Как потерявшийся ребенок, Синтия переходила от лакея к лакею в поисках Ника. В конце концов, ноги привели ее к боковой двери в парк. Ей оставалось только стоять, обхватив себя руками от холода, и ждать, когда он появится. Но его не было.

Отчаявшись, Синтия поднялась наверх, чтобы переодеться в халат и подождать Ника в его спальне.

Прошла целая вечность, пока наконец открылась дверь в его комнату. Синтия вскочила с кровати и увидела измученного Ника.

– Ты должна быть в кровати, – пробормотал он низким хриплым голосом. – В своей кровати.

– Нет. – Синтия наполнила бокал красным вином и отдала в его холодные руки. – Вот, возьми.

– Спасибо.

Он выпил вино, и она наполнила бокал снова, потом налила вина себе. Синтия боялась пить в его отсутствие, зная, что она позволит себе лишнее и уснет. А когда проснется, обнаружит, что он не вернулся, как это было десять лет назад.

Ник резко сел на кровать и уставился на огонь, продолжая пить вино.

– Ты не передумал встречаться с ним?

Синтия уже знала ответ, поэтому даже не вздрогнула, когда Ник покачал головой.

– Ладно, – согласилась Синтия, как будто ей и не страшно вовсе.

В комнате стало тихо.

– Задавай свой вопрос, – нарушил тишину Ник, допивая вино.

– Еще? – спросила она, хотя это был не тот вопрос.

Ник кивнул, и она передала ему свой бокал, а его бокал наполнила для себя. После нескольких глотков Синтия почувствовал себя смелее и села на кровати рядом с Ником.

Ник повернулся к ней спиной и смотрел на огонь. Синтия ждала, что он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Несмотря на страх, сковавший ее изнутри, Синтия тяжело сглотнула и задала свой вопрос:

– Что случилось?

– Я не хочу, чтобы ты знала.

– Правда не может быть хуже моих предположений.

– Боюсь, что может.

– Ник…

Синтии хотелось дотронуться до него. Хотелось удержать его в объятиях. Но теперь она начинала понимать причину, почему он убирал ее руки.

– Что он сделал с тобой?

– Как ты думаешь, что он сделал со мной? – порывисто спросил Ник и обхватил голову руками.

– Прости, – прошептала Синтия. – Прости. Мне не следовало вовлекать тебя во все это. Мне не следовало приходить в твой дом.

– Господи, Син, не извиняйся. Никогда не извиняйся. Это моя ошибка. Я знал, кто он такой, знал, на что он способен.

Синтия увидела, как дрожит его подбородок.

– На что он способен, Ник?

Ник уронил руки на колени, поднял голову и уставился на огонь.

– Он забрал у меня все, Син. Все.

– Ты помнишь, каким я был послушным?

Синтия тихо стояла позади, и Ланкастер был ей благодарен за это.

– Я мысленно стараюсь вернуться назад и определить тот момент во времени, когда я мог бы что-то изменить. Моя семья познакомилась с ним случайно, когда мы поехали в Йоркшир. Ты помнишь?

– Помню, – прошептала Синтия. – Я так завидовала тебе тогда.

Ник привез домой маленькую черепаховую шкатулку для нее, однако теперь, когда он думал об этом, все казалось ему абсолютно пустой фантазией. Но Йоркшир произвел на него огромное впечатление. Он был таким экзотическим, возможно потому, что Нику позволили посетить игру и два ужина. Ричмонд тоже был на игре.

– Он представился моему отцу, и они достаточно быстро стали верными друзьями. «Твоему сыну необходимо приобрести немного лоска, прежде чем ты решишь переезжать в Лондон», – сказал он ему. Мать обрадовалась. Мы все были рады. Для меня это был хороший шанс попутешествовать и завести влиятельных друзей, укрепить наши отношения с таким человеком, как Ричмонд.

– Я помню, – снова прошептала девушка.

– Он мне понравился. Он был великодушным, остроумным и заставил меня почувствовать себя важной персоной. Обращался со мной как с будущим пэром Англии. В первый день мы были в дороге несколько часов. Остановились на постоялом дворе. Весь вечер он наливал мне эль. Потом заметил, что я начинаю запинаться всякий раз, когда к нам приближается молодая девица из таверны. Он отправил меня наверх в нашу комнату и ее послал туда же.

От воспоминаний у Ланкастера загорелось лицо. Он был тогда напуган, чувствовал, как болезненно восстала его плоть, а девушка была приятной и дружелюбной.

– Мне кажется, это была проверка. Потому что вскоре после этого Ричмонд тоже пришел наверх. И я подумал: «Ну что ж, это то, чем занимаются джентльмены». Он смотрел на нас, на меня и на девушку. А потом он тоже овладел ею. Намного… грубее. И я думаю, если бы я сказал «нет», если бы я попросил его уйти или ушел сам… Это была проверка, смогу ли я подчиниться его воле. И я смог.

– Откуда ты мог знать это? – возмутилась Синтия, защищая Ника от самого себя.

– Это не имеет значения. Вот таким я был. Я был терпимым. Мне все нравились, и мне страстно хотелось угодить.

– Прекрати, – прошипела Синтия.

– Это правда, черт возьми.

Ланкастер встал и взял кочергу, чтобы поворошить угли в камине. Затем поставил кочергу на место, но она громыхнула так, словно он ее бросил.

– Что он сделал с тобой?

– Он привез меня в свой дом. Никакого путешествия не было. Он сказал, что у него есть кое-какие дела и чтобы я чувствовал себя как дома. Его, похоже, удивило, когда я оказал сопротивление. Он хотел, чтобы я боялся, а не проявлял непокорность. Он хотел, чтобы я умолял, а не кричал.

«На колени, мальчишка!»

Ланкастер передернул плечами, словно стряхивая ощущение руки, уцепившейся ему в горло и в волосы. Он открыл рот и сделал вдох, просто чтобы знать, что может дышать.

– Через три дня он, похоже, понял, что я не сломаюсь. Не важно, сколько раз… Не важно, что он сделал. Я продолжал твердить, что увижу его на виселице. Распятого и четвертованного. Сначала он сказал, что никто этому не поверит. Потом сказал, что все узнают, какой я есть на самом деле. Ганимед[1] и грязный извращенец. Никто не удивится. Наконец он заявил, что они с отцом заключили сделку.

В глазах Ника заблестели слезы, но жар от горячих углей высушил их.

– Это чудовищно!

– Твоей семье нужны деньги, сказал он мне, – продолжал Ник. – Твой отец обещал мне, что ты будешь покорным. Ты же не хочешь разочаровать отца, правда?

– Ник…

Синтия не могла говорить больше и разразилась рыданиями.

– Я не поверил. В конце концов, мне кажется, он запаниковал. Он ожидал молчаливого согласия. Думал, что я буду запуган и стану молчать. Кроме того, очевидно, появились какие-то слухи, и он не мог больше рисковать. Поэтому он повесил меня.

Ник оглянулся на Синтию, криво улыбаясь:

– Вот ответ на твой вопрос. Тебе удалось выведать его у меня.

Ему пришлось сделать вид, что он шутит, потому что скрип натянутой веревки до сих пор стоял у него в ушах.

– Значит, ты не пытался убить себя, – выдохнула Синтия, не веря собственным ушам.

– Нет. Но… Я хотел умереть, поэтому, возможно, это одно и то же.

– Не одно и то же.

Он не думал совершать самоубийство даже после всего пережитого. И знание этого сняло с ее сердца какую-то холодную тяжелую скорбь. Она не могла себе представить мир без Ника. И если бы он это сделал…

– Это не одно и то же, – настаивала Синтия, придвигаясь к нему ближе.

Ей ужасно хотелось прикоснуться к нему, но теперь она понимала, почему он вздрагивает от любого прикосновения. Вместо этого Синтия встала рядом с ним, прижала руки по бокам, желая показать, что не будет его трогать.

– Это не одно и то же, Ник. Когда я сбежала от Ричмонда, у меня был план, который я тщательно обдумала. Всю дорогу до скал я бежала без остановки на тот случай, если кто-то смотрел за мной. И даже перепрыгнула через горный уступ и приземлилась в пяти футах ниже. Все шло по плану. Но когда я оказалась на этой горе, опираясь на локти и колени, я посмотрела на камни внизу и вдруг подумала, как мне тяжело, как я устала. Я чувствовала себя так, словно много лет боролась, пытаясь освободиться от отчима. Мне просто хотелось покоя. Я видела, как капает кровь с моей разбитой губы и исчезает в море, и знала, что через несколько секунд все будет закончено.