Разъясняя сложившееся положение, юноша шагал по заросшей дорожке и теперь подошел к Мередит, остановившись за некрашеной калиткой. Вблизи он оказался старше – молодым человеком лет двадцати пяти, и Мередит удивилась своей ошибке. Он держал на руках кота, почесывая дымчатые ушки. На пальцах какие-то белые полосы, как бы от высохшей глины.

– Неужели действительно разбросает отраву? – озабоченно спросила Мередит и протянула руку, к которой Том высокомерно принюхался, позволив, однако, себя погладить.

Молодой человек нахмурился, оглянулся на соседний коттедж:

– Может. Давно грозится. Наверняка не врет, что у него есть яд. Бог знает что хранится в садовом сарае. Сарай не запирается, и я как-то туда заглянул, отыскивая пропавшего Джерри. Брата Тома. – Он кивнул на кота у себя на руках. – В жизни не видел столько хлама. Я сам не очень аккуратный, – небрежно махнул он рукой на заросший сад, – но сарай Берта, пожалуй, самое безобразное место в деревне. Там такое старье, что, если вскрыть бутылки, одни испарения парализуют любого. Не удивлюсь, если как-нибудь ночью они взорвутся и в случае удачи унесут с собой старика. – Молодой человек усмехнулся, и Мередит улыбнулась в ответ.

– Я остановилась в старом ректории.

Усмешка на губах молодого человека как бы на мгновение застыла. Потом он равнодушно заметил:

– Там живет Ева Оуэнс.

– Да. Я ее двоюродная сестра.

– Правда? – Молодой человек задумчиво посмотрел на нее, и Мередит недовольно почувствовала, что краснеет. Угадала его мысль. Разве такая простушка может быть родственницей красавицы Евы Оуэнс?

– Правда, – услышала она свой слишком резкий ответ и мысленно выругалась.

Он мило извинился.

– Простите, что я вытаращил глаза. Просто немного их знаю. Ну, прекрасная и знаменитая Ева не особенно удостаивает меня вниманием, а с Сарой мы были когда-то добрыми друзьями.

– Вот как? – с любопытством переспросила Мередит. – Я с нетерпением жду встречи с Сарой. Давно ее не видела.

– Тогда увидите, как она изменилась, – небрежно молвил молодой человек. – Меня зовут Филип Лорример. Я гончар. – Объяснились следы глины. – Мастерская с той стороны. Жизнь бедная, но честная. – Филип Лорример саркастически усмехнулся.

– Очень хотелось бы как-нибудь заглянуть, если можно.

– Разумеется, в любое время. – Филип спустил с рук кота, который пошел прочь, задрав хвост, и уселся под дверью на лестнице. К нему подошел другой, почти точно такой же, сел рядом. – До помолвки и переезда в Лондон Сара не раз заходила помочь, – продолжал он.

– Она умеет формовать глину… кажется, так говорится?

– Боже упаси. Из ее рук выходили безумные вещи. А рисунки на керамике удавались. Собственно, она подолгу просиживала со мной рядом. – Он пожал плечами.

– Вы придете на свадьбу?

Филип сморщился.

– Вряд ли. Видом не вышел.

– Как я понимаю, в церкви больше не служат. Нет приходского священника?

– Как такового нет. Есть целая команда пастырей. Заботиться о наших душах едет из города тот, кому по жребию не посчастливилось вытянуть короткую соломинку. Никто не видит особой необходимости в заботе о наших душах, поэтому душеспасители приезжают лишь раз в две недели. По-моему, в списке приоритетов мы стоим следом за осажденными обитателями испоганенных городских высоток.

– В этой деревушке… – медленно проговорила Мередит. – Знаю, я только что приехала… но ни одной души не увидела. Совсем пусто. Здесь есть школа? Никаких признаков не заметно.

Филип отрицательно покачал головой:

– Школы нет. Детей возят в город в автобусе. Старое школьное здание продано, превращено в бункер пенсионеров Локков. – Он помолчал. – Хотя все-таки можно привыкнуть к деревне. Даже к старику Берту. В сущности, он неплохой человек, если к нему привыкнуть. Только мы с вами вряд ли встретимся в «Мышастой корове», особенно если вы остановились у Евы. В той компании шерри пьют.

Филип сказал это с милой улыбкой, но Мередит все равно не понравилось, и особенно не понравилось, что ее поставили на место. Впрочем, в конце концов, очевидной чужачке не пристало критиковать деревню.

– Мне надо вернуться, – сказала она. – Приятно было познакомиться.

– Осмелюсь сказать, мы увидимся, – ответил он. – Если вы не уедете.

Мередит зашагала назад по дороге к ректорию и оглянулась на повороте. Филип Лорример стоял перед дверью на лестнице, наблюдая за ней, и приветливо махнул рукой. Она ему простила язвительный намек на шерри. Сама напросилась. Безусловно, милый юноша… мужчина – сурово поправила себя Мередит. Боже, дурной знак, что такой громоздкий парень кажется тебе мальчиком! Как там говорится? Когда полицейский начинает выглядеть моложе…

Когда Мередит в последний раз видела свою крестницу, Сара была впечатляюще одета в черное с ног до головы – очень короткая юбка, колготки, ботинки до щиколотки с бахромой, какие носили дети на рубеже веков. Длинные волосы вытравлены до ослепительно-золотистых, хорошенькое кругленькое детское личико с высокомерно вздернутым носиком безобразно раскрашено, и все это венчала меховая шапка Советской армии с красной звездой.

– Мерри! – с энтузиазмом воскликнула Сара, обняв ее за шею. – Ох, как я рада опять тебя видеть!

Нельзя не ответить на столь теплое приветствие.

– Привет, дорогая. – Мередит тоже стиснула девушку в объятиях. – Тебя трудно узнать.

Действительно. Перемены к лучшему. Волосы больше не золотистые, а натуральные, светло-каштановые. Макияж далеко не такой густой, фиолетовые тени для глаз совсем исчезли. Лучше всего то, что Сара, по-прежнему несколько эксцентрично одетая, догадалась о существовании других цветов, кроме черного.

– Потрясающе выглядишь, – объявила Мередит. – При нашей последней встрече ты смахивала на Аэндорскую волшебницу[10].

При этом из подсознания почему-то выскочило воспоминание о жуткой находке на воротах. Абсолютно невозможно представить, что кто-то желает зла этой радостной непосредственной девочке. Тем не менее кто-то желает. Или у какого-нибудь дурака извращенное чувство юмора. И такое нередко случается.

Джонатан Лейзенби, на которого Мередит очень хотелось взглянуть, оказался щеголеватым молодым человеком лет двадцати пяти, сияющим, как только что отчеканенная монетка. Он был бледен, как истинный горожанин, и за ухоженной внешностью, дорогой одеждой Мередит разглядела определенную осторожность, порожденную жизненным опытом. Возможно, он не с самой верхней ступеньки, но с неуклонным стремлением влезть на нее. Говорит громко, весело, пристально следя при этом за всеми. Когда Сара представила их друг другу, уверенно шагнул вперед, пожал руку с агрессивной твердостью. Мередит высвободила стиснутые пальцы и выдавила улыбку. Сара, прыгая вокруг них, как счастливый щенок, объявила:

– Мне всегда страшно хотелось быть такой, как Мерри. Разъезжать по свету, видеть всякие замечательные места, знакомиться с людьми. Она везде бывала!

– Не везде, – возразила Мередит. – Всего в нескольких странах. Не знаю, стоит ли следовать моему примеру, Сара.

– Сара сказала «хотелось», – быстро вставил Лейзенби. – С тех пор она несколько повзрослела. – И, чуть помедлив, добавил: – Я имею в виду, больше не страдает от школьных увлечений.

– Правда? – тихо переспросила Мередит.

Но он уже отвлекся, видно заметив крупного неопрятного мужчину, который подошел к ним расхлябанной походкой и остановился, моргая, отчего Мередит предположила, что очки он носит только на работе, не желая признаться, что в них постоянно нуждается. Лейзенби рванулся вперед, протянув руку с присущей ему уверенностью.

– Ах, Рассел! – радушно поприветствовал он мужчину.

Интересно, задумалась Мередит, учат ли в какой-нибудь бизнес-школе птиц высокого полета производить таким образом впечатление на новых знакомых? Рассел ответил на приветствие без особого энтузиазма. Отвесил краткий кивок, обратился к хозяйке: