Никто не хотел признавать, что вскоре отец Николаса получит титул. У его семьи не было связей в обществе и средств на их развитие. Они оставались бедными и на неплодородных вересковых полях Йоркшира и ждали, как воронье, смерти мальчика.

Семья, изолированная от общества, сильно волновалась, когда возможность изменить что-то представилась сама собой. Поездка в Озерный край. Шанс для Ника установить отношения с состоятельными семьями.

От этих воспоминаний Ланкастер почувствовал приступ тошноты. Боже, какими деревенскими глупцами они были, как рыба в бочке, не понимающая грядущей опасности.

Но теперь это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Синтия мертва, и в этом Николас виноват не меньше Ричмонда. Даже мир призраков признает это. Итак, Ричмонд умрет. Это было единственное решение, которое виконт мог принять для себя и которое послужит двум целям. Во-первых, Синтия благополучно перенесется на небеса… или куда там отправляются отомщенные призраки. Во-вторых, Ричмонд никому больше не причинит зла. Кроме того, мысль о том, чтобы пустить пулю в лоб этому человеку, удовлетворяла темные желания самого Ника, таившиеся в глубине его души.

От одной этой мысли он испытал удовольствие. За убийство он может быть проклят, но он отправится к черту с более чистой, чем сейчас, совестью. Он слишком долго пренебрегал этой ответственностью. И Синтия, похоже, так думала, иначе не стала бы навещать его дом.

Где-то рядом скрипнула половица, и Ланкастер поднял голову. Неужели сегодня ночью он сможет увидеть ее, пока его не сморил сон? Но у подножия кровати никакого привидения не было. Просто где-то здесь бродил дух старого дома, а может, это новые служанки готовились ко сну.

На него навалилась усталость. Виконт положил голову на подушку и закрыл глаза.

Синтия проскользнула на узкую старую лестницу для прислуги. Ее толстые чулки были слишком скользкими, но в них она передвигалась бесшумно, и они были теплыми. Шершавые деревянные стены постоянно цеплялись за ее сорочку, когда она задевала их, словно напоминали, что пространство очень узкое.

Похоже, Николас многое забыл, когда уехал. Он даже в юности был слишком крупным, чтобы пролезть в этот проход, а Синтия обожала прятаться там, а потом появляться, следя, чтобы этого не заметила миссис Кантри, которой бы точно не понравилось, что соседский ребенок использует ее дом в качестве личного лабиринта.

Но сколько бы времени ни провел Николас в таинственных коридорах, он должен был помнить, что в эту спальню существует секретный ход. А он не помнил. Уехав в Лондон, он совершенно позабыл свою прежнюю жизнь. Не было никакой опасности, что он обнаружит ее.

Зная, что уже близка нижняя ступенька, Синтия осторожно провела рукой вдоль стены, пока не нащупала угол. Здесь она могла повернуть налево или направо. Налево, чтобы пройти в другие спальни и к лестнице, ведущей на первый этаж. Направо – в спальню виконта. Она повернула направо, стараясь не касаться стены, прямо за которой стояла его кровать.

Приближаясь к двери, она почувствовала слабость в ногах, но не стала поддаваться волнению и пошла вперед. До сих пор она была неуловима, но все равно никак не повлияла на Николаса. Он верил, что перед ним появляется привидение. Именно так он сказал миссис Пелл. Он не выглядел напуганным и не собирался пока уезжать. Странный человек. Возможно, он один из тех мистиков, которые испытывают восторг от общения с мертвыми. Она бы не удивилась, если бы увидела его в тюрбане и что-то монотонно повторяющим над пламенем свечей в надежде поговорить с ее духом.

Надо предпринять более решительные действия. Она же не может карабкаться по скалам, зная, что он в любой момент может сам захотеть насладиться морским пейзажем.

Девушка сжала в левой руке трость и, затаив дыхание, прислушалась. Он не храпел, черт бы его побрал, и ей потребовалось приложить максимум усилий, чтобы уловить слабый ритм его дыхания. Оно было медленным и ровным, а темнота указывала, что лампа погашена. Синтия отодвинула панель.

Она почувствовала тепло комнаты, уловила слабый запах мыла и с тоской подумала о ванне, о чистой горячей воде, куда она могла погрузить свое тело. Но ей приходилось умываться ледяной водой, дрожа всем телом только от одной мысли об этом.

Его кровать стояла справа от двери, и Синтия не могла видеть его до тех пор, пока не оказывалась в комнате. Она просунула голову в щель и, быстро осмотревшись, убедилась, что он спит.

После полной темноты даже слабый лунный свет казался ярким, и Синтия сразу увидела Николаса. Он, как всегда, лежал на спине, натянув одеяло до подбородка, одна рука накрыта одеялом. Он, похоже, всегда хмурился во сне, и это разжигало любопытство девушки. Почему его сон был таким беспокойным? У него никогда не было особых забот в юности. Возможно, ее появление в роли привидения работало лучше, чем она ожидала.

Кроме хмурых бровей, у Синтии ничего не получалось рассмотреть, хотя уже несколько ночей она очень старалась. Ее охватило желание зажечь лампу, но это было бы опрометчиво. И все же она посмотрела в сторону лампы, потом повернулась и на цыпочках направилась к дальней стене.

Она взяла уголек и поднесла его к выцветшим обоям. Резкий скрипучий звук эхом разнесся по комнате, и у Синтии едва не вырвался испуганный возглас. Она метнулась к кровати, готовая сбежать.

Николас не двигался, не было видно блеска открытых глаз. Если его дыхание и изменилось, то Синтия не слышала этого из-за гулких ударов своего сердца.

Всего лишь скрип. Он не мог быть таким громким, как ей показалось. Она постаралась успокоиться и вернулась к своей работе. Новый скрип показался ей громче прежнего, но она продолжила. Когда она закончила писать последнюю букву, ее колотило от страха.

«Уезжай отсюда». Просто, но должно подействовать. Она думала, что оставленная ею морская водоросль заставит его сделать это, но, видимо, ему требовался дополнительный толчок.

Синтия заскользила к открытой двери, как вдруг поняла, что в комнате стало… тихо. Не было слышно ритмичного дыхания. Синтия замерла. Ей следовало бежать, но она отчего-то замерла на месте.

«Не смотри. Не двигайся и он не проснется».

– Это ты, – раздался хриплый шепот, и у нее оборвалось сердце.

Как будто она прыгнула со скалы.

– Это ты, – повторил он. – Почему ты здесь?

О Боже. Она попалась, она раскрыта. Он отошлет ее назад к семье, и потом она отправится к этому человеку…

«Ты привидение», – подсказал ей внутренний голое.

Синтия заморгала, пытаясь подавить панику. Привидение. Конечно. Он все еще думает, что она дух.

Синтия медленно повернулась, на лице уже не было ужаса, оно было мрачным. Она просто смотрела на него, ничего не говоря.

Любой на его месте должен был испугаться, ужаснуться, но Ланкастер лишь наклонил голову, словно был чем-то озадачен.

– Мне очень жаль, – тихо произнес Ник.

Ей надо было принести с собой цепь. Она бы выскользнула из комнаты, оставив после себя дребезжащий звук. И это было бы как раз то, что нужно. Но цепи у нее не было, поэтому она повернулась к нацарапанным на стене словам и, молча указав на них, попыталась продвинуться к двери… И вдруг поскользнулась.

И, хотя она удержалась на ногах, легкая запинка, похоже, вывела Николаса из оцепенения. Он приподнялся, и девушка заскользила еще быстрее. Похоже, по ее движению он уловил, куда она направляется. Он посмотрел на открытую дверь, потом опять на нее. Она уловила момент, когда он уже почти встал, поняла, что он окончательно проснулся, и рванулась вперед.

Дверь ударила ей по пяткам и, отскочив, опять открылась…

Синтия ощутила триумф, когда бежала к лестнице. Он не знал этих ходов и не видел в темноте. Ее исчезновение оказалось даже более эффектным после резкого звука за спиной, за которым последовала громкая брань Николаса. Она представила, как он потирает ушибленный локоть, и пошла к темному лабиринту.

Она собралась сделать следующий шаг, мысленно собирая вещи, припрятанные на чердаке, и раздумывая, куда можно пойти… Вдруг нога поскользнулась, и от неожиданности она взвизгнула. Не удержав равновесия, Синтия грохнулась на ступеньки и оказалась внизу.