— Как бы мне хотелось этого. Я хочу быть с тобой.
Я коротко покачал головой, и красноречиво сверкнул глазами.
— Если я стану человеком, то лишусь силы. А желания и мечты мои приземлятся, и не смогут более воспарить. Но мне нравится летать.
— А я не могу летать с тобой? — голос ее дрогнул робким туманным желанием.
— Увы, Тайла, увы! — произнес я обреченно. — Я бы рад, но ты тоже простой человек. Летать, правда, может каждый, но вот научится — это сложно. И в первую очередь — ввиду отсутствия вашего же желания. А я навязываться не люблю — я люблю летать.
Она горько вздохнула, и прижалась ко мне.
— Как же я буду жить без тебя?
— Очень счастливо.
— Нет, мне будет очень плохо.
— Лишь первое время.
— Но я всю жизнь буду помнить о тебе.
— Это приятно.
— Ты мой Бог!
— Пусть так. Но это лишь твоя истина.
— А иные меня не интересуют.
— Вот и отлично.
— Мы встретимся еще?
— Пути мои неисповедимы.
Она подняла глаза, проницательно посмотрела на меня и едва не взмолилась.
— Так может, на прощание хоть скажешь — кто ты?
Я усмехнулся.
— Ты же знаешь ответ.
— Откуда мне знать? — Тайла сильно сжала мою ладонь.
— Ты же знаешь, что я скажу.
— Да. Ты снова скажешь: «Это неважно», — с глубокой горечью отметила она.
— Да. Так я и скажу, — несколько разочарованно уронил я.
— Но… это не раскрывает твою суть.
— Напротив, — я откинул упавшую прядь ее чарующих волос. — Это как раз таки ее и раскрывает.
Я улыбнулся, и снова ее поцеловал. И мягко отстранил. Ее большие округлившиеся жемчужины глаз предательски блестели. Длинные пушистые ресницы робко дрожали. Равно как и ее простые хрупкие желания. Но я уже чувствовал — они крепнут. Вскоре она уже сильно изменится. Невзгоды и трудности перестанут довлеть над ней — она с легкостью станет преодолевать их. И нет в том моей заслуги. Только ее. Мое здесь лишь одно — желание, что так и будет.
А потому так будет.
— Прощай, милая Тайла. И спасибо тебе за все. Я тоже никогда тебя не забуду. Прощай. Прощай. Ты встретишь еще достойного мужчину. И приглядывайся к нему внимательнее — может, то буду я, изменивший свой лик? Ступай, тебя уже ждут. Кони бьют копытами — их манит дорога. Твой путь будет долог. Не скрою — он будет труден, местами даже очень. Но ты не бойся. Испытания всегда соизмеримы с твоими силами. Да, знаю, не всегда это верно, но верно то, что тебе дано укреплять свои силы. Но все это неважно. Важна лишь только цель. А она светла. Прощай. Прощай, любимая. И не оборачивайся мне вслед. Иди. Я тоже люблю тебя. Даже, больше чем, но то уже неважно. Ведь более мы не встретимся. По крайней мере, в пределах твоей жизни. Хотя, как знать, ведь жизнь бесконечна…
И вдруг в глубинах сознания я услышал чей-то голос. Похоже на мой. Но далеко — слышно плохо. Он пах печалью и искренностью. Он отражался в ее блестящих карих глазах благодатным эхом. Далекий тающий голос. Я прислушался внимательнее. Далековато… но я все ж разобрал:
…Любовь, подобно каравелле,
Подняв печали паруса,
В которых ветры песнь запели,
Уходит вдаль, где небеса,
И чистые морские воды,
С надеждой ждут её прихода.
Её тепло уже не будет
Любовью сердце согревать,
Со временем меня забудет,
И вряд ли станет вспоминать,
Но память добрая о ней,
Останется всего светлей.
И, развернув к поджидающему экипажу, я мягко подтолкнул ее в спину. Она послушно зашагала, но ее переполняло сильное искушение обернуться. Я чувствовал ее слабость — уж очень она была сильна. И вскоре возобладала. А разве могло быть по-иному? Ведь истинная сила человека в его слабостях. Ведь слабости рождены желаниями. Она порывисто развернулась, и… ахнула. Ибо не увидела никого. А по всей округе раскинулись безбрежные живописные просторы, пропитанные пряным духом разнотравья. И одинокая лента дороги, как символ жизненного пути.
Но меня на ней уже не было…
5 Мастер кузнец
«Ты прост, а потому и величайший ум
не разгадает сложности твоей…»
Хранитель желаний
Я шел по пыльной проселочной дороге. Изношенный прохудившийся плащ спадал с плеч, прикрывая серый кафтан, ветхую рубаху, такие же штаны и высокие мягкие сапоги. А более при мне ничего не имелось. Не обременяю себя излишней тяжестью.
По обе стороны тянулись фермерские поля и нивы, живописно раскинувшиеся под солнцем. Наливающиеся колосья шуршали под дуновением легкого ветерка. И пахли они трудолюбивыми руками, что по весне предали зерна благодатной земле. Надо мной пронеслись жаворонки, и в их пении слышался любовный призыв. На смешных пугалах важно восседали вороны, словно сами оберегали их от людей. Высоко в небе бело-серыми точками кружили аисты. Казалось, они высматривали, куда бы подбросить ребенка, спеша осчастливить людей. Вдали бугрились холмы, издали напоминающие обомшелые валуны. Тут и там выглядывали яркие лики подсолнухов. Дети солнца тянулись к тому, кто давал жизнь и свет. Они тянутся к тому, кто дает больше, чем получает. Равно как и все вокруг тянутся к такому.
Но не ведают они, что любой источник иссякаем, и лишь время исчисляет его меру. Благо, время солнца безгранично… В рамках ваших жизней. Но не моей. Вот потому-то и задумываюсь я о вечном.
Я неспешно шагал, наслаждаясь каждым вдохом, каждым взглядом, каждым мгновением моей жизни, каждой мыслью, что рождались при виде сказочных картин. Мне было хорошо. И хоть не человек я, но в такие минуты мне тоже хорошо. Ведь подобен я человеку. В такие мгновения я ничего не желаю, так как есть у меня все…
Мир — есть желание.
Мир есть замысел.
Я наслаждался миром…
Позади раздалось бряцанье и тяжелый перестук. Я обернулся. Меня догоняла скрипучая повозка. Возница — грузный широкоплечий мужик средних лет, держал вожжи и погонял саврасого коня. Его лицо, заросшее темно-русой бородой, выражало простое удивление и интерес. Льняную рубаху он закатал по локти, и на коже виднелись старые и свежие ожоги. От него пахло железом и углями. А также трудолюбивым упорством. Тем самым, с которым проточная вода грызет неподатливый камень. Я замедлил шаг, временами оборачиваясь, и приглядываясь к незнакомцу. Скрип приближался. Вскоре мы поравнялись, и он басовито окрикнул меня с высоты телеги:
— Далеко ли путь держишь, мил странник?
— Далеко, — отозвался я, ладонью загораживая солнце.
— Ежели до городу, то могу подвезти, — прозвучало с искренней улыбкой и готовностью.
— Не велик барин — так дойду, — отмахнулся я.
Он очень удивился. На миг задумался. И сказал:
— Видать, воистину барин, раз с простолюдином тебе ехать зазорно.
Я улыбнулся. Посмотрел в его чистые глаза и одним прыжком перемахнул через борт.
— Каков прыгуч? — подивился он.
— Да, я таков!
Мужик снова щелкнул вожжами, и телега со скрипом тронулась с места. Я устроился подле него на тесаной плахе. И ждал.
— Знать не барин, — окинул он меня потеплевшим взглядом. — Раз подсел-то.
— Не барин, — успокоил я его. — Но я бы и так сам дошел.
— Так чего ж запрыгнул?
— Да вот ты мне стал интересен. Ты, и ход твоих мыслей. Иначе б никогда не запрыгнул. То есть — как ты воздействовал на меня мыслью, чтобы я свое решение изменил.
— Во как! — оживленно воскликнул возница. — Ты слыхал, Гриворыл? Его мысли наши заинтересовали.
Лошадка лишь тряхнула гривой, услыхав свое имя.
— Как хоть звать-то тебя? — прищурился мужик, всматриваясь в меня — его слепило яркое солнце.