишь только годик,

В словаре его два слова: ПА и МА!

27 марта 2001 года,

утром на даче

* * *

Светает!

И как мне тебя не хватает!

Рученьки белой,

Ноженьки стройной,

Косыньки русой,

Душеньки доброй.

А ну ко мне в горенку,

Светлая зоренька,

Радуга чистая

И вы приглашаетесь,

Не помешаете!

Душу порадую

Дивным колечком,

Послух порадую

Добрым словечком,

Согласьем, ладом,

Сидеть будем рядом!

Ой, гуленьки-гули,

Люшеньки-люли,

Мы с тобой в силе,

Дружно работаем,

Служим России!

24 марта 2001 года,

утром на даче

НА СЕВЕРНЫХ ШИРОТАХ

Помянем старинные эти селенья,

Привычку поморов у весел сидеть.

Посты староверов, бессонницы, бденья,

И свойство на море без дела глядеть.

Висят невода, ячеи на просушке,

И невод изорван и надо чинить,

Красиво лежит голова на подушке,

Я холост пока и могу полюбить!

Иди ко мне, окающая мадонна,

Сыграем в картишки? Козыри — крести.

Мне бабы сказали, что ты свободна,

Я тоже не занят, поокаем вместе!

А кофта твоя из старинной набойки,

Вязанья, я вижу, твои неплохи.

Ты — Валя. Я — Виктор. Фамилия Боков,

Отец мой крестьянин и мать от сохи.

А море мурлычет, а волны булгачат,

А травы, как люди, от ветра бегут.

А чайка зачем-то незнаемо плачет,

А ястребы северных кур стерегут.

А Валечка вся, как валун, разогретый,

Ей ветер о море поет на углу.

— Гостек дорогой! Я готовлю котлеты,

Из рыбы. Ты будешь? — Я рыбу люблю!

27 марта 2001 года,

утром на даче

1.

Солнце покуда не тронуло вод —

Воздух лишь, к солнцу смещенный.

Я начинаю Голицынский свод,

Только тебе посвященный…

Только улыбке родной и любви,

Той, что внезапно настигла.

Эти призывные взоры твои

Колют, как острые иглы.

Иглы у елок пушатся опять —

Это весна подступила.

Речку времен поворачивай вспять:

Есть в тебе вечная сила!

2.

Веял ветер над скудным жнивьем,

Навевал по проселкам угрюмым:

"Мы стареем быстрей, чем живем", —

Что-то есть в этом выдохе мудром.

Средь бессониц и сонмища дел,

Под ветвями, что мрачно нависли,

Ворон искоса как-то глядел,

Одобряя осенние мысли.

Дальше — сумерки, тишина

И снега по всему Подмосковью,

Но опять возвернулась весна

Не с желаньем любви, а — с любовью.

Я за это всю мудрость отдам.

Старый ворон снимается с криком.

Верю смеху, припухлым губам

И глазам твоим полуприкрытым.

3.

Стою один на стареньком вокзале,

Уже светло, но не погашен свет.

Я различаю призрачные дали

С вершины пережитых бурных лет.

Они ветрами русскими продуты.

Я даже и не знал, что так люблю…

Быть может, это — лучшие минуты,

А я их по привычке тороплю.

4.

На Пушкинской площади средь суеты

Я понял внезапно и косно:

Никто не приносит поэту цветы

Не в дни юбилея, а просто —

В порыве влюбленности или в тоске.

Луна отражается в луже.

Твердят, что бездушные люди в Москве…

Бездушные? Думаю, хуже!

Никто не цитирует пушкинских строк,

Другое растет поколенье,

Но я от тебя возлагаю цветок

За чудное наше мгновенье.

5.

Я пребываю в какой-то прострации,

Не различаю поселков и сел.

Что хорошо? — по дороге от станции

На подворотне названье прочел.

Я понимаю, что век сей практический

Вечно юлит и поэтому злит.