Так вот, понимаете, нам философия-то эта важна только как индикатор, как лакмусовая бумажка, по которой мы рассматриваем разнообразие культур и разнообразие тех проявлений, одного и того же пассионарного толчка (Л. Н. Гумилев идет к карте и показывает географические регионы. — Ред.), который поднял население вот этих территорий на одной линии.

Но что здесь идет за счет природы, а что — за счет генетической памяти, что — за счет традиционной, — этого я вам сейчас не могу сказать, потому что мы решаем вопрос в общем виде, а не в частностях. Для каждой частности нужно специальное исследование. Мы пока определяем путь этих исследований.

Но я чувствую, что должен возникнуть вопрос, а может быть, все-таки это природа определила то или другое направление мысли? И может быть, это природа сделала людей интересующимися теми или другими вопросами? — То есть природа действует последовательно?

Будь сейчас жив Монтескье и будь мы в XVIII в., то все французские материалисты меня бы сейчас оплевали, потому что понятия энергии у них еще тогда не было, и сказали бы: «Так каждому же ясно: у китайцев свои интересы, у греков — свои интересы, у индусов — свои, у персов — свои».

А проверим другим пассионарным толчком — так ли это получается?

(Перерыв.)

*

В VII в. н. э. примерно по той же линии прошел другой пассионарный толчок. Рассмотрим его и посмотрим, как он повлиял на создание культур, уже в Средневековье.

Я уже рассказывал, что в VII в. здесь, в Центральной Аравии (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. — Прим. Ред.) создалась мусульманская община, которая совершенно начисто перекрыла все традиции древнеарабского племенного этноса, делившегося на целый ряд групп, относившихся между собой как нынешние французы к итальянцам или испанцам. То есть совершенно разные этносы.

Этот толчок, который мы зафиксировали здесь в начале VII в., прошел через долину Инда, затем он пошел севернее, через долину реки Брахмапутры, через Южный Тибет, затем через Северный Китай, вот таким образом. (Л. Н. Гумилев показывает по географической карте линию прохождения пассионарного толчка. — Ред.) Даже еще севернее, вот так, через Маньчжурию.

То есть это было примерно на десять градусов севернее, чем тот толчок, хотя он был тоже широтный. И мы его можем вполне четко определить, по (Л. Н. Гумилев показывает по географической карте. — Ред.) — раз (арабы-мусульмане. Центральная Аравия), два (раджпуты, долина Инда), три (боты, Южный Тибет. — Прим. ред.), четыре (китайцы-2, Сев. Китай: Шэньси, Шаньдун. — Ред.) — по четырем точкам.[408]

Пятую точку я предлагаю пока оставить без особого внимания, так как VII век для Южной Маньчжурии и Приморья — это еще не очень ясное и исторически не изученное время. Но нам достаточно этих четырех точек. Итак, что же здесь случилось?

Древние арабы находились в фазе гомеостаза. Хотя у них и сохранились остатки своих старых верований, но они относились к ним сверхиндифферентно.

Бедуины — наиболее консервативная часть населения Аравийского полуострова, они почитали звездных богов. Каждая звезда была для них божеством, а так как звезд простым глазом видно около трех тысяч, то, соответственно, и богов было столько же. И, кроме того, звезды — далеко, и можно их было посчитать, но практически не обращать на них никакого внимания. Так бедуины и поступали, занимаясь пастьбой верблюдов и грабежом караванов.

В каменистой Аравии, вот здесь (Л. Н. Гумилев показывает на географической карте. — Прим. ред.), было большое количество христиан и иудеев. Ну, иудеи не могли распространять свою религию, потому что иудеем надо только родиться, а христиане распространяли свое учение. Но иудеи создавали такую атмосферу, которая помогала распространяться, потому что и там, и там был принцип строгого единобожия. И поэтому учение о едином Боге арабам было не чуждо. Они его знали, но относились к нему тоже довольно равнодушно. Но, в конце концов, при торговых операциях на базаре о вере никто не спрашивал. А там — как хочешь!

Персидские воззрения — учение о двух началах, Ормузде и Аримане, имело развитие в Восточной Аравии в Йемене, где была постоянная война с абиссинцами-христианами, и поэтому предпочитали держаться персидской ориентации. Отсюда арабы узнали о том, что есть Бог и дьявол — сатана, шайтан. Ну, это тоже было всем понятно, потому что все плохое можно было свалить на шайтана. И это всех устраивало, не вызывало никаких эмоций.

Что сделал нового Мухаммед! Догматически — ничего. Ислам, с точки зрения чистой догматики, — это сочетание всех христианских ересей, бытовавших в это время на Ближнем Востоке. Там и учение о том, что Христос — это не Бог, а просто Пророк, но святой человек, через которого Дух Божий говорил, — это все понятно. Полное уважение к Мариам и Исе, как предшественникам Мухаммеда, — это близко к арианству. То, что Бог совершенно един, — это близко к монофизитству. То, что Христос — ниже Бога Отца и надо больше изучать его книги, — это близко к несторианству. В общем, коллизия из всех существовавших течений, отвергнутых Византией, легла в основу мыслей Мухаммеда, который был человек совершенно безграмотный, но исключительно способный: читать не умел, писать — тем более, но запоминал всё, что слышал. И так он создал всеобщую картину мира.

Если говорить с точки зрения теологии, в ней не было ничего нового, но с точки зрения пассионарного настроя, настроя поля, — это было грандиозно! Потому что те, кто входил в мусульманскую общину, — ломал все связи со старым бытом, забывал, к какому племени он принадлежит (конечно, они иногда и вспоминали, но это уже считалось отступлением от ислама). Если он был раб, он немедленно становился свободным, потому что мусульманин не может быть рабом у мусульманина. Грешно держать мусульманина в рабстве, поэтому он освобождался. Эти самые рабы великолепным образом защищали веру ислама.

В общем, настрой был таков, что он дал возможность консолидировать силы арабов и захватить колоссальную территорию от Атлантического океана до Памира. Это было единое настроение.

*

А в Индии, где толчок того же времени захватил долину Инда, этническая и природная ситуации были совершенно иными. Долина Инда — это территория, по климатическим и ландшафтным данным, весьма похожая на нашу Туркмению. То есть пески кругом, пригорки с редкой травой, большая река течет, как у нас Амударья, а тут — Инд. Река мелкая — с перекатами, хотя и очень многоводная; на ней масса островов, намытых из песка. Так что индусы, даже во время английского господства, предпочитали переплывать Инд не на катере (который ходил с одного берега на другой и огибал все острова), а на бурдюке. Правда, в Инде есть крокодилы, но индусы к ним привыкли. Брали с собой длинную палку, и когда крокодил хотел напасть на плывущего индуса, индус палкой бил его по ноздрям, и крокодил сразу убегал. Эта река и окружающая пустыня были своего рода ландшафтным продолжением Средней Азии.

Поэтому в долине Инда осело довольно много племен — иногда вследствие завоеваний, иногда вследствие бегства от противника. Основных племен было три — кушаны, саки и эфталиты. Но, попав на новую территорию, они забыли о своем происхождении и смешались с аборигенами, и различать их от местных жителей было очень трудно. То есть по внешности они совершенно сходились, а различать их можно было только по культам: среднеазиаты предпочитали Солнце в качестве основного божества, а индусы — змея. Но это как-то устроилось — между собой они не спорили.

А в Центрситной Индии, в Донормаде, вот здесь вот (Л. Н. Гумилев показывает по географической карте. — Прим. ред.), включая долину Инда, гораздо ближе, но вот здесь, здесь — была могущественная и культурная империя династии Гупта, очень почитавшая Солнце — Адитью и буддизм. Буддисты были в большом почете в империи Гупта, как и во всех деспотических империях, в деспотических режимах.