Это, может быть, сама пронзительная книга, которую я прочитал в последнее время. Не поэма, не проза, она прочитывается залпом и возбуждает в уме рой идей, сопоставлений. Охватить ее всю разом невозможно, настолько она насыщена опытом автора, его знаниями, его провидчеством.

Мой высокий тон — не от комплиментарности автору, а от осознания непознанного и нераскрытого в таинственных богатствах русской литературы и того, как редко и трудно мы подбираемся к ним. Поэтому всякая попытка — пусть и с гипотетическими предположениями — заслуживает и огромного внимания, и доброжелательного тона.

Я коснусь лишь нескольких вопросов, заключенных в книге и опровергающих расхожие установки, которыми нас пичкали со школьных лет.

I

Прежде всего о "Слове о полку Игореве", анализируя которое, автор приходит к выводу, существенному для всей истории России, и заставляет иначе взглянуть на изначальный ее древний период.

Если мы стремимся к прочному объединению народов России, крепим их узы, то мы, научно переосмысливая "Слово…", должны прямо сказать вслед за автором: "Слово…" — фундамент нашего государственного мышления и являет собой на деле "800-летний гимн Евразийству", а не продолжать трактовать его, как "антиполовецкое возвание", как это делают многие из его исследователей.

Ибо Евразийство, как мы его понимаем, — это возможность каждому народу, живущему на просторах России, твердо укорениться в почву России, стать ее патриотом, внося все свои культурно-национальные ценности и трудовую обученность в общерусскую сокровищницу. Это относится ко всем: к башкиру и ингушу, еврею и якуту… Ко всем. Братское сосуществование народов в России может быть только на такой основе. Но эта основа — как бельмо на глазу (веками и особенно сейчас, когда Россия слаба) у наших недругов.

Конечно, книга вызовет споры. Да автор и сам идет на них своим виденьем исторического процесса.

Ведь это действительно революционный подход, когда многими доводами Н.Переяслов утверждает, что "почти все хотят выдать свадьбу за битву". А битвы как сердцевины "Слова…" не было! Были заурядные степные схватки, нападение на свадебный кортеж, когда князь Игорь, женя своего сына Владимира на дочери Кончака, отправил его к невесте. Но силы, враждебные Кончаку, захватили Владимира, едва лишь он отпустил конвой, и последовало трехлетнее пленение юного князя, который, находясь в плену, написал "Слово…". Гипотеза поразительная, но отбросить ее на корню — это бездумно и нерасчетливо в научном мышлении. И кто знает, может быть, поиски ученых увенчаются открытием иных, более веских доказательств гипотезы автора. Учтем и то, что пленник содержался с соблюдением всех княжеских привилегий — мог не только тешить себя охотой, но и творить, выявляя свой недюжинный талант и сильные вызревающие качества политика.

Уж представляю, как будут иронизировать оппоненты Н.Переяслова, когда познакомятся с гипотезой, что Ярославна, 16-летняя жена Игоря, полюбила его сына Владимира. И князь Игорь, смущаемый подозрениями и предчувствиями, стремился совершить свадьбу сына как можно скорее. Н.Переяслов обставляет свою гипотезу серьезными доводами (а гипотеза в том, что известный ее «плач» обращен именно к полюбившемуся пасынку, недоступному ей). Повторяю — это гипотеза. Но только благодаря гипотезам мы можем прорваться к истине, они — тот шаткий мостик через бурную реку, по которому рискнет идти только отважный.

Да, это гипотеза! Но история — это только набеги и удары мечей, и неведомый нам закамуфлированный чувственный трепет, способный биться в каждом человеческом сердце.

Как не согласиться с Н.Переясловым, когда он пишет, что "для понимания сокровенной сути поэмы мы должны научиться всматриваться не только в верхнее содержание "Слова…", но и во всю его многоэтажность". А многоэтажность его велика. И постигать ее для читателя — труд ума и душевной радости, потому что высвечивается великая мысль: не только воинской бранью сильна Русь и Россия, но и своими миропроявлениями, что и окутывает ее духовной аурой.

Иными словами, позволяя себе метафоричность, я скажу, что Н.Переяслов, как чудотворец, превращает кровь в свадебное вино и плач Ярославны в свадебную песню! Многим впору схватиться за голову! Он пишет: "Из свадебных песен родился плач Ярославны" и предлагает доводы в свою защиту. "Полечу, — рече, — зегзицею по Дунаеви", — это, мол, только зеркальное отражение обрядовых песен:

Попрошу я, молодешенька,

я у ласточки перьица,

у касатки крыльца.

Полечу я молодешенька…

Не один год жизни отдал Н.Переяслов размышлениям о "Слове…", и потому так доверительно звучат его слова: "Но что я могу поделать, если каждую ночь ко мне является измученный 800-летним непониманием князь Игорь и, тяжело опускаясь на расшатанный стул, просит избавить его от славы неудачливого князя-авантюриста…"

Здесь интимно-образная перекличка автора и князя свидетельствуют хотя бы о том, что гипотезы и доказательства выстраданы Н.Переясловым, а благородная способность выстрадать дана не всякому.

II

Затрону одно важное утверждение Н.Переяслова, тоже идущее вразрез с большинством.

Либеральные круги сотворили из Владимира Высоцкого своего кумира. Он — "совесть нации". Впрочем, по разряду "совесть нации" у нас нынче стали проходить многие — и С.Ковалев, и М.Жванецкий, и Г.Хазанов, и даже, кажется, Виктор Ерофеев. То есть можно подумать, что мы по удельному весу самая совестливая нация в мире. Легко нынче присуждаются нравственные ярлыки — будь у тебя прозападный настрой ума да толстый кошелек.

А имеет ли право В.Высоцкий претендовать на это звание? Даже по измельчавшему нынешнему тарифу?

Помню, давно, придя домой и услышав, что мой сын-подросток слушает пленки В.Высоцкого, я выключил магнитофон. Почему? Потому что при всех своих антигосударственных наскоках, неподчиненности общенавязываемому, раскованности сердечного артистизма, он, В.Высоцкий, мне чужд как богохульник, как, пожалуй, ПЕРВЫЙ песенник России, с таким остервенением набросившийся на православие. Я далек от мысли, что это было спровоцировано кем-то (хотя за его спиной всегда толклась разнузданная ватажка). Но он глубоко бесчувственно относился к православию и глумился порой над ним. Определенным кругам это казалось смелостью и вызовом системе. А в сущности В.Высоцкий своим ерническим антиправославием навредил многим чистым открытым душам молодых людей, забросив исподволь в них семена зла.

Н.Переяслов впервые так сконцентрированно сказал о глубокой глухоте барда к тому, что — хотим мы или не хотим — составляет нравственную основу России — к ее православию: