Только одно дело безвозвратно принадлежит прошлому. Может, слова Тиэсы о том, что в поиске есть смысл, были верны. Но искать замену королеве упрямый страж более не станет. Хватит! Внешнее сходство причиняет лишь боль, а внутренне подобие – невозможно. Приходится признать, эльфы утратили свое Сердце. Поведение «короля» – лучшее тому подтверждение.
Орильр сердито встряхнулся, сгоняя с волос сырость заклятого тумана. Когда демоны сгорят, душа Тиэсы обретет свободу. Вот только найти пристанище королевы в огромном мире невозможно. Значит, ромашки для нее станет собирать кто-то другой. И венок окажется надет не на его седую голову… А он больше не готов дарить цветы, никому. Будет уважать, ценить, оберегать – но не прирастет душой. Ничего, это не страшно. Главное – вернуть Единственную в мир.
Он, хран древней королевы, промаялся в каменном мешке пять жалких веков и ослаб душою до глубокого отчаяния. Он почти согласился признать поражение. Каково же королеве, бессменно стерегущей древнее зло бессчетное число веков?
Седой выбрался из тени Стены. Снаружи она казалась бархатно-черной и поглощала все лучи света.
Орильр взбежал на холм, метнулся вверх по стволу сосны, вызвав восторженный переполох у белок. Они отродясь не видели таких проворных двуногих! Если разобраться, вообще знают всего одного, старого и неуклюжего.
Губы сами шепнули слова поиска и прозрения. Зеленые глаза следопыта уверенно нашли знакомый силуэт башни ордена. Брови с сомнением дрогнули: запустение заметно даже отсюда.
Вниз он ссыпался в несколько быстрых движений и побежал, не жалея с трудом накопленных сил. Либо уже поздно, либо ларец более не хранит зла, наконец-то сгоревшего безвозвратно.
Орильр замер у кромки опушки, перед древней кладкой внешней стены. Неодобрительно рассмотрел трещины, заросшие многослойным мхом, так и не узнавшие ремонта. Щербатые дыры на месте вывалившихся камней велики и никому из живущих здесь не интересны. Если здесь живут… Крепость казалась не просто брошенной, но перешедшей к глубокому запустению давно, две-три человечьих жизни назад. И все же слабый запах жилья еще витал в развалинах. Седой выслушал лес, перебрался через Стену и осмотрел пустой двор. Решительно двинулся к узкой боковой башне. Замер чуть поодаль от входа, поднял руки, покрутился на месте.
– Один я, нечего прятаться.
– Старику и один такой бугай опасен, – капризно сообщил Хорий, с трудом выбираясь на порог. – Чудно слова выводишь, старомодно. Белочек моих перепугал. Говорят, ты шибко здоров по веткам прыгать.
– Бдительная у тебя охрана, – похвалил эльф.
– Какая есть, – невесело усмехнулся Хорий. – С чем пожаловал?
– На ларец глянуть. Тут такое дело…
– Может, я очень старый и плохонький маг, но эльфа от человека кой-как отличу, – возмутился старик. Сокрушенно покачал головой. – Дело! Нет более дел. Все их без нас с тобой переделали, пока я лежал в горячке по весне, уже три года с тех пор отцвело.
– Открыли. – Тихо уточнил Орильр.
– Открыли, – обреченно согласился маг. – Пошли покажу. Только наверх я долго забираться стану. Поможешь, кость обглоданная? И где так голодом морят, хотел бы я понять. Того и гляди, ветром тебя сдует.
– Я за веточку удержусь, не переживай.
– Во-во, цепляйся. А я уж добавлю веса, для надежности.
Эльф кивнул и подставил плечо. По щербатым ступеням и правда пришлось двигаться медленно, с частыми и длительными остановками. Старик использовал их, чтобы отдышаться и стонущим шепотом рассказать о страшном.
Когда он простудился и слег, некому стало петь над ларцом. Ведимы пришли очень быстро, он не ожидал от них такой прыти. Двое. Это тоже странно – раз сильны, почему малочисленны?
Первым беду заметил ворон. Он умудрился так ловко и больно расклевать старому магу руку, что вывел его из бредового забытья. Но делать что-либо оказалось поздно.
Ведимы были наверху и возились с крышкой, ломая запоры, срезая магические печати, отражая и разрушая заклятия. Потом ларец выпустил своих пленников.
– Они сплясали Огонь? – сухо уточнил эльф. – Ведимы, это важнее всего.
– Ага, с медведем втроем, – огрызнулся старик. – Бурый сразу пришел, как позван был, да еще с семьей. Добрая душа, медом со мной делился. Вместо меня там и погиб, всем лесом его хоронили. А старшенький сынок мишки заломал-таки второго злодея. Но крышку они поднять успели.
– Значит, время еще есть, – задумчиво кивнул эльф. – Слабыми демоны пришли, во взрослое тело не войдут. От рождения расти станут, силу получат лет через пятнадцать-двадцать. Спасибо тебе, дедушка.
Хорий кивнул. Приятно, что дело жизни оценено. И что пришлый знает, как действовать дальше. Старый маг уселся на пороге верхней комнатки башни и стал с интересом наблюдать, как эльф поет почти без звука, прощупывает края ларца сухими длинными пальцами, щурится, кивает. Еще маг с удивлением обнаружил свежие ожоги на щеке, руке и шее пришельца, признал его худобу чрезмерной, а цвет лица – удручающе бледным и нездоровым. Задумчиво пожал плечами. Интересно, каков этот эльф в своем настоящем облике, если и теперь его движения смазаны и сложны для восприятия?
Зеленоглазый прищурился и осел на пол. Чуть помолчал, глянул задумчиво в узенькое высокое оконце.
– Один только демон и вырвался, – наконец пояснил он. – Двое легли пеплом, выгорели дотла. И этот плох, не будет бесплотным. А во плоти я его уж как-нибудь… – хищно прищурился зеленоглазый. – Значит, вы, люди, оказались покрепче вечных. Почти управились. Не обидишься, если я останусь пожить у тебя? Отдохнуть мне надо, в силу войти. У нас за Стеной не всё ладно. Уж вернее сказать, неладно всё.
– Отдыхай, – милостиво согласился старик. – И делом займись на досуге. Книги надо попрятать от дурачков, подвалы засыпать. Будет тебе работа – на весь год, да не на один, наверное. Вы своим хотением создали орден, а теперь тебе одному его косточки упокоивать. Мне осталось недолго доживать, тоже зароешь по-людски. Ведь последнюю осень вижу. Не хмурься, твердо знаю. Все же я – маг. Потом к гномам пойдешь. Неладно у них. Как бы не нашелся демон там. Любят эти твари лабиринты, если верить легендам.
– Не прост ты, дедушка, – рассмеялся эльф.
– Тебе и это в радость, – согласился Хорий и лукаво прищурился. – Куропатку на ужин желаю. В грибном соусе. Мне, магу, все волшебные существа подчиняться обязаны, так в сказочках детских говорится. Ты как, не против?
– Раз обязаны, – обреченно развел руками эльф. – Ужин на закате?
– Именно. Иди, исполняй, – умиротворенно вздохнул Хорий. – Я тут пятерых обслуживал по молодости. И не надеялся на старости лет пожить беззаботно. Ох, повезло… Э-эй, камин затопи в нижнем зале, да пожарче, старые кости ноют, это к холодам. Я уж свечи по случаю праздника разыщу. И настойку брусничную – тоже извлеку. А завтра покажу тебе кузню. Одежонки насобираю, мазей от ожогов.
– Волшебный ты старик, – обрадовался эльф.
– Магический, – важно поправил Хорий.
Год спустя он ушел в последний путь людей.
Тихо, очень мирно и с ощущением верно и полно прожитой жизни. Орильр проводил старика и долго сидел на полянке, очередной раз чувствуя себя чудовищно, окончательно одиноким. Такое ощущение доступно лишь вечному. И посильно – не каждому. Оно создает соблазн признать тяготы жизни ужасающими, а бремя памяти – безмерным. Пожалеть себя, отказаться от долга вечного. Закрыть глаза и уйти в сон забвения, чтобы снова узнать наивную юность, чистую и – Орильр усмехнулся – глупую. Смерть не уничтожает опыта души эльфа, а вот сон забвения – да.
Каждый отвечает за то, что ему доверено. Людям – заселение мира, гномам – покорение гор и трудолюбие, точащее камень, эльфам – сохранение мудрости и памяти, развитие природной магии и еще неустанное и доброе внимание к живому миру. Королева называла следование предназначению изначальной магией рас.